Православие и корейцы

Насколько было печально ее положение (да и ее ли одной?) можно видеть из писем преосвященного Павла и владыки архиепископа Евсевия, адресованных на имя иеромонаха Феодосия в первые 3–4 месяца 1918 г. Которые как представляющие некий исторический интерес приводим здесь почти полностью.

Преосвященный Павел, заботясь об обеспечении Миссии в официальном письме своем от 30 января 1918 г. писал из Москвы следующее[131 - Преосвященный Павел отбыл в Москву в начале января, а преосвященный Евсевий (вторично) – в середине марта 1918 г. Первый – на всероссийский Церковный Собор, а второй – на годовую сессию Св. Синода; оба в качестве членов.]:

«Вследствие изданного декрета об отделении Церкви от Государства и невозможности получить казенные средства на содержание Сеульской Миссии в текущем году, довожу до вашего сведения и надлежащего исполнения, что согласно моему рапорту от 7/XI – 1917 г. № 1070 на имя архиепископа Владивостокского, резолюцией последнего от 20/ХП – 1917 г. за № 1656 разрешается вам сдать в аренду под различное предприятия, с ведома Генерального Консульства в Сеуле, главное двухэтажное здание Миссии со всеми второстепенными постройками сроком на один год или менее, с тем, чтобы служащие Миссии перешли на жительство в помещение бывшей школы[132 - Здание на отдаленном от Миссии участке, тогда пустовавшее. – Прим. авт.], куда перенесли бы и церковь с утварью. О размере арендной платы и условиях имеете сообщить архиепископу Владивостокскому. Если арендная плата будет мала, то соответственно с сим вы имеете сократить жалованье и все расходы по Миссии таким образом, чтобы денег хватило до конца года. Хотя я и предполагаю просить пособие для Сеульской Миссии, но, во-первых, неизвестно получу ли, а во-вторых, вследствие крайне низкого курса рубля пособие это будет ничтожно».

Несмотря на распоряжение преосвященного, ни главный дом, ни второстепенные постройки, о которых упоминается в оном письме, не могли быть сданы в аренду по той простой причине, что не имелось на них арендаторов, да и сейчас то же самое, мало ощущается нужды в европейских зданиях в Сеуле. Жители (корейцы и японцы) предпочитают жить в своих национальных домиках-клетушках, где чувствуют себя куда лучше, чем в наших помещениях. Что касается европейцев, то здесь их очень не много, причем в большинстве своем они имеют собственные особняки, устроенные по своему вкусу и умению.

Далее в постскриптуме преосвященный Павел приписал следующие слова: «Шлю вам привет из Москвы, куда я приехал с трудом 24 января. Поместился в Духовной Семинарии по Садово-Каретной улице. Питаемся скудно, хлеба дают одну четверть фунта очень плохого качества. Заседания Собора идут успешно, но боимся, что нас могут разогнать. Крестный ход из всех московских церквей 28 января вышел грандиозен. Народу участвовало 500 000 человек. Я имел счастье участвовать в крестном ходе, выйдя из Кремлевского Благовещенского собора, где служил Литургию. Получено известие, что Синод, канцелярия и пр. захвачены большевиками. Как будем жить дальше, не ведаем. Возможно, что многие из нас останутся не только без крова, но и без куска хлеба. Вы счастливы, что живете сейчас в Корее. Благослови Вас Господь Бог!»

В другом письме, посланном от 10/23 марта того же 1918 г., владыка писал: «Мною все делается на Соборе для того, чтобы получить скорейшую помощь для Сеульской Миссии, но едва ли помощь так скоро придет. Вы, вероятно, уже слышали, что все синодальные учреждения захвачены, а капиталы (более 40 млн.) опечатаны. Налоги на свечи в 5 руб. на пуд уже сделаны для содержания Собора, а некоторые еще наложили по 10 руб. для содержания духовно-учебных заведений… А от нас все отмахиваются. Нужды и горя по горло у всех. Американская миссия с августа 1917 г. не получает содержания. Некоторые о. миссионеры поступили на частные заработки. Китайская миссия приступила уже к продаже некой недвижимости. Так все бедствуют!.. Здесь в Москве голодаем… Что будет?.. Дальше идти некуда!.. На ваш вопрос, как быть с миссией, отвечаю. Приступите теперь к следующим мерам. 1) Сократите до минимума служащих. Вы писали, что И. Н. Кан и Л. И. Ким хотят ехать в Россию на службу. Посоветуйте им выехать и выдайте денег на дорогу. 2) Приступите к продаже кое-какой недвижимости. В первую очередь продайте школьные дома в Каругае, Коха и Марысими. Дано будет разрешение на продажу дачи за северными воротами, если дадут около одной тысячи иен и если пришлете о том рапорт. 3) Мы все жалованья с 1 января не получаем ни копейки, рекомендую и вам расходовать на себя только то, что требуется на стол и самое необходимое. Ваша задача: протянуть с Миссией как можно дольше в ожидании помощи. Помощь же может прийти и не прийти, ибо дела идут с головокружительной быстротой. Благослови вас Господь на терпение, как и мы терпим и страдаем!»

Спустя несколько месяцев преосвященный Павел, обеспокоенный судьбою первых двух писем, снова писал от 4/17 апреля того же года: «Хотя я и посылал Вам из Москвы два заказных письма, но опасаюсь, что они не дошли. Теперь и денежные письма пропадают… поэтому настоящее письмо посылаю из Владивостока через одного члена Собора. Сообщаю Вам, что я докладывал о бедственном положении Сеульской Миссии, писал доклады спешные, но практической пользы добьемся едва ли скоро. Ибо церковь наша не только бедна, но и нища. А соборы церковные теперь тащат во все стороны, чтобы заткнуть вопиющие нужды на местах… Притом 40 млн. руб. церковных денег были конфискованы. В виду этого я уже писал Вам, чтобы Вы продавали ненужные школьные здания, а затем и дачу за северными воротами. Бывшую женскую школу[133 - Здание на отдаленном от Миссии участке, о котором уже упоминалось выше. – Прим. авт.] сдайте в аренду, если нельзя сдать главное миссийское здание. О. Иоанну Кану и Луке Киму, желающим уехать на службу во Владивосток, посоветуйте сделать это. Я уеду из Москвы не ранее 1 мая по новому стилю. Собор закрывается 7 апреля и возобновится с 1 сентября. В Москве голодаем – выдают по одной четверти фунта хлеба. Если не сухари – беда! Жалованья с января не получаем. Потерпите и Вы: деньги употребляйте только на самое необходимое и, если можно, откажитесь временно от жалованья. Я верю, что во второй половине года получите содержание для Миссии. Бедствуют все Миссии: Пекинская тоже приступила к распродаже кое-какого имущества. Спаси Вас Господь, помолитесь и о нас. Архиепископ Евсевий приедет в Москву как член Синода на Страстной. Буду действовать через него».

Не удовлетворяясь приведенными обещаниями преосвящ. Павла, заведующий Миссией счел нужным обратиться к владыке архиепископу Евсевию (тогда архиепископ находился еще во Владивостоке) с тою же покорнейшею просьбою ходатайствовать о содействии Миссии перед центральной церковной властью.

На эту просьбу благостный архипастырь ответил письмом от 2/15 мая 1918 г., из Москвы следующими строками:

«Сейчас я нахожусь в Москве, куда вызван в качестве члена Св. Синода. Ваш рапорт от 28 февраля – 7 марта и письмо я получил как раз перед самым своим отъездом из Владивостока и потому не мог ответить Вам тотчас же, тем более что мне необходимо было переговорить с преосвящ. Павлом, а он находится в Москве. В Москву я приехал 13/26 марта, но преосвящ. Павла в ней уже не было; он уехал на родину. На днях он возвратился в Москву. Вчера был у меня, мы с ним переговорили, и я спешу сообщить Вам результат наших переговоров. Главные ваши недоумения, как оказалось, преосвящ. Павлом уже разъяснены, он раза два писал Вам из Москвы и, между прочим, выслал официальное разрешение на сдачу в аренду миссийских зданий. Он же разрешил Вам, в случае нужды, продать школьные здания, дачный участок и вообще все, без чего можно обойтись. Желающему снять сан вдовому священнику корейцу Иоанну Кану можно не препятствовать в сем. Весь свой штат Вы можете временно распустить, если это необходимо по материальным соображениям. Псаломщика и диакона-корейца можно пристроить во Владивостокской епархии, если они пожелают. Но Вас я убедительно прошу остаться в Сеуле. Переживаемое крайне тяжелое время для Сеульской Миссии, надеюсь, будет продолжаться недолго. Ее обещает поддержать миссионерское Общество и она, полагаю, будет получать, во всяком случае, не меньше, чем получала раньше. Теперь, правда, мы все переживаем такое тяжелое время, что решительно порастерялись и, подчас, трудно сообразить, как надо действовать. Синодальные суммы у нас отобраны, процентные бумаги аннулированы, в казенном ассигновании нам отказано. Но, надеемся, это тяжелое положение для всех нас тоже временное и будет непродолжительно. Принимаются меры, чтобы найти выход из этого затруднительного положения, есть полные основания надеяться, что и сами верующие поддержат Церковь, ее служителей и все церковные учреждения. Вы пишете, что у Вас средств хватит по май. Посредством сокращения штата и продажи всего, что можно продать вы можете просуществовать еще несколько месяцев, а тем временем Бог даст, выяснится и наше положение. Во всяком случае, Патриарх высказал мне решительное намерение поддержать Сеульскую Миссию. Я пробуду в Москве, вероятно, не менее чем до декабря месяца и посему, если будете иметь нужду во мне, пишите в Москву, по адресу: «Садовая-Каретная, здание Духовной Семинарии, члену Св. Синода…». Что у нас творится, об этом лучше не писать, а молить Бога, чтобы возможно скорее жизнь наладилась. Отрадно только то, что созванный еще к 15 августа минувшего года Церковный Собор действует согласно и по-православному. Перед Пасхой сделан был перерыв заседаний Собора, но с 1 июля он возобновил свою деятельность и к 1 сентября, вероятно, закончит. Избранный в ноябре месяце прошлого года и в том же месяце поставленный Патриарх Московский Тихон (был Митрополитом Московским после Макария) произвел на всех самое благоприятное впечатление[134 - Святейший Патриарх Тихон поставлен на патриарший престол 21 ноября 1917 г.; 25 марта 1925 г.; погребен в Донском монастыре в Москве. – Прим. авт.]. Вообще в церкви у нас, кажется, налаживается порядок, разладившийся было после революции. Только Грузинская Церковь отделилась от Русской. Правда, некоторое волнение происходит на Украине, но там, Бог даст, дело уладится. Преосвящ. Сергию японскому я послал письмо из Владивостока незадолго до своего отъезда оттуда. Не знаю, получил ли он его, хотя я послал заказным. Теперь почта доставляет письма крайне неисправно. Ваши отчеты, метрики и клириковую ведомость я получил. Если псаломщик полезен для Миссии и найдутся средства для его содержания, то, пожалуй, лучше бы его оставить. Другого с таким образованием потом не найти, да и Вам без русского человека будет скучновато… От всей души желаю Вам всяких благ. Прошу ваших святых молитв и остаюсь взаимно молящимся и искренно расположенным к Вам, Евсевий Архиепископ Приморский и Владивостокский».

Тут же при письме вложена была небольшая приписка преосвящ. Павла, состоящая из нескольких слов: «Со своей стороны шлю привет и наилучшие пожелания. Терпите, елико возможно, памятуя, что нам гораздо труднее, чем вам в Сеуле. Продайте, что можно. В самом крайнем случае разрешено будет вам продать и бывшую женскую школу. Помолитесь. Любящий епископ Павел»[135 - Архив Духовной Миссии.].

Приведенные строки двух благостных архипастырей Владивостокских, обращенные к Миссии и ее предстоятелю, были последними, так как вскоре после сего архиепископ Евсевий был назначен управляющим Смоленской епархией[136 - Владыка архиепископ Евсевий – в миру Евгений Иванович Никольский, сын священника Тульский епархии, род. в 1860 г., учился первоначально в родном селе, затем в Тульской Духовной Семинарии и Московской Духовной академии, курс последней окончил магистрантом в 1885 г.; в 1885–1893 гг. состоял в должности преподавателя Могилевской Духовой семинарии; в 1893 г. принял монашество, рукоположен во иеродиакона, иеромонаха и вслед за сим назначен членом Духовно-Цензурного комитета в С.-Петербург с возведением в сан архимандрита; в том же году переведен на должность ректора Иркутской Семинарии; в 1897 г. посвящен в сан епископа Киренского, викария Иркутской епархии; в 1898 г. назначен на самостоятельную кафедру епископа Благовещенского; в 1899 г. – Владивостокского; в 1917 г. принимал участие в работе Всероссийского Поместного Собора в Москве; в 1918 г. снова вызван в Москву на годовую сессию в качестве члена Св. Синода; в 1919 г. временно управлял Смоленской епархией; в 1920 г. назначен Наместником Патриаршего Престола в Москве с возведением в сан митрополита Крутицкого; в 1922 г. 18 января мирно скончался в своей квартире на Троицком подворье в Москве; погребен в Ново-Девичьем монастыре в Москве. Покойный владыка отличался при жизни кротостью, незлобием, добротой к окружающим; в частной жизни был тих, скромен, доступный для всех и каждого; за свои заслуги имел все ордена до св. «Александра Невского» и, кроме того, бриллиантовый крест на клобуке. Вечная память да будет ему, благостному нашему архипастырю, владыке и отцу! Архиерейство его да помянет Господь Бог во царствии Своем!..], а епископ Павел – на кафедру епископа Аксайского, викария Донской епархии[137 - Преосвящ. Павел, по слухам, бежал из Москвы от преследования коммунистов на юг, под покровительство генерала Деникина, воевавшего в то время с Добровольческой армией где-то вблизи Кавказа, и там получил назначение на кафедру епископа Аксайского, Донской епархии. Владыка пробирался в свой стольный город с большим трудом; на пути заболел тифом (второй раз) и, не доезжая до места назначения, мирно скончался в Екатерино-Лебяжском монастыре, Кубанской области, в 1919–1920 гг. Мир и покой его праху, Царство Небесное душе его! Прекрасный был человек: добрый, отзывчивый, незлопамятный и, главное, трудолюбивый. Миссию корейскую любил, как свое родное детище. Архиерейство его да помянет Господь Бог во царствии Своем!..]. Вслед за сим границы центральной России были закрыты и связь с Москвой и, конечно, с названными архипастырями сама собою прекратилась. Таким образом, Миссия осталась совершенно одинокой, изолированной от высшей церковной власти, без всякой видимой поддержки не только материальной, но и нравственной. Правда, временами она сносилась с Владивостоком, когда город находился во власти «белых», но сношения эти были частичны, непродолжительны, причем часто прерывались из-за переворотов, организованных то «красными», то «белыми», то «зелеными».

Относительно продажи школьных зданий и других второстепенных строений, о чем шла речь в письмах преосвященных владык, то они, здания эти, не могли быть проданы в момент острого кризиса, так как не находилось на них покупателей, а если бы и нашлись таковые, то едва ли бы много дали за них. Во всяком случае, подобная продажа не принесла бы существенной пользы, и тем более не спасла бы Миссию[138 - Впоследствии три школьных строения (фанзовой постройки) были проданы за 325 иен, не столько от нужды, сколько из-за ветхости построек. Что касается других «второстепенных» строений и земельных участков, предназначавшихся к продаже, то последние оставались и остаются до сих пор (1925 г.) в полной неприкосновенности.].

Итак, к прискорбию своему хочу заметить, что все заботы и попечения добрых архипастырей не увенчались успехом, и помощь так и не поступила ни со стороны Москвы, ни со стороны Владивостока, ни со стороны частных предпринимателей, которые бы пожелали арендовать строения.

Миссия, будучи предоставлена самой себе, сама стала изыскивать средства, сама распределять их и жить соответственно сему по своему личному усмотрению.

Материальное положение Миссии в 1918 – 1925 гг.

В 1917 г., как мы уже писали, жизнь в Миссии протекала более или менее безбедно, потому что казенное ассигнование все же было получено, хотя с большим трудом и натяжками.

Но вот наступил для нее 1918 г. и вслед за ним другие, не менее тяжкие года материального страдания и полной неопределенности положения, когда рушились все надежды, на какую бы то ни было помощь со стороны России, даже частного характера, не говоря уже о казенном ассигновании. Каждый день можно было ожидать закрытия учреждения и полного крушения дела. Если этого не произошло, так единственно только благодаря нравственной поддержке вышеупомянутых архипастырей Владивостокских, отечески советовавших держаться до последнего. Ради ли молитв их, или ради скромных заслуг Миссии, Господь не оставил своего святого достояния, ниспослал вовремя материальную помощь. Поддержка пришла неожиданно со стороны инославных и иноверных лиц, как раз в минуты наибольшего финансового кризиса, когда всякий иен был дорог, когда несколько десятков иен составляли чуть ли не целый капитал.

Первым пришел на помощь начальник местной Англиканской миссии епископ Троллоп, вторым русский гражданин, живший в то время в Иокогаме, М. А. Гинсбург. Первый в течение 19 месяцев выдавал помесячно в виде субсидии по 250–300 иен в месяц[139 - С июня 1918 по декабрь 1919 г.], а всего предоставил 5100 иен; второй пожертвовал единовременно[140 - В конце 1918 г.] 10 000 рублей, что составило по курсу того времени 2100 иен. Первая помощь была принята с согласия нашего Генерального Консульства, по предварительном получении уверения со стороны епископа Троллопа, что он, епископ Троллоп, не будет требовать уплаты долга, пока сама Миссия не оправится и не найдет возможным приступить к выплате, разумеется без процентов[141 - Епископ Троллоп неоднократно высказывал отцу Феодосию такого рода мысль: «Будут деньги – уплатите, не будут – требовать не стану… Я помогаю во имя братской любви, во имя христианского единения, как собрат во Христе, как ваш коллега…»]; вторая сумма поступила в виде дара без каких бы то ни было обязательств со стороны Миссии. Последнее пожертвование тем более знаменательно, что жертвователь по национальности – еврей, по религии – иудей; он, кстати, заметим, был в свое время одним из пионеров русского торгового дела в Корее; следовательно, как таковой, не терял связи с Сеулом, сохранил свои симпатии ко всем русским начинаниям в этой стране в самом широком смысле слова.

С получением вышеозначенных пособий Миссия вздохнула более или менее свободно, по крайней мере, на первое время вышла из затруднительного положения.

В 1920 г., чтобы снова не остаться без средств к существованию, иеромонах Феодосий обратился непосредственно в патриаршее управление в Москву[142 - В конце апреля 1920 г.] с покорнейшей просьбой об оказании помощи в наискорейшем по возможности времени. К ходатайству этому, направленному при любезном содействии английских миссионеров через Лондон, приложена была докладная записка о Миссии вообще и о ее значении для Кореи в частности. В записке этой, между прочим, говорилось следующее: «В 1918 г. Миссия, будучи оторванной от родины и не имея никаких статей дохода, осталась без всяких средств к существованию, в каковом положении находится в настоящее время. Вследствие этого она была принуждена большую часть служащих распустить и остаться с крайне недостаточным штатом людей. И самую просветительскую деятельность свести до минимума. Если до сего времени она не прекращает своей деятельности, так исключительно благодаря помощи извне – со стороны инославных лиц… Заведующий Миссией неоднократно обращался с такою же приблизительно просьбой к Владивостокскому епархиальному начальству, но в ответ обычно получал одни «пожелания» и те с октября 1919 г., по случаю закрытия русской границы, прекратились. Теперь, претерпевая ту же материальную нужду, что и в 1918 г., мы поставлены в необходимость обратиться непосредственно в Управление Его Святейшества с всепокорнейшею просьбой о помощи, тем более, что сознаем всю важность и ответственность возложенных на нас обязанностей по управлению учреждением; обязанностей, которые не можем прекратить или оставить без надлежащих распоряжений высшего духовного начальства…

К сему считаем своим долгом присовокупить следующее: по глубокому нашему убеждению, вынесенному из многолетнего пребывания в Корее, закрытие нашей Миссии имело бы в высшей степени отрицательные, почти непоправимые последствия. Православная Миссия в Сеуле, как ни скромны были ее силы и средства, успела пустить прочные корни в религиозном, бытовом и политическом сознании того полупервобытного народа, среди которого она призвана работать. Русская церковь в Сеуле являлась и является не только светильником православия, животворящего религиозного начала, но и рассадником, проводником духовных и культурных влияний русского народа на Дальнем Востоке. Посредством русской церкви, ее служителей, ее паствы, поддерживалась и поддерживается та связь между Россией и народами Востока. Наконец, нельзя упускать из виду, что в сознании корейцев Православная Церковь неразделимо связана с Россией, в какой бы временной слабости она не находилась, ибо всякий кореец осознает тесную связь его родины с Россией. Поэтому закрытие Миссии, просуществовавшей с более 20 лет, было бы, как нам кажется, большим ударом как для выполнения религиозно-просветительных задач Православной Церкви, так и для национальных и политических интересов русского дела на Дальнем Востоке.[143 - Архив Духовной Миссии.]

Просьба эта, к сожалению, не имела успеха, да и достигла ли она цели назначения? Сомневаемся. По крайней мере, о дальнейшей судьбе ее до сих пор ничего неизвестно.

Чтобы не терять времени в ожидании средств из Москвы, иеромонах Феодосий в том же 1920 г. обратился с такою же просьбой к нашему послу в Японии, г. Крупенскому, прося поддержать его просьбу, направленную Российскому Агенту торговли и промышленности в Токио г. Миллеру об отпуске необходимой суммы для нужд Миссии, хотя бы в размере 3500 иен[144 - Денежные суммы, на которые содержались русские дипломатическое и консульское представительство в Японии и Корее в 1918–1924 гг. находились в руках г. Миллера, проживающего в то время в Токио.].

Просьба эта, безусловно, была бы отклонена, если бы не поддержал ее бывший министр юстиции Омского Правительства Г. Г. Тэльберг, проживавший со своей семьей в Миссии и случайно оказавшийся по делам службы в Токио. Г. Г. Тэльберг еще перед отъездом своим в Японию высказался, что он сделает все возможное для Миссии, чтобы помочь бедствующему учреждению. Действительно, не прошло пяти-шести дней со времени его отъезда, как он уже извещал заведующего следующими обнадеживающими словами: «Я два раза беседовал с послом и коммерческим агентом о Миссии и добился некоторых успехов. Куйте железо, пока горячо: немедленно пришлите послу докладную записку. Не ручаюсь, конечно, за успех, но авось выгорит. Я и дальше сделал некоторые шаги по этому делу»[145 - Архив Духовной Миссии.].

Заведующий Миссией не замедлил, конечно, долго ждать себя, доставил требующееся и в результате получил сумму в размере 3500 иен.

В 1921 г. иеромонах Феодосий (теперь уже начальник Миссии) обратился с такою же просьбою к преосвященному Михаилу, епископу Владивостокскому, прося его содействия перед Приморским Правительством об отпуске необходимой суммы на дальнейшее существование Миссии хотя бы в размере 2500 руб.

На просьбу эту не последовало ответа ни со стороны преосвященного, ни со стороны Епархиального Совета.

Тогда (в 1922 г.) просьба была повторена с присовокуплением запроса, может ли Миссия надеяться на получение просимой суммы в минувшем году? На такой категорический вопрос Владивостокское епархиальное начальство ответило указом такого содержания[146 - От 10/23 августа 1922 г.]:

«Владивостокский Епархиальный Совет сообщает Вашему Высокопреподобию, что на содержание Миссии и на хозяйственные надобности отпущено из казны на первое полугодие 1922 г. 1200 руб. золотом. О высылке этой суммы одновременно с сим заготовлена ассигновка во Владивостокское казначейство, но ввиду задержки казенных выдач вообще рассчитывать на получение отпущенной суммы в скором времени нельзя. О результате по получении денег Вам будет сообщено дополнительно»[147 - Архив Духовной Миссии.].

Из-за такого неопределенного ответа, вернее отписки казенной (чего и нужно было ожидать), иеромонах Феодосий принужден был обратиться еще раз в Токио к г. Миллеру с тою же всепокорнейшею просьбою, прося его отпустить незначительную сумму, хотя бы в размере 1200 иен. Просьба, благодаря любезному содействию нашего Поверенного в Делах Д. И. Абрикосова, была уважена и на этот раз, но с большими натяжками и оговорками, даже с требованием подписки от просителя, чтобы он, проситель, впредь не обращался с такого рода просьбами, так как у него, Миллера, не имеется-де на этот счет лишних сумм, коими бы он мог располагать по своему усмотрению[148 - Впоследствии (в 1924 и 1925 гг.), благодаря любезному содействию преосвящ. Сергия, архиепископа Японского, Д. И. Абрикосов выдал еще 1200 иен на тот же предмет по содержанию Миссии.].

После такого решительного предъявления ничего другого не оставалось делать, как изыскивать средства у себя дома на месте и тем существовать насколько возможно.

Чтобы осуществить эту мысль, начальник Миссии, не откладывая дела в долгий ящик, сдал все свободные помещения под квартиры частным лицам и часть центрального участка (огород) – в аренду китайцам. С этого времени Миссия почувствовала себя несколько устойчивее в смысле финансовом, хотя общие недостатки не сошли с ее пути, остались те же, что и в минувшие года.

В настоящее время квартируют в Миссии исключительно русские, временно проживающие в Сеуле, и среди них, бывший наш консул в Сейсине (Чончжин) А. С. Троицкий с семейством. Доход, получаемый от квартир, очень незначителен, он не превышает 170 – 180 иен в месяц, но все же на него можно кое-как тянуть время, если бы только он был прочен и постоянен. Но дело в том, что сегодня он есть, завтра нет, значит, снова то же бедствие.

Итак, за весь вышеозначенный восьмилетний период Миссия получила извне, со стороны посторонних лиц 11 900 иен и за квартиры от жильцов за последние два-три года 3000 иен с небольшим, а всего до 15 000 иен. На эти деньги, главный источник которых был, как видели, совершенно случайный, нужно было содержать членов Миссии, хор певчих, прислугу; тратить значительную часть на отопление, освещение, воду; поддерживать в чистоте и порядке здания; производить неотложные починки, ремонт и т. п. Если бы не вышеозначенные поступления, то, вне всякого сомнения, подобного рода расходы были бы непосильны Миссии, и она волей-неволей должна была бы закрыться[149 - Доход от жильцов, проживающих на другом от Миссии участке, так называемом «школьном», не принимается нами в расчет, так как он поступает всецело в пользу низших членов Миссии, как-то: священника и псаломщика.].

Прочитав вышеозначенные строки о «пособиях», читатель невольно задаст себе вопрос: «А где же паства? Почему она не принимала и не принимает участия в поддержке учреждения? Неужели верующие не могли собрать в пользу своих духовных отцов некую толику и тем отстранить от них финансовый кризис? Ведь это, кажется, долг каждого христианина, искренне верующего и сыновне преданного церкви».

Бесспорно, в этих и подобных сему случаях верующие должны были бы прийти на помощь учреждению, прийти по нравственной обязанности добрых христиан и послужить делу Божию не по принуждению, а по своей доброй воле. Но, спрашивается, где они, эти верующие? Ведь их всего-то насчитывается от 500 до 600 человек, не более; причем эта маленькая горсточка людей находится кто в провинции, кто – в Японии, кто – в Приморье, и т. д., так что на Сеул падает самая незначительная кучка православных корейцев-бедняков, перебивающихся, как говорится, «с хлеба на воду», от которых ждать помощи – то же, что от нищего подаяния.

Вот поэтому-то иеромонах Феодосий и принужден был в минуты финансового кризиса просить поддержки у посторонних, часто не причастных к делу Миссии лиц и учреждений; по этой же причине и сдал помещения под квартиры жильцам, ибо другого выхода не было, и не предвиделось в будущем, по крайней мере в скором будущем.

Личный состав Миссии в 1917–1925 гг.

Ко времени приезда иеромонаха Феодосия в Сеул, т. е. к концу 1917 г., в состав Миссии входили, кроме заведующего: священник, диакон, два псаломщика (один из них исполняющий обязанности) и 7 катехизаторов, а всего, включая заведующего, 12 человек.

Из них: заведующий и один из псаломщиков – русские, остальные – корейцы.

Местопребыванием для заведующего, диакона и русского псаломщика был Сеул, для других – станы в провинции.

Содержание в 1917 г. получали все более или менее нормальное, но с 1918 г., с наступлением финансового кризиса, оно было сокращено на 30 % и, наконец, с 1 мая того же года было окончательно прекращено, за исключением трех лиц: заведующего, диакона и исполняющего обязанности псаломщика, кои оставались при Миссии для несения очередной службы при самом, так сказать, минимальном вознаграждении. Всем же прочим служащим предложено было или оставить службу, или, если хотят, оставаться при ней без всякого вознаграждения, при одной бесплатной квартире. Желающих работать при таких условиях, конечно, не нашлось; причем это вынужденное обстоятельствами времени распоряжение вызвало неудовольствие и породило большую неприязнь со стороны обездоленных лиц к оставшимся членам Миссии. Так, например, священник о. Иоанн Кан по получении расчета, не задумываясь долго, явился к заведующему и безапелляционно заявил ему, что он снимает с себя рясу…

– Что Вас заставляет идти на такой рискованный шаг? – спросил заведующий.

– Одиночество! – ответил вопрошаемый.

– Как одиночество?

– Жена умерла… Никого нет… Я один…

– Ну, так что же из того, что жена умерла… Ведь не первый же день Вы живете без жены? Пора, кажется, привыкнуть к вдовству…

– Кто как, а мне не привыкнуть… Мне тяжело без жены… без близкой подручницы в жизни…

– Верю… Но насколько я помню, вы и раньше, когда не были еще одиноким, точно так же заявляли предшественникам моим о желании снять с себя сан, да и мне уже успели при первой же встрече напомнить о сем через посторонних лиц, совершенно не причастных к вашей жизни…