Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Православие и корейцы

Год написания книги
2013
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Как ни трудно было исполнить предложенное переложение, но все же удалось справиться с ним, т. е. удалось сохранить за корейским текстом песнопения возможную близость к русским композициям. Правда, в некоторых переложениях встречаются отступления от общепринятых музыкальных правил, в виду той же растянутости корейской речи, но они не столь существенны, и таким образом общий музыкальный строй ничуть этим не искажается, наоборот, как бы восполняется.

Материалом для переложений служили композиции Бортнянского, Ломакина, Виноградова, Бахметьева, свящ. Круглова, свящ. Аллеманова, Соловьева, а также напевы московский, киевский и др.

Вот краткий перечень сделанных переложений:

1) Всенощное бдение;

2) Литургия св. Иоанна Златоуста;

3) Ирмосы на воскресные и праздничные дни;

4) Стихиры, тропари и кондаки на воскресные и праздничные дни;

5) Херувимская песнь, «Милость мира» и «Достойно есть» в числе нескольких номеров, по музыке разных композиторов.

6) «Хвалите имя Господне», «Слава в вышних Богу», «Величит душа моя Господа» в числе нескольких номеров, по музыке разных композиторов.

7) Служба на Рождество Христово, Богоявление Господне, Св. Пасху и пр.

Все вышеозначенные песнопения положены на 3–4 голоса, написаны партитурами в скрипичном ключе, что представляет большое удобство для регента и для аккомпанемента на фисгармонии. Единственно чего не достает, так это того, что труд этот остался до сих пор в рукописях, не отпечатан за отсутствием средств в Миссии, что очень непрактично для певцов и для самого регента, не говоря уже о том, что с течением времени легко может быть утрачен.

После к указанным переложениям добавлены новые в числе нескольких номеров, положенные на ноты учеником миссийской школы, местным корейцем М. Г. Ким[105 - М. Р. Ким – брат псаломщика в станах (ныне в Миссии) А. Г. Ким.]. М. Г. Ким, будучи еще подростком, выказал свои способности по пению и преуспел в нем настолько, что с отъездом Ф. Перевалова (потом иеромонаха Феодосия) в 1911 г. во Владивосток, вступил в исполнение обязанностей регента хора и учителя пения в школе. Регентские обязанности он исполнял в течение трех-четырех лет и за это сравнительно короткое время успел переложить на ноты до 12 номеров церковных песнопений с разных произведений известных композиторов; причем, нужно отдать ему справедливость, переложил довольно умело, не отступая ни на йоту от оригиналов, без каких бы то ни было шероховатостей и дефектов, в духе истиной церковности[106 - В настоящее время М. Г. Ким состоит на службе в Советском Генеральном Консульстве в Сеуле в должности переводчика и «страха ради иудейска» ни он, ни жена его не посещают Миссию.].

Попытка по устроению миссийского храма в Сеуле

По примеру своего предшественника о. Павел не терял надежды на устройство соответствующего достоинству русского имени постоянного храма в Сеуле, который бы отвечал нарастающим потребностям Миссии и способствовал развитию религиозного чувства в молодой корейской пастве.

Сооружение храма, как уже отмечалось, задумано было еще о. Хрисанфом, но по независящим от него причинам отложено на неопределенное время. В бытность начальником Миссии о. Павла вопрос этот снова стал на очередь и вновь столкнулся с тем же препятствием, что и при о. Хрисанфе, т. е. с недостатком финансов.

Чтобы осуществить эту мысль, нужны были средства, притом немалые. Но где их взять? Вот вопрос, на который трудно было ответить. Нельзя было ожидать каких-либо доброхотных даяний извне на сооружение храма, тем более ждать отпуска казенных сумм, выдававшихся по особенному ходатайству только в исключительных случаях. Тогда о. Павел остановился на такой мысли: устроить храм-памятник русско-японской войны с усыпальницей для воинов, погибших в Чемульпо и др. местах Кореи в 1904–1905 гг., в который был бы перенесен их прах и погребен на вечные времена в одной общей братской могиле под церковью. Места свободного для храма-усыпальницы в Миссии не имелось, других подходящих для сей цели участков поблизости не было, поэтому оставалось одно: обратиться к состоявшему тогда Генеральным Консулом в Корее А. с. Сомову с просьбою исхлопотать, если это возможно, отвода части консульского участка, соприкасающегося с Миссией для устройства означенного храма-памятника. Участок консульский был огромных размеров, наполовину пустующий, следовательно, без ущерба для консульства часть его могла быть уступлена Миссии. А. С. Сомов пошел было сначала навстречу доброму начинанию о. Архимандрита, заручился согласием надлежащих ведомств на отмежевание просимого клочка земли и на отпуск необходимой суммы денег, которая в то время находилась в его распоряжении от продажи консульских участков в местечке Мозампо. Таким образом, оставалось лишь только оформить передачу земли и выделение средств, и церковь была бы устроена. Тем более что Св. Синод дал уже на это свое благословение. Но как раз на беду этому делу случилось какое-то несогласие между о. Павлом и г. Сомовым. А. С. Сомов, как оказалось, дал неблагоприятный отзыв об о. Архимандрите и тем дело окончательно провалил.

Тогда о. Павел ухватился, как утопающий за соломинку, за Комитет по Увековечению Памяти Русских Воинов, павших в войну в 1904–1905 гг., находившийся под председательством Великой Княгини Ольги Александровны в Петербурге[107 - Великая Княгиня Ольга Александровна – дочь Императора Александра III, младшая сестра Государя Императора Николая II.]. К нему он и прибег с просьбою о помощи и содействии в вышеозначенном деле.

Вот что он писал, между прочим, по этому поводу в названный Комитет Великой Княгини от 12 марта 1910 г.: «Славный подвиг чемульпоских героев 27-го января 1904 года составляет, несомненно, одну из славных страниц русской военной истории. Память об этих героях не только должна быть незабвенна для русских людей, но она живет и сохраняется на месте событий в Корее, где тысячи очевидцев со слезами рассказывают о том, как под звуки гимна с криками «ура!» команды «Варяга» и «Корейца» вступили в неравный бой с японской эскадрой и своей геройской смертью навсегда прославили Андреевский флаг. Поэтому вполне понятно, что вскоре по возвращении русских людей в Корею было возбуждено ими ходатайство об увековечении памяти героев, каковое ходатайство было повторено, причем как духовная, так и дипломатическая миссии в Сеуле[108 - Тогда уже не Дипломатическая Миссия, а Генеральное Консульство. – Прим.авт.] нашли справедливым и достойным славной памяти героев просить о перенесении их праха из Чемульпо с иностранного кладбища на русский участок дипломатической миссии в Сеуле, с тем чтобы над братской могилой воинов, устроить первый в Корее православный храм (домовая церковь Духовной Миссии приютилась временно в школе). На донесение Генерального Консула от 16 декабря 1908 г. последовала Высочайшая резолюция от 5 января 1909 г. такого содержания: «Вполне согласен». Ввиду же того, что в Корее на Ялу и по северо-восточному побережью разбросаны могилки сухопутных воинов, постоянный надзор за ними из-за отдаленности их невозможен, частое же командирование чиновников для поддержания в приличном виде могилок неудобно и сопряжено с крупными расходами. Начальник Православной Миссии и Генеральный Консул ходатайствовали о высочайшем разрешении на перенесение под проектируемый храм-памятник праха всех воинов, рассеянных по языческой Корее, на каковом донесении от 15 августа 1909 г., за № 46, собственною Его Императорского Величества рукою начертано: «Правильно». Вследствие изложенных обстоятельств в смету Св. Синода как в 1909 г., так и в 1910 г. была внесена сумма на построение в Сеуле храма-памятника, но в обоих случаях сумма эта (30 000 руб.), разрешенная бюджетной комиссией, была исключена по соображениям для нас неизвестным. Возбужденное мною перед Синодом ходатайство о всероссийском церковном сборе на устройство храма в Сеуле, также было отклонено за обремененностью церквей всевозможными сборами и налогами. Так рушились одно за другим наши ходатайства. Но у нас оставалась еще одна надежда, а именно: в мае 1909 г. Генеральный Консул в Сеуле возбудил через свое Министерство ходатайство о 40 000 иен, только что полученных консульством за проданный японцам участок Морского Министерства в Мосампо. Он просил, чтобы деньги эти были обращены на Высочайше одобренный храм-памятник морякам, принявшим славный бой у Чемульпо. Деньги эти, можно сказать, свалились с неба, так как за морской участок в Мосампо в течение многих лет аренда не выплачивалась, и японцы могли его конфисковать. Однако оказалось, что эти деньги по требованию Морского Министерства недавно высланы в Петербург.

«Ныне беру на себя смелость от лица Корейской Духовной Миссии повторить ходатайство Генерального Консула в Сеуле но уже перед названным Комитетом об обращении 40 000 иен на храм-памятник в Сеуле, с тем чтобы Комитет по согласовании с Морским Министерством представил изложенное здесь дело на всемилостивейшее усмотрение Государя Императора в согласии с приведенными Высочайшими резолюциями о построении в Сеуле первого православного храма-памятника и усыпальницы при нем для чемульпоских героев и всех русских воинов, живот свой положивших в пределах Кореи в минувшую войну».

Последовал ли какой-либо ответ на это ходатайство, сказать затрудняемся. Вернее всего нет, иначе бумага имелась бы в делах Миссии. Во всяком случае, известно, что ни просьбы, ни ходатайства, ни царские резолюции не принесли помощи делу. Попытки остались попытками, просьбы «гласом вопиющего в пустыне».

Таким образом, из-за противодействия одного человека, стоявшего в то время у власти в Корее, слову которого, по-видимому, все же придавалось некоторое значение в правящих сферах Петербурга, доброе начинание рушилось вконец. Прах убиенных воинов в Чемульпо и других местах Кореи был собран и перевезен во Владивосток, где и погребен на морском кладбище в «Гнилом Углу» в 1912 г.

Миссия по-прежнему осталась со своей маленькой импровизированной «церковкою», ютящейся в школьном здании, и не может, конечно, мечтать о построении более приличного храма в будущем, ибо собрать несколько тысяч на постройку церкви по нынешним временам – задача невыполнимая или почти невыполнимая, а строить ее частями без капитала, в чаянии частных пожертвований – предприятие рискованное.

Служебные перемены в третьем составе Миссии в 1906–1912 гг.

За шестилетний период управления Миссией о. Павлом (1906 – 1912 гг.) в ее составе произошли следующие перемены:

1) В 1907 г. иеродиакон Варфоломей посвящен был в сан иеромонаха и командирован во Владивосток для несения пастырских и законоучительских обязанностей во вновь устроенную церковь-школу «Памяти убиенных воинов», что на Маньчжурской улице.

2) В 1908 г. рясофорные послушники Федор Перевалов и Константин Зигфрид согласно указу Св. Синода пострижены в монашество, первый с именем Феодосия, второй – Кирилла. Над тем и другим чин пострижения совершал о. архимандрит Павел.

3) В том же году о. Кирилл посвящен в сан иеродиакона с оставлением его при прежних обязанностях в Миссии.

4) В том же году русские мальчики, взятые с Седанки, Константин и Николай Пирожковы снова отправлены в Седанку[109 - Дачное место «Седанка» расположено на берегу Амурского залива в 16 верстах от Владивостока, где находится резиденция Владивостокского епископа.].

5) В том же году Миссия, согласно указу Св. Синода, перешла из под ведения С.-Петербургского митрополита в ведение Владивостокского архипастыря.

6) В 1909 г. иеромонах Варфоломей из-за перехода его в Камчатскую Миссию отчислен из состава Корейской Миссии и вместо него командирован во Владивосток иеромонах Владимир (Скрижалин).

7) В том же 1909 г. за отсутствием рядового иеромонаха в Миссии прибыл в Сеул для временного исполнения пастырских обязанностей, когда-то полагавший начало миссионерству в Корее иеромонах Николай (Алексеев).

8) В 1910 г. монах Феодосий (Перевалов) посвящен в сан иеродиакона и иеромонаха с оставлением его при прежних обязанностях в Миссии[110 - То и другое посвящение состоялись во Владивостоке: первое – в кафедральном соборе 14 мая, второе – в Покровской кладбищенской церкви 16 мая. Посвящал Владыка архиепископ Евсевий (Никольский).].

9) В том же году иеромонах Николай отчислен из состава Миссии в Сеуле с причислением его к Миссии Уссурийской во Владивостоке[111 - В настоящее время, как мы слышали, о. Николай живет на Камчатке в качестве «охранителя» архиерейского имущества.].

10) В 1911 г. о. Владимир возвратился из своей командировки в Сеул и вместо него назначен во Владивосток иеромонах Феодосий.

11) В том же году иеродиакон Кирилл отчислен от состава Миссии с причислением его к братству Свято-Троицкого Уссурийского монастыря Владивостокской епархии[112 - О. Кирилл после нескольких лет пребывания в монастыре, будучи уже в сане иеромонаха, заболел психическим расстройством и вскоре скончался. Кончина его, по воспоминаниям некоторых лиц, была трагическая. Он, как передавали нам очевидцы, полубосой и полунагой забрел в зимнюю пору в какую-то соседнюю с монастырем деревню и там, на огороде одного крестьянина замерз в декабре 1921 г. Мир праху и покой душе его! Редкой души был человек! Болезнь унаследовал от отца и ждал ее, как нам известно, с юных лет.].

12) Вместо о. Кирилла посвящен в сан диакона старший учитель миссийской школы кореец о. Иоанн Кан[113 - Биографические данные см. сн. 95 на с. 160.].

13) В 1912 г. диакон Иоанн Кан посвящен в сан священника для несения пастырских обязанностей в станах.

14) В том же 1912 г. начальник Миссии архимандрит Павел вызван в С.-Петербург на чреду священнослужения и проповеди слова Божия, где в непродолжительном времени посвящен был в сан епископа Никольско-Уссурийского, викария Владивостокской епархии с местопребыванием во Владивостоке[114 - Преосвященный Павел с принятием епископского сана, живя во Владивостоке, продолжал руководить Сеульской Миссией как прямой ее блюститель вплоть до своей кончины в 1919 г.].

15) В том же году церковь-школа во Владивостоке изъята из ведения Миссии и передана в ведение Владивостокского епархиального начальства; единовременно с сим заведующий ее иеромонах Феодосий отчислен к епархиальному ведомству.

Таким образом, из многочисленного состава Миссии к половине 1912 г. оставалось в ней всего лишь два священнослужителя: о. Владимир и о. Иоанн Кан. Первый – штатный, второй – нештатный члены Миссии. Остальные (учители и катехизаторы) – миряне, вольнонаемные корейцы.

Этим, собственно, мы и заканчиваем свой обзор третьего состава Миссии, находившегося под руководством о. Павла, и перейдем к обзору других предстоятелей учреждения, следовавших один за другим после него, которые находились уже в непосредственном ведении Преосвященного Викария Владивостокского.

Архимандрит о. Иринарх (Шемановский)[115 - О. Иринарх – в миру Иван Симонович Шемановский, из дворян Новгородской губернии; родился в 1873 г.; учился в Императорском Гатчинском Сиротском Институте, курс которого окончил в 1892 г.; после института продолжал образование в последних двух классах Новгородской Духовной Семинарии специально по богословским наукам в 1895–1897 гг.; в 1897 г. принял монашество и посвящен в сан иеромонаха; в 1898 г. назначен в Обдорскую Миссию в качестве ее начальника; в 1905 г. возведен в сан игумена; в 1910 г. перемещен на должность епархиального миссионера Тверской епархии; в 1912 г. переведен в Царицынский Свято-Духов второклассный монастырь («Иллиодоровский») в качестве настоятеля с возведением в сан архимандрита; в том же 1912 г. получил назначение на вакантную должность начальника Миссии в Сеуле.]

После о. Павла начальником Миссии был назначен о. Архимандрит Иринарх (Шемановский), служивший перед тем несколько лет на том же миссионерском поприще в пределах крайнего севера в Миссии Обдорской.

На о. Иринарха, перед назначением его в Сеул, возлагались большие надежды со стороны начальства как на человека испытанного и закаленного на миссионерском поприще.

Впрочем, и он сам открыто говорил о своей исключительной трудоспособности и энергии всем, с кем ему приходилось вступать в разговор, утверждая, что он человек сведущий в миссионерстве, что проповедь для него слишком знакомое дело, что Миссию сумеет поставить на такую высоту, как никто до него, и т. д.

– Я так сидеть, сложа руки, не буду, – говорил с уверенностью словоохотливый архимандрит, – у меня работа пойдет во всю ширь. Жизнь миссийская забьет кипучим ключом. Сам стану во главе дела, сам поведу катехизацию в народе, сам буду привлекать язычников к вере во Христа. Я сумею поставить дело, сумею возвести его на должную высоту.

На робкое замечание некоторых лиц, что корейский язык трудно осилить и это большая препона к проповеди, о. Архимандрит с жаром отвечал:

– Э, полноте, господа! Язык для необразованных – неприступная крепость, а для меня – сущие пустяки. При моей памяти и способности, это дело нескольких месяцев, если не сказать недель. Мне не в первый раз изучать языки.

На подобного рода заявления пишущий эти строки как-то раз заметил:

– Вы, о. Архимандрит, напрасно так увлекаетесь быстротой изучения языка. Насколько я понимаю, вы не учитываете всю трудность и сложность корейской речи. Языки, восточные вообще и корейский в частности, не таковы, чтоб можно было ими пренебрегать и тем более относиться к изучению их с такой легкостью. Наоборот, овладение ими из-за их особой конструкции представляет большие, малопреодолимые трудности.

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10