Православие и корейцы

Единовременно с утверждением штата выдана была сумма на устройство и обзаведение зданий, а также собрана некая сумма от доброхотных даятелей; в общем, та и другая составили 33 152 руб. 20 коп. Само собой разумеется, что при таких скромных ресурсах нельзя было рассчитывать на сооружение приличного постоянного храма, на что пошло бы, по крайней мере, 30–40 тыс. руб. Поэтому мысль о постройке церкви с первого же раза была отложена на неопределенное время и выстроено было лишь то, чего требовала в данном случае самая насущная необходимость.

В административном отношении Миссия подчинена была сначала петербургскому Митрополиту (с 1897 по 1908 г.), а затем Владивостокскому Архиепископу (с 1908 по 1923 г.)[12 - Указ Св. Синода от 27 окт. 1908 г. за № 13.564; указ Временного Высшего Церковного Управления в Омске от 19 июня – 2 июля 1919 г. за № 1303.] и, наконец, с 1923 г. поступила под руководство Японского Архипастыря[13 - Указ Российского Священного Синода в Москве от 4-17 ноября 1921 г. за № 1571; указ Временного Архиерейского Синода Российской Православной церкви за границей (Сремски Карловицы) от 3-16 дек. 1922 г. за № 69.], в ведении которого и находится в настоящее время[14 - Архипастыри, в ведении которых находилась Миссия, следующие: 1) Петербургские – Митрополит Палладий (Раев) t1898 г., Митрополит Антоний (Вадковский) ?1912 г.; 2) Владивостокские – Архиепископ Евсевий (Никольский) до 1920 г.,(?в сане Митрополита Крутицкого 18 января 1922 г.), Епископ Михаил (Богданов) до 1923 г. (f9 июля 1925 г.); 3) Японские – Архиепископ Сергий (Тихомиров), с 1923 г.].

Первый состав Миссии во главе с Архимандритом Амвросием

В первый состав Миссии вошли Архимандрит Амвросий[15 - О. Амвросий – в миру Василий Иванович Гудко, родился в посаде Пышовцах Люблинской губ., от родителей униатов в 1867 г., в 1875 г. он вместе с родителями присоединился к Православной Церкви; учился в Холмской Духовной Семинарии и Петербургской Духовной Академии, первую окончил со званием студента, вторую со степенью кандидата богословия в 1893 г., в 1892 г., будучи студентом Академии, принял монашество и затем посвящен в сан иеродиакона и иеромонаха; с 1893 по 1897 г. занимал должность заведующего миссионерским катехизаторским училищем в Бийске на Алтае; в 1897 г. получил назначение в Корею с возведением в сан Архимандрита.], иеродиакон Николай (Алексеев)[16 - О. Николай – сын штабс-капитана Двинского полка; родился в 1869 г., учился в первых четырех классах классической гимназии в Петербурге; поступил в число послушников в один из монастырей Петербургской епархии; в 1897 г. командирован в Корею с пострижением в монашество и посвящением в сан иеродиакона.] и псаломщик А. В. Красин[17 - Биографических данных А. В. Красина не имеется.]. Означенные лица, получив назначение и заручившись всем необходимым для богослужения на чужбине, в начале 1898 г. отбыли к месту нового служения.

Ехали они с большими надеждами на «доброе будущее», пылая жаром ревности к просвещению язычников. Но, к несчастью, как раз к этому времени обстоятельства сложились так, что миссионеры, не успев достигнуть границ «земли обетованной», принуждены были в конце дороги остановиться и здесь сидеть у моря и ждать погоды в буквальном смысле этого слова.

Дело обстояло так: русский престиж, поднимавшийся до сего времени в Корее с неимоверною быстротою, вдруг стал с такою же поспешностью опускаться вниз, и вместо влияния русского в стране стало расти влияние японское[18 - Корея в то время была независимым государством, но крайне бедным слабым, искавшим поддержки со стороны других держав.]. Вследствие такой политической пертурбации, столь неожиданно происшедшей, когда власти корейские настроены были уже не в пользу русских, нашим путникам сразу был прегражден дальнейший путь.

В ожидании благих результатов от начавшейся переписки по данному случаю между Петербургом и Сеулом миссионеры временно приютились во Владивостоке, а потом, чтобы не тратить времени напрасно, перекочевали в Новокиевск[19 - Военный поселок Приморской Области, до 5000 жит.; находится в шести часах морского и в двух часах сухопутного пути на юг от Владивостока, вблизи корейской границы.], где и занялись изучением корейского языка среди местных старожилов корейцев (уссурийских), владеющих своею корейской и русской грамотой[20 - Корейцы, так называемые «уссурийские» (общее название корейцев, проживающих в Приморской области), – выходцы из соседней Кореи 60-х годов XIX столетия; русско-подданные, в большинстве православного вероисповедания, населяют прибрежные долины р. Уссури и преимущественно морское прибрежье Посьетского района, граничащего с Кореей. Последний, заключает в себе 2 волости; Админскую и Янчихэнскую и 7 православных приходов: Барабашский, Седиминский, Адиминский (Славянка), Тизинхэнский, Краббэнский (Посьет), Янчихэнский (Новокиевск) и Зареченский. Жителей всего в районе насчитывается в настоящее время вместе с русскими, проживающими в Новокиевске и Славянке, до 10–12 тыс. человек того и другого пола.].

Проживая в Новокиевске, отец Амвросий иногда служил в одной из полковых церквей поселка[21 - В Новокиевске при двух полках и нескольких батареях, квартировавших в то время, находились две полковые церкви с принтами из военного ведомства.] и здесь, пользуясь свободой слова, произносил громоподобные проповеди (на что он был большой мастер) с жаром ревности древнего пророка. В проповедях своих он обычно не щадил никого и ничего, бичевал всех, кто попадался ему на зубок, не исключая даже сильных мира сего. Особенно доставалось офицерам и чинам военного ведомства за их якобы беспечную и разгульную жизнь, позорящую, по его словам доброе русское имя среди инородцев окраины.

Военные со своей стороны не оставались в долгу. Они тут же стали строчить донос за доносом на «строптивого» архимандрита и отправлять, кому следует. В результате этой неравной борьбы, к общей радости доносчиков, «грозный ратоборец», не увидав «жребия» своего нового служения, отозван был обратно в Петербург, где и получил новое назначение. Этим, собственно, и закончилась его миссия в Корее[22 - В последствии о. Амвросий, будучи в сане Епископа, находился на покое в Свияжском Успенском монастыре, Казанской епархии, где, по слухам, принял мученическую кончину от разбушевавшейся, разнузданной революционной толпы, подуськанной злонамеренными людьми в 1917–1918 гг.].

С отъездом о. Амвросия вскоре также отбыл псаломщик А. В. Красин, променявший миссионерскую службу на службу банковского «дельца», и из трехчисленного состава миссии остался только иеродиакон Николай. Последний решил, во что бы то ни стало, ожидать благих результатов и, нужно сказать, в ожиданиях своих не ошибся. Действительно ему скоро пришло разрешение от Корейского Правительства на беспрепятственный въезд в Корею. Можно себе представить с какой радостью он принял это известие, после двухлетнего томления в невзрачном пустынном Новокиевске, где кроме солдат и лагерей военных, никого и ничего не было.

Рассказывают, что когда о. Николай получил это разрешение, то он на радостях купил себе ослика, чтобы отправиться на нем сухим путем в Сеул. «Злые языки», подсмеиваясь, говорили:»Наш отец Николай хочет совершить торжественный въезд в Чосонскую столицу наподобие библейского Пророка встречаемого множеством народа и восклицаниями: «айгу, айгу, араса, сарамие!»[23 - В переводе на русский язык: «ого-ого» или «ай, ай, русский человек!»] Действительно история с осликом не лишена была своего рода комизма. Прежде чем оставить Новокиевск, о. Николай решил сделать прощальные визиты своим знакомым корейцам в соседнем селении Янчихэ, находящемся от Новокиевска в 2–3 верстах. Для большей эффектности он воссел на «осляти» и в сопровождении уличных мальчиков, глазевших на «коня» и «всадника», начал торжественное шествие. Нужно было переехать речку, отделявшую поселок от селения. В сухое время года речка представляет собой не что иное, как ничтожный ручеек, через который можно перепрыгнуть, а в дождливое время она разливается на 20–30 сажен и делается довольно глубокой, хотя местами все же можно переехать ее вброд, если только конь мощный, и может противостоять быстроте течения реки. Как раз в это время был полный разлив речки, бушевавшей, бур лившей и с шумом несшейся в море. О. Николай, несмотря на все угрозы рассвирепевшей стихии, самым мирным образом погрузился в пенящиеся воды на своем импровизированном коне, надеясь, что доброе животное вывезет его благополучно на противоположный берег. Ослик шел сначала ничего, ровно, спокойно, без всяких капризов. Но вдруг, дойдя до середины, остановился как вкопанный. Всадник, считая, что животное испугалось, стал его гладить, ласкать, упрашивать: «миленький, хорошенький!» и т. д., но осел не двигался. Тогда на голову упрямца посыпались пинки, щелчки и нелестные эпитеты, но тот продолжал стоять на своем. Между тем прошло 10–15 минут обоюдного испытания характеров «словесного» и «бессловесного», но ни тот, ни другой не сдавались друг другу. Собралась, между прочим, досужая публика, охочая до всяких зрелищ, посмотреть на это даровое представление. Посыпались шутки, прибаутки и всякого рода остроты в адрес «коня» и «всадника», но осел не обратил на это внимания. Седоку ничего не оставалось делать, как сойти с упрямого «коня» и погрузиться по пояс в холодный поток. Лишь только он это проделал, как осел при неистовом хохоте собравшейся толпы двинулся самым спокойным образом в дальнейший путь. Седок, проклиная осла, по пояс в воде шествовал за ним. Однако упрямство не прошло даром ослу. Разгневанный хозяин не замедлил сбыть его в другие руки и направился в Корею морским путем на пароходе.

Эпизод этот сам по себе, конечно, ни о чем не говорит, но он характеризует легкость нрава о. Николая, отличавшегося своими «детскими» причудами, часто вредившими ему по службе.

Распрощавшись с Новокиевском и забрав весь свой скарб и церковное имущество, привезенное из Петербурга, о. Николай в половине 1899 г. благополучно достиг Сеула[24 - Сеул – главный город Кореи, стоит на реке Ханган, в провинции, так называемой Кеннгидо; до 1910 г. – резиденция Корейского императора, после – Японского Генерал-Губернатора; жителей по статистическим данным за 1924 г. насчитывал 297 465, из них; корейцев 215 960, японцев 77 587, иностранцев (преимущественно китайцев) 3 918 чел. обоего пола; находится в центре узла железнодорожных линий, прорезывающих полуостров по всем направлениям и связан с южно-маньчжурской линией; в городе имеется трамвай, проходящий по всем главным улицам, телеграф, телефон, электрическое освещение, водопровод и др. современные культурные усовершенствования; есть музеи, парки, зоологический и ботанический сады. Из иностранных учреждений в Сеуле имеются четыре генеральных Консульства: Американское, Английское, Китайское, Советское (бывшее Российское), одно вице-Консульство – Французское и до девяти духовных Миссий.]. В Сеуле в то время не было ни места, ни пристанища, где бы мог он остановиться, поэтому, в ожидании будущего начальника Миссии, ему пришлось временно приютиться при нашей Дипломатической Миссии в доме г-на Поверенного в Делах.

Итак, о. Николай первый из русских православных миссионеров вступил на корейскую землю, первый познакомился с бытом, нравами и обычаями страны и народа, первый, если можно так выразиться, положил молитвенное начало основанию будущей Миссии.

Второй состав Миссии во главе с архимандритом Хрисанфом (Щетковским)

Вместо о. Амвросия на вакантную должность начальника Миссии назначен был архимандрит Хрисанф[25 - О. Хрисанф – сын диакона Донской епархии; родился в 1869 г., учился в местной Духовной Семинарии, курс которой окончил в 1890 г., в том же году посвящен в священники; в 1894 г., лишившись жены, поступил в число студентов Казанской Духовной Академии; в 1898 г. принял монашество; в 1899 г. окончил курс наук в названной Академии со степенью кандидата богословия; в том же 1899 г. получил назначение в Корею с возведением в сан Архимандрита.] и при нем псаломщиком, друг его и однокашник Иона Левченко[26 - Псаломщик Иона Левченко – сын мещанина г. Александровск-Грушевка, области Войска Донского; родился в 1868 г., учился в местной Духовной Семинарии, курс которой окончил со званием студента в 1890 г.; прошел миссионерские курсы при казанской Духовной Академии по монгольскому отделу в 1891 – 1892 гг.; с 1892 по 1899 г. занимал должность учителя и псаломщика в одной из церквей родной Епархии; в 1899 г. назначен на ту же должность псаломщика в Православную Духовную Миссию в Корее.]. Посланные без всякой задержки со «стороны корейских властей благополучно достигли Сеула. Прибыли они в первых числах января 1990 г. Помещений для их проживания не было, поэтому им пришлось разместиться, кто как мог, как умел, на частных квартирах.

С прибытием миссионеров, им предстояла неотложная работа по устройству церкви, конечно временной, где они могли бы совершать богослужения, тем более что русские, проживающие в то время в Корее, в течение нескольких лет находились без пищи духовной, следовательно, изголодались по таковой, настойчиво требовали ее. Этот голод нужно было скорее удовлетворить, т. е. насытить всех: кто алкал – накормить, кто жаждал – напоить. Действительно, с этой стороны они достигли того, что и храм появился, и богослужение началось в самом непродолжительном времени.

Устройство церкви при дипломатической миссии в Сеуле

Церковь в разобранном виде (походная) была доставлена о. Николаем, иконостас же для нее и иконы пришли морским путем, через Одессу. Теперь и то и другое требовалось собрать, привести в должный порядок, расставить в удобном для богослужения помещении, но помещения, к сожалению, не оказалось. Миссионеры были в большом затруднении. На выручку к ним пришел наш Поверенный в Делах А. И. Павлов[27 - Русские дипломатические агенты в Корее со времени учреждения русского представительства в стране, т. е. с 1886 по 1902 г., именовались Поверенными в Делах; с 1902 по 1904 г. – Посланниками (один Посланник) и после перерыва дипломатических отношений с Японией во время русско-японской войны (19041905 гг.) – Генеральными Консулами. Первым по времени Поверенным в Делах был К. И. Вебер (1886–1897); вторым – А. П. Шпейер (служил всего несколько месяцев); третьим – Н. Г. Матюнин (1898–1899 гг.), четвертым – камергер двора Е.И.В. д. ст. советник А.И.Павлов (сначала, в 1899–1902 гг. подобно своим предшественникам, Поверенный в Делах, затем, в 1902–1904 гг., – Посланник и Полномочный Министр при Корейском Дворе); пятым – Генеральный Консул, камергер Двора Е.И.В. д. ст. советник Г. А. Плансон (1906–1908 гг.); шестым – д. ст. советник А. С. Сомов (1908–1911 гг.); седьмым – д. ст. советник Я. Я. Лютш (1911–1921 гг.); восьмым – в качестве управляющего Генеральным Консульством – М. Ф. Гефтлер (1921 – 1925 гг.). Таким образом, русское дипломатическое представительство в Корее насчитывало в 1925 г. 39 лет своего существования.В ведении Российского Генерального Консульства находились вице-Консульства в Сейсине, (Чонжин), Фузане, Гензане и Чемульпо. Последнее функционировало только до 1911 г.: закрыто за неимением в названном городе русских интересов. Вице-Консульства в других местах функционировали: в Сейсине с 1911 по 1923 г., Фузане с 1903 по 1923 г., Гензане с 1906 по 1922 г. Вице-Консулами были: А. С. Троицкий в Сейсине (все время существования Консульства), в Фузане – Ф. И. Васильев с 1906 по 1912 г. и В. А. Скородумов с 1912 по 1923 г. в Гензане – Н. Н. Бирюков с 1906 по 1915 г. и Х. Я. Зеллис с 1915 по 1922 г. Все вышеозначенные Вице-Консулы во главе с Генеральным Консулом подчинялись Российскому Посольству в Токио. В 1925 г. национальное русское дипломатическое представительство закончило свое существование в Корее и перешло в руки интернационального советовластия СССР.]. Последний, узнав, в чем дело, с любезностью доброго русского барина прежних времен предложил им одну из лучших комнат своей квартиры (гостиную, вмещавшую до 60 человек молящихся) для этой святой цели. Миссионеры с радостью приняли предложение милого хозяина и тут же, не откладывая дела в долгий ящик, приступили к установке иконостаса и др. необходимых для богослужения частей храма. Через одну – две недели церковь была уже оборудована и приготовлена к освящению.

Освящение состоялось в один из ближайших воскресных дней после окончания работы, а именно: 17 февраля 1900 г. в день памяти св. Мученика Феодора Тирона. Чин освящения совершал о. Хрисанф с причтом, в торжественной в данном случае обстановке, при пении матросов с канонерской лодки «Отважный», прибывших специально из Чемульпо на это исключительное для Кореи торжество. На освящении, кроме русской колонии во главе с г-ном Павловым, присутствовали чины Корейского двора, представители Дипломатического Корпуса, печати и другие лица. Вновь освященная церковь посвящена памяти св. Чудотворца Николая (6 декабря), небесного патрона государя Императора Николая II.

Нужно отметить, что покойный государь очень сочувственно относился к делу основания Миссии в Корее, поэтому вполне естественно освящение церкви во имя св. Николая.

На следующий день после освящения местные газеты оповестили жителей страны о состоявшемся русском торжестве и первом православном богослужении в Сеуле, причем поместили прочувствованные статьи по адресу русской церкви вообще и ее древнего православия в частности.

Итак, актом освящения церкви было положено начало основания Миссии и миссионерской деятельности в стране. Отсюда самый день 17 февраля 1900 г. стал для Миссии днем историческим, днем святым, днем благословения Божия на все труды в будущем.

Архимандрит Хрисанф как проповедник

Первой проповедью архимандрита Хрисанфа стало выступление со словом Божиим перед русско-поддаными корейцами, проживающими временно в Сеуле, в числе 30 человек. Корейцы эти состояли переводчиками у русских офицеров и др. чинов, находившихся на службе у корейского Правительства. С утратой русского влияния в стране, когда военные инструкторы и пр. служилые люди отозваны были обратно в Россию, переводчики их остались не у дел, почти без всяких средств к существованию. Среди этих-то заброшенных судьбою корейцев, лишенных насущного куска хлеба, и начал вести свою проповедь вновь прибывший миссионер.

Переводчики еще раньше, как только узнали о приезде о. Хрисанфа, сочли нужным явиться к нему, поздравить его с благополучным прибытием. О. Хрисанф со свойственным ему радушием принял их, обласкал и из расспросов узнал, что все они православные, где-то когда-то крестились, но, живя заграницей среди язычников, забыли все, чему их учили перед крещением, не помнили даже имен своих христианских, не говоря уже о вопросах веры.

О. Хрисанф стал, не теряя времени, обучать вере и нравственности этих людей, ведя с ними беседы на духовнорелигиозные темы; причем оделил всех крестиками, иконками, грамотным роздал по Евангелию и молитвеннику, снабдил брошюрами религиозно-нравственного содержания и т. д. В результате добился того, что все они на одной из ближайших недель Великого поста благоговейно поговели, чистосердечно покаялись и сподобились причаститься Св. Христовых Таин, причем дали зарок исправиться и начать жить по Христовым заповедям.

После пищи духовной нужно было позаботиться ему также о пище телесной этих брошенных на произвол судьбы людей, не имевших ни заработка, ни пропитания. Заботясь о том, чтобы избавить их от вопиющей нужды, он предложил некоторым из них быть у него переводчиками и учителями в школе, которая должна была вскоре открыться.

Укрепив ближайшую свою паству пищею духовною и телесною, о. Хрисанф перенес поле деятельности в среду язычников.

Язычники еще раньше, с самого приезда русского «Тэсинбу»[28 - «Великий синбу», т. е. великий отец, – название Архимандрита в отличие от простого священника «синбу» (отец).], заинтересовались его личностью и всячески старались познакомиться с ним поближе. Они стали осаждать его квартиру и расспрашивать: кто он, что намерен делать, каковы его вера и учение и т. д. О. Хрисанф удовлетворял насколько возможно интерес каждого, причем сам со своей стороны старался лучше узнавать внутреннюю сторону их жизни, особенно жизни духовной. Когда посетителей собиралось более или менее значительное количество, тогда он от обычных общежитейских разговоров переходил к собеседованию по вопросам веры и жизни христианской. Беседы часто затягивались за полночь, что было делом далеко не легким для одного человека, тем более что собеседники являлись, чуть ли не каждый день, причем просиживали у батюшки целыми часами. Чтобы облегчить свой труд, он решил разделить его между всеми членами причта так, чтобы каждый имел свой день, свою очередь: но и в этом случае о. Хрисанфу как старшему среди своих сослуживцев приходилось заниматься с посетителями больше, чем другим членам Миссии.

Сначала на собеседования приходили только мужчины, потом выразили желание бывать на таковых и женщины. Но здесь пришлось встретиться с вековыми предрассудками страны, препятствовавшими женщинам появляться в обществе мужчин, как равно и мужчинам в обществе женщин. Женщина по корейским понятиям есть низшее, недостойное мужского содружества существо: она не может ни сидеть вместе, ни идти, ни вступать в разговоры с мужчиной, особенно посторонним. Все это было бы с ее стороны верхом неприличия. Ее роль в доме, роль скромной хозяйки-труженицы, занятой с утра до вечера домашним очагом, хотя временами корейская женщина так же, как и всякая другая, может высказывать свое собственное мнение, даже прикрикнуть на мужа, если он ведет себя недостойно по отношению к своей семье. В виду такой обособленности полов пришлось устраивать отдельные собеседования: одни – для мужчин, другие – для женщин. Но и в этом случае женщины все же шли как-то неохотно к мужчине-проповеднику[29 - За последние 6–7 лет обособленность полов среди корейцев стала менее заметной, особенно в городах; теперь не редкость увидеть корейца, идущего с женой, даже с посторонней женщиной, по улицам города.].

Впрочем, религиозный пыл корейцев скоро остыл, любознательность пропала, и сама аудитория проповедника опустела. Однако о. Хрисанф все же не терял надежды на приобретение прозелитов, старался привлечь их к себе и привести в лоно церкви Христовой; но, к сожалению, другие дела, не терпевшие отлагательства, воспрепятствовали ему в этом деле, и он волею-неволею принужден был оставить его до поры до времени.

Попытка перевода богослужебных книг с русского на корейский язык

Среди трудов благовестничества о. Хрисанф предпринял другие, не менее важные по переводу богослужения с русского на корейский. Он исполнял их при помощи тех же русско-подданных корейцев-переводчиков, поступивших к нему на службу.

О трудах этих он писал в одном из своих донесений в Св. Синод следующее: «При переводах своих руководился таким образом: славянский текст молитв переводил предварительно на русский язык, слова последнего тщательно объяснял сотрудникам и в отдельности и в связи с последующими. Когда текст молитв становился для них более или менее ясным, тогда буквально переводил его на туземный язык. Затем при помощи англо-русско-французских словарей проверяли каждое слово. Наконец, как русский, так и корейский текст молитвы читал тем из переводчиков, которые не участвовали в переводе данной молитвы. Выслушав последних, тут же делал исправления в тексте молитв, заменял некоторые слова понятными и употребительными выражениями. Таким способом перевел начальные молитвы, краткий молитвослов, Символ Веры и 10 заповедей закона Божия[30 - Архив Духовной Миссии.]. Скоро, однако, такой кропотливый труд был признан непригодным из-за обилия погрешностей в тексте. Тогда о. Хрисанф задумал прибегнуть к другому способу переводов, более облегченному.

Зная, что более или менее образованные корейцы понимают китайскую письменность (иероглифы)[31 - Иероглифы – письменные знаки (по-корейски – хан-мун), заменяющие собою азбучную или слоговую письменность у восточных народов как-то: китайцев, корейцев, японцев. Начертанием своим они выражают не звуки, как у нас буквы, а целые понятия или комбинацию понятий. Китайцы произносят эти понятия по-китайски, корейцы – по-корейски, японцы – по-японски, но смысл и значение их почти один и тот же. Поэтому неудивительно, что всякий грамотный кореец, не владеющий ни китайским, ни японским разговорными языками, но знающий иероглифы, легко может объясниться посредством них письменно с любым грамотным китайцем или японцем, и те его поймут. Отсюда ясно, что иероглифная система является своего рода ключом для трех вышеозначенных народностей и представляет собой самый лучший способ при сношениях.], и могут помочь ему в переводах с китайского, он обратился к начальнику Пекинской Духовной Миссии Архимандриту Иннокентию (Фигуровскому)[32 - Ныне Архиепископ Пекинский.] с просьбою выслать ему вероучительные и нравоучительные книги на китайском языке, с которых он мог бы сделать интересовавшие его переводы. О. Иннокентий охотно согласился исполнить просьбу почтенного Архимандрита и выслал ему по одному экземпляру всех имевшихся у него под рукой книг.

С получением книг дело перевода упростилось. Теперь оставалось только расшифровывать написанное. Приступили было к работе, но, к несчастью, это так же, как и первое не было исполнено. Причина была в том, что вскоре по получении книг о. Хрисанфом в Пекине вспыхнуло неожиданно в июне 1900 г. грандиозное по размерам и жестокости народное восстание, известное под названием боксерского, когда рассвирепевшие мятежники предавали огню и мечу все чужое, иноземное и в том числе христианские миссии. Больше всех пострадали русская православная[33 - Пекинская Духовная Миссия существует с 1713 г., т. е. больше двух столетий (212 лет).]. О. Иннокентий, лишившись всего имущества и главным образом очень ценной миссийской библиотеки, принужден был затребовать книги из Сеула обратно в Пекин, с тем, чтобы снять с них копии. Вот что он написал по этому поводу в своем письме на имя о. Хрисанфа от 17 августа 1900 г.: «Наша осада окончилась, все мы остались живы. Миссию свою я перевел в кумирню Юн-ха-чунь. От прежней осталась одна груда мусора. Все вещи и книги сгорели. Я очень рад, что успел по Вашей просьбе по одному экземпляру всех наших переводов переслать Вам. Теперь думаю снять с них копии и некоторые книги издать вновь. Поэтому покорнейше прошу выслать их мне вновь, обещаюсь вскоре возвратить обратно»[34 - Выдержки из письма Архимандрита Иннокентия (Церковные ведомости. 1901, № 17. с. 604).].

Итак, вышеозначенным событием неожиданно случившимся, уничтожившим многолетние труды пекинских миссионеров[35 - Из числа русских миссионеров в Пекине, насколько известно, прославились своей ученостью по китаеведению следующие лица: Архим. Иакинф (Бичуринц 1853 г.; иером. Аввакум (Честной) в 1830–1841 гг.; Архим. Палладий (Кафаров), 1878 г.; архим. Гурий (Карпов), впоследствии Еписк. Таврический, 1882 г.; иером. Исаия (Поликин), 1871; Архим. Флавиан (Городецкий), впоследствии Митрополит Киевский, 1915 г.; иеромонах Николай (Адоратский), впоследствии Еп. Оренбургский, 1896 г.; иеромонах Алексий (Виноградов) в 1881–1898 гг. и др.Из этого общего перечня миссионеров-китаеведов оставили после себя громкое имя Архимандриты Иакинф, Палладий и Гурий. К трудам первого принадлежат: 1) Статистическое описание Китайской Империи; 2) Описание монет Китая; 3) Записки о Монголии; 4) История первых четырех ханов из Чингизова дома; 5) Описание Пекина; 6) Китай, его жители, нравы, обычаи и просвещение; 7) Описание религии ученых китайцев; 8) Китайская грамматика и пр. К трудам второго миссионера-китаеведа принадлежат следующие: 1) Жизнеописание Будды; 2) Исторические очерки буддизма; 3) Старинное монгольское сказание о Чингизхане; 4) Старинные следы христианства в Китае; 5) Китайско-русский словарь и пр. Трудами третьего миссионера-китаеведа являются переводные произведения с русского языка на китайский: 1) Новый завет, 2) Псалтирь, 3) Требник, 4) Служебник, 5) Пространный Катехизис, 6) Священная История Ветхого Завета и пр. (Краткая История Русской Православной Миссии. Пекин, 1916).], о. Хрисанф снова был поставлен в положение человека, потерявшего свой плуг. В дальнейшем, при всем своем желании, он не в состоянии был продолжать намеченную работу, так как к тому времени подоспели уже другие дела, не ждавшие отлагательства[36 - Впоследствии часть первоначальных переводов о. Хрисанфа исправлена была Архим. Павлом, часть сложена в миссийский архив за непригодностью к исправлению.].

Открытие первой школы при Миссии

Хорошо организованная школа, как известно, является одним из лучших проводников религиозно-нравственного просвещения в народе, особенно школа церковная, миссионерская, обращающая усиленное внимание на дух воспитания юношества. О. Хрисанф, сознавая значение просвещения вообще и христианского в частности, не замедлил открыть школу для детей корейцев в первый же год своего пребывания в Сеуле, а именно 15 октября 1900 г.

Школа помещалась сначала в наемном доме, а потом, с постройкой миссионерских зданий, переехала в отведенное ей помещение. Содержание для школы осуществлялось в первые два года за счет личных средств о. Хрисанфа, затем были отпущены некоторые суммы, но в очень ограниченном количестве.

При школе был открыт пансион для двух-трех мальчиков-сирот, которые содержались за счет о. Хрисанфа; остальные ученики были приходящие, ничего не получавшие от Миссии, кроме учебников и письменных принадлежностей.

В программу обучения входили предметы элементарной грамотности, и в том числе корейский и русский языки. Изучение последнего проходило вяло, ибо русский язык утратил к тому времени свое значение в стране.

Количество учеников в первый учебный год было 12, во второй – 10, в третий и четвертый – по 8 человек. Причина уменьшения учащихся – недостаток средств, как о сем свидетельствовал сам о. Хрисанф в одном из своих донесений в Св. Синод, но нам известно, что она крылась не столько в недостатке средств, сколько в неподготовленности учительского персонала из числа корейцев, не сумевших поставить дело правильно и тем заинтересовать своих маленьких учеников. Во всяком случае, школа вскоре стала хиреть, и с началом русско-японской войны была закрыта до другого более благополучного времени.

Сооружение миссийских зданий в 1901–1902 гг.

Среди разнообразных форм миссионерской деятельности о. Хрисанфу пришлось предпринять другие более сложные труды, требовавшие особенного внимания, в частности труд по сооружению миссийских зданий, где можно было бы вести миссионерское дело.

Земельный участок для этой цели приобретен был еще раньше, в 1898 г. через посредство нашего Поверенного в Делах Н. Г. Матюнина, купившего у разных владельцев земли частями, прилегавшими одна к другой. Большая часть земли принадлежала местной французской католической Миссии, меньшая – частным лицам. Земля как тех, так и других владельцев равнялась 1231 кв. цубо[37 - 1 кв. цубо – 6 с половиной аршин. 1231 кв. цубо – около одной трети десятины.], за первую часть уплачено было 10654, за вторую – 821, а всего 11475 мексиканских долларов[38 - Цена более чем высокая по тому времени. Ныне по частной сделке с покупателями она не превзойдет 100 иен за цубо со всеми к ней пристройками.].

Покупка земли произведена у французских католиков под предлогом для надобностей русско-корейского банка, функционировавшего в то время в Сеуле, иначе последователи «непогрешимого Рима» не согласились бы продать свое достояние «схизматикам», особенно, если бы узнали, что она предназначается для Православной Миссии. Когда же католики об этом узнали, они стали метать «гром» и «молнию» на покупателей и комиссионеров, устроивших сделку, но было уже поздно, дело сделано, купля совершилась. Главное лицо по продаже земли еп. Мютель, до ныне здравствующий, никак не может себе простить этой оплошности, он до сих пор со вздохом вспоминает про лета давно минувшие и бранит себя за доверчивость к русским. «Одни только русские, – говорит он, – могли меня так провести, и, кажется, никто более».

Первоначальная история означенного участка земли по- своему интересна. Дело обстояло так.

Корейский король[39 - Сын принца Регента (Правителя Кореи) Тэ-вон-гуна, известного своей жестокостью по отношению к христианам; родился в 1852 г.; вступил на королевский престол в 1864 г.; в 1872 г. объявив себя совершеннолетним правителем страны, прекратил гонения на христиан, признав христианство «терпимым»; в 1895 г. в соответствии с Симоносекским трактатом, объявил себя независимым королем Кореи; в том же 1895 г., спасаясь от преследований японцев, бежал в соседнюю с дворцом Русскую Дипломатическую Миссию, где прожил под охраной русского флага до 1897 г.; в 1905 г. снова подпал под иноземный протекторат, на этот раз японский; в 1907 г., по настоянию тех же японцев, отрекся от престола в пользу своего старшего сына, наследного принца, Сэджа Ли-Ку; в 1919 г. 22 января, нося уже титул (после аннексии Кореи японцами в 1910 г.) принца Ли Старшего, мирно скончался в собственном дворце (Ток-су-гунь) в Сеуле, где проживал последние дни своей жизни безвыездно; погребен в Янчжунской провинции в местности, называемой Кым-гок, в 25 верстах от Сеула. Покойный король, по свидетельству близких к нему лиц, питал добрые чувства к России и считался большим русофилом.] Ли-хи Сюган Тхэ-хан-дэ, в то время царствовавший, желая выразить особенное расположение к Русскому Царю, задумал преподнести ему в дар участок земли для будущей, еще проектировавшейся тогда Духовной Миссии в размере 600 кв. сажень, смежный с нашей Дипломатической Миссией, т. е. тот самый, на котором находится ныне Православная Миссия. Он был облюбован заранее русскими для этой цели, но последние почему-то медлили с его покупкой. Корейский король купил его, или, вернее, передал деньги на его покупку (12000 мекс. долларов), у местного французского епископа Мютеля и др. частных лиц (домовладельцев-корейцев). Передавая дар, царственный повелитель снабдил его соответствующей грамотой с приложением своей печати. Текст грамоты приводим в переводе с корейского на русский язык буквально, как он есть: «Я (Король) купил участок земли, принадлежащий корейцам и французам, специально для того, чтобы одолжить его в пользование господину Императорскому Российскому Поверенному в Делах в Сеуле г. Шпейер для постройки потребных Российскому Правительству в Сеуле зданий.