Православие и корейцы

Насколько правильно это мнение почтенного автора, не беремся судить. Мы знаем, что в характере каждого народа есть положительные и отрицательные стороны, следовательно, определять религиозные наклонности народа на основании стойкости прежних мучеников едва ли правильно. Не будут ли такие выводы поспешными?

Вообще, нужно сказать, о. Павел идеализировал корейцев, он ожидал от них какой-то особенной религиозной восприимчивости, надеясь, что они вот-вот соединятся с верою во Христа и единовременно с сим приобщатся к культурным нациям мира. Насколько осуществимы были эти мечты, будущее покажет. Во всяком случае, он стремился осуществить их на деле и ради них трудился не за страх, а за совесть так, как подобает доброму, примерному миссионеру.

Богослужебные переводы о. Павла с русского на корейский язык

Желая дать возможность корейцам-христианам молиться на родном для них языке, о. Павел не замедлил удовлетворить эту насущную потребность переводами богослужебных книг с русского на корейский язык. С этой целью он исправил часть переводов, начатых о. Хрисанфом, другую, недостающую, восполнил собственными произведениями. Помогал ему в этом деле учитель миссийской школы (потом священник) Иван Кан, довольно образованный кореец, достаточно хорошо владеющий русским языком, т. е. человек более или менее пригодный для выполнения означенной цели.

Работа по переводам шла почти изо дня в день в течении пяти-шести лет. За этот сравнительно короткий срок о. Павел успел во многом. Так, между прочим, он перевел: краткий молитвослов, часослов, сборник паремий, служебник, требник, избранные песнопения из Октоиха, Цветной и Постной Триоди[94 - Из постной триоди переведено незначительное количество песнопений, как-то: «Покаяния отверзи ми двери», «Помощник и покровитель», «Ныне силы небесныя» и молитва: «Господи и Владыко живота моего».], праздничной Минеи, последование ко св. причащению, чины молебного пения и панихиды, краткую священную историю, катехизис и т. п.[95 - В последствии к названным трудам присоединен перевод Литургии преждеосвященных даров, исполненный по китайским переводам священником о. Иваном Кан.]. Часть переводов отпечатана и вышла уже несколькими изданиями, часть остается в рукописях и ждет своей очереди выхода в свет[96 - Не печатались за отсутствием средств в Миссии.].

По мере исполнения трудов по переводу, богослужебный славянский язык стал заменяться корейским и с 1910 г., когда работа была более или менее закончена, туземный язык вошел в свои права, т. е. богослужение стало совершаться на родном корейском языке, понятном для туземного населения, за исключением великопостных служб, которые остались не переведенными.

Нет сомнения, что труд этот, огромный по своему значению и объему, требовал большой усидчивости и зоркого внимания, но личность переводчика сама служила поручительством за добросовестность исполнения работы. Правда, в переводы вкрались кое-какие ошибки и неточности, но все это, думается, при пересмотре труда более компетентными лицами со временем будет исправлено, и все недостатки и шероховатости будут устранены.

Что касается апостольских евангельских и псалтырных чтений, употребляемых во время богослужения, то таковые с самого начала заимствовались из книг Священного Писания, изданных местным Британским Библейским Обществом. Следовательно, с этой стороны миссия была также обеспечена.

Словом, в отношении богослужения Миссия с первых же лет своего существования поставлена была в более или менее удовлетворительные условия и с пользою для дела могла обслуживать верующих в храме.

Кроме означенных трудов на корейском, о. Павел имел склонность к писанию литературных произведений на русском языке. Так, время от времени он помещал свои статьи в периодических изданиях на темы, вызванные потребностью времени, преимущественно церковного характера, часто под псевдонимом «кореец». Его перу принадлежат некоторые книги и брошюры, вышедшие в разное время. Вот их перечень.

1) Ко гробу Господню (путевые заметки о поездке в Иерусалим и на Афон). Иркутск, 1903.

2) Современное положение христианских миссий в Корее. Владивосток, 1904.

3) Корейцы – христиане. 2-е изд. Москва, 1905.

4) Иргень. Святое место в Забайкалье. Чита, 1911.

5) Покаянные песни. Уссурийский Свято-Троицкий монастырь. 1911.

6) К небу (Стихотворения). Владивосток, 1911.

7) От святой купели до гроба. Уссурийский Свято-Троицкий монастырь. Авдеевка, Приморская область, 1916.

Из всего вышеприведенного перечня трудов, как видим, о. Павел сделал не мало хорошего, полезного во славу Св. Церкви Православной вообще и Миссии корейской в частности.

Последнюю он украсил не только трудами подвигов своих, но и снабдил ее удобопонятным богослужением, столь необходимым для успеха проповеди среди туземцев. В этом одном, нам думается, его огромная заслуга перед будущею корейскою Церковью. Нет сомнения, что со временем сами корейцы оценят его труд и увековечат достодолжным образом. Помоги Боже!

Открытие станов и школ в провинции

Не удовлетворяясь производительностью стана в деревне Мунь- сан-пхо, функционировавшего с 1903 г., о. Павел с первых же дней приезда своего в Сеул стал нащупывать почву в ближайших от Мунь-сан-пхо селениях и по возможности подготовлять ее. Почва оказалась более или менее приемлемою для предпринимаемого дела, т. е. способною к восприятию семян веры Христовой. Местные жители в большинстве своем сочувственно отнеслись к начинаниям о. Архимандрита, по крайней мере, наружно никто из них не изъявлял неудовольствия к открытию этих христианских ячеек, и станы один за другим стали открываться.

Одним из первых был открыт стан в заштатном городке (ныне селение) Коха, затем в других, ближайших от Коха селениях (Карагай, Соннчон, Ильсан и Марысим).

С открытием станов в каждом из них приобретено было по одному-два клочка земли и устроено по молитвенному дому-фанзе; в каждом поставлено по катехизатору-проповеднику и открыто по школе для детей корейцев с положенным количеством учащих.

Катехизаторам вменялось в обязанность привлекать язычников к христианству, оглашать желающих принять крещение истинами веры православной и проч.; учащим – воспитывать юношество в добрых началах нравственности и давать познания в духе веры и благочестия христианского.

С течением времени, когда число верующих увеличилось, в селении Коха поставлен был священник кореец о. Иоанн Кан[97 - О. Иоанн Кан – житель Сеула; род в 1877 г.; учился в местной правительственной школе иностранных языков по русскому отделу в 1896–1903 гг.; в 1903 г. отправлен за счет Корейского Правительства в Россию для дополнительного образования, где и определен был в Курское реальное училище; в 1906 г. по требованию того же Правительства, не окончив образования, выбыл из училища и возвратился обратно в Корею; в том же году поступил на службу в Миссию в качестве переводчика и учителя школы; в 1907 г. принял святое крещение.], посвященный в священный сан из учителей миссийской школы, которому поручено было ведать станами и совершать в каждом из таковых богослужения. В помощники ему, в качестве псаломщика, дан воспитанник миссийской школы А. Г. Ким[98 - А. Г. Ким – уроженец Сеула, родился в 1895 г., крестился в 1908 г.; учился в Миссии в 1907–1912 гг; поступил на службу в качестве псаломщика стана в 1914 г.], проходящий означенную службу до сего времени в Миссии не без пользы делу. Таким образом, с открытием станов в селениях стала налаживаться жизнь в духе веры христианской.

Первая из школ (для мальчиков) открыта была в 1906 г. в стенах самой Миссии, вскоре она была преобразована в прогимназию с шестигодичным курсом обучения; вторая, типа одноклассной неподалеку от Миссии на участке, пожертвованном драгоманом нашего Консульства Н. с. Сенько-Буланым, для девочек. Затем в каждом из вышеозначенных станов было открыто по школе того же типа одноклассной школы с четырехгодичным курсом обучения, а всего 7 школ[99 - Школу в дер. Мунь-сан-пхо не берем в общий итог школ, так как она с открытием других школ была закрыта.].

В курс обучения входили предметы элементарной грамотности с Законом Божиим как основы всех предметов и для желающих изучать языки: русский и английский. Первые годы со времени открытия школ преподавание велось исключительно на корейском языке как родном, общепонятном для учащихся корейцев; потом, с присоединением Кореи к Японии, на японском как государственном для всей страны и, конечно, для учебных заведений, не исключая школ частных, миссионерских.

Преподавательский персонал состоял из 17 учителей и учительниц по предметам общеобразовательным, двух законоучителей и одного учителя пения по предметам специальным, а всего из 20 человек[100 - Такое многочисленное количество учителей объясняется тем, что по японским правилам школа должна иметь не менее 3–4 человек учителей, иначе она может быть закрыта из-за невозможности содержать должное число педагогов.]. Число учащихся неодинаково: иногда больше, иногда меньше, но, в общем, оно не превышало 250 – 260 человек того и другого пола.

На содержание школ Миссия расходовала до 3000 иен в год, других источников в виде частных пособий или субсидий не имелось. Расход этот, если принять во внимание скудный бюджет Миссии, едва превышающий 10000 иен в год, был довольно значителен и не мог не отражаться на развитии других сторон миссионерской деятельности в ущерб самому делу.

Вообще, создание школ было делом не из легких не только со стороны финансовой и педагогической, но и финансово-религиозной, особенно для такой молодой Миссии, как наша, которая только начала работать на ниве Христовой. Все надежды, какие возлагались на школы в смысле просвещения христианского, не оправдались или почти не оправдались, за исключением немногих. Причиной столь грустного явления было, как нам кажется, несоразмерное количество школ, открытых сразу, и, главное, неудачный подбор приставленных к ним учителей. Учителями были люди простые, не подготовленные к своим обязанностям, с ничтожным запасом знаний, без всякого педагогического опыта. Поступили они на службу кто, откуда: одни пришли в погоне за «счастьем» из частных корейских школ, другие – из инославных миссий, нередко уволенные со своей прежней службы за проступки или неспособность. Само собой разумеется, что подобного рода лица не могли дать детям существенных знаний, ни тем более вселить в них дух веры христианской, хотя сами и считались христианами. Правда, при школах имелись отцы законоучители, на которых лежало религиозное воспитание юношества, но они, к сожалению, не могли вести систематических занятий с учащимися: один из них, живя в Сеуле, перегружен был хозяйственными делами по Миссии, другой – из провинции, вследствие разбросанности станов, не мог регулярно посещать вверенные ему школы. Словом, так или иначе, дело налаживания работы школ было далеко неудовлетворительным.

Катехизаторы так же, как и учителя, были люди простые, полуграмотные корейцы-землепашцы, с трудом разбиравшие слово Божие. Следовательно, они также не могли быть руководителями, ни тем более ответственными наставниками христианских общин. Вся их деятельность сводилась к обычному чтению Евангелия и положенных молитв в общественных собраниях, не более этого. Большего дать они не могли, да и трудно было ожидать чего-либо другого от людей, мало сведущих в учении христианском вообще и в православном в частности.

Нет сомнения, о. Павел видел несостоятельность своих ставленников, видел непригодность их к миссионерскому деланию, но надеялся, что со временем они лучше подготовятся к выполнению возложенных на них обязанностей путем самообразования, через усердное чтение книг Священного Писания и будут, если не блестящими, то, во всяком случае, полезными работниками на ниве Христовой.

Правда, за время пребывания катехизаторов в станах число обратившихся в православие было довольно значительным, но это отрадное явление следует приписать не столько работе катехизаторов, сколько стараниям самого о. Павла, ибо он путем частых своих посещений селений, многократных религиозных собеседований с народом очень сильно влиял на психологию туземцев. Последнее обстоятельство тем более показательно, что с отъездом о. Архимандрита в Россию продуктивность миссионерской работы сразу понизилась и, в конце концов, почти сошла на нет.

Вообще, идея создания школ и станов, правильная в своей основе, оказалась не по силам такому молодому учреждению, как Русская Православная Миссия, и, полагаем, она была начата преждевременно.

Устройство миссийского подворья во Владивостоке

Еще до приезда своего в Сеул о. Павел стал устраивать подворье для Миссии во Владивостоке, чтобы иметь пристанище для себя и сотрудников своих на случай их приезда в названный город. Кроме того, он питал надежду, что подворье будет приносить доход и тем послужит некоторым подспорьем для пополнения скудного бюджета Миссии.

Место для постройки подворья отведено было Владивостокской Городской Управой в конце Манчжурской улицы при подошве горы, с видом на бухту «Золотой рог», в стороне от населенных районов, довольно красивое. Оно было выровнено, вычищено от камня и обсажено деревьями. При подворье выстроены церковь-школа «Памяти Убиенных Воинов» в минувшую Русско-японскую войну в 1904–1905 гг. и квартиры для учителей. Здесь же проектировалось со временем устроить и помещение для преосвященного Викария Владивостокского. Здание подворья двухэтажное, кирпичное, довольно красивое по архитектуре. Посередине здания при входе в церковь находится вышка (род колокольни) с небольшим количеством колоколов. Устроено оно на доброхотные даяния частных жертвователей, преимущественно чинов военного ведомства, участников бывшей Русско-японской войны».

Церковь при подворье в честь Скорбящей Божией Матери (24 октября) была освящена 9 октября 1907 г. Преосвященным Евсевием, Архиепископом Владивостокским и Камчатским, в сослужении Архимандрита Павла и многочисленного городского духовенства, при большом стечении молящихся.

В день освящения церкви, после литургии, открыта была и самая школа типа смешанной одноклассной с трехгодичным курсом обучения, для детей местных жителей, русских. Тут же единовременно выбраны были: для церкви – церковный староста И. И. Антропов, для школы – попечитель, член местной Городской Управы г. Дюков, взявшиеся за возложенные на них обязанности охотно и несшие их в течение нескольких лет не без пользы делу.

Для несения пастырских и законоучительских обязанностей поставлен был о. Варфоломей, посвященный к дню освящения храма в сан иеромонаха, ему было поручено ведать этим вновь открытым миссийским достоянием в должности заведующего.

Первым из таковых был, как мы уже отметили, о. Варфоломей (Селезнев), служивший в 1907–1909 гг.; вторым о. Владимир (Скрижалин) – в 1909–1911 гг.; третьим – о. Феодосий (Перевалов) – в 1911–1913 гг.

При третьем заведующем по его личному настоянию церковь-школа, как и самое подворье со всем принадлежащим ему имуществом и персоналом отошла из-под ведения Миссии в ведение епархиального начальства. Причина такой передачи крылась в том, что Миссия не в состоянии была содержать на свои средства ни подворья, ни церкви, ни тем более школы, ибо доход, поступавший от кружечного сбора во время богослужений в храме и всякого рода пожертвований от доброхотных даятелей[101 - Самым крупным жертвователем был Главнокомандующий маньчжурскими армиями генерал Линевич, пожертвовавший 10 000 руб.], на который рассчитывал о. Павел, не покрывал и половины всего расхода[102 - Подворье устроено было неудачно, в глухом, отдаленном от городского центра малонаселенном углу, куда молящиеся приходили в очень ограниченном количестве, притом исключительно в хорошую погоду.]. Поэтому волей-неволей пришлось передать имущество подворья, как и самое подворье в другие, более состоятельные руки. И сама Миссия снова осталась без подворья и церкви на стороне. Таким образом, в настоящее время Миссия не имеет в пределах России никакого движимого или недвижимого имущества.

Образование церковного хора и труды по переложению церковных песнопений на ноты.

Руководство церковным хором, как уже отмечалось, поручено было Федору Перевалову как человеку более или менее знакомому с пением и музыкой церковною, который вошел в состав Миссии исключительно для постановки пения при богослужении.

В то время в Миссии не было еще ни хора, ни готовых певчих, сколько-нибудь знающих пение. Поэтому пришлось ему с первых же дней приезда в Сеул создавать из ничего, если не хор, то по крайней мере «хорик», состоящий из детей корейцев, обучавшихся в миссионерской школе.

Занятия по пению шли в первые 3–4 месяца ежедневно, потом по два-три раза в неделю, за исключением дней предпраздничных, когда спевки учащались до двух раз в день и более. Сначала обучение было совместное для всех отделений школы, потом более способные были отделены специально для хора и стали обучаться по отдельности и в группах. В первой группе (общей) проходилась простая восходящая и нисходящая гаммы и другие соответствующие сему несложные интервалы певческой «мудрости», во второй – более сложные, особенно молитвы и гласы церковных песнопений.

Много труда, стараний и усилий было положено на это скромное, малозаметное, но в то же время необходимое для церкви дело. Дети корейцев, не слышавшие дотоле ни музыки, ни пения, были настоящими дикарями в отношении музыкальной культуры вообще и певческой в частности[103 - В то время музыка и пение в Корее находилась в зачаточном состоянии.]. Не обладая в массе своей слухом, они пели сиплыми, режущими ухо голосами, не считаясь ни с тонами, ни с правилами музыки, т. е. пели как бы сказать вразброд: «кто в лес, кто по дрова». Преподаватель нередко терял всякую надежду на успех своих трудов. Но, как говорит пословица: «терпение и труд все перетрут». Действительно, это мудрое народное выражение оправдалось. С течением времени дело стало налаживаться и приходить в должную норму. Дети с каждым днем все более и более стали усваивать и одолевать казавшуюся им недоступной «мудрость» певческую, и в результате через два-три года образовался довольно приличный «хорик», не дурно певший. Певчие пели в первое время за богослужением исключительно в один-два голоса, потом по мере навыка стали переходить к нотному партерному в три-четыре голоса пению, иногда довольно сложному[104 - В то время в Сеуле партесное пение было новинкой, так как во всех инославных миссиях поют в унисон, т. е. в один голос.]. Хор пел обычно все богослужение от начала до конца, тогда как ученики школы, не состоявшие в хоре, пели лишь избранные песнопения, как-то «Верую», «Отче наш», «Богородице Дево радуйся», «Достойно есть» и т. п.

Пение, заложенное 17–18 лет тому назад этим маленьким, незначительным по силе «хориком», поддерживается в том же приблизительно виде и порядке до настоящего времени.

Единовременно с образованием хора Ф. Перевалову поручено было также переложить на ноты, вновь переведенные на корейский язык церковные песнопения по образцам русской духовной музыки, по излюбленным Православной Церковью напевам, по его личному выбору, с тем, чтобы Миссия имела в дальнейшем свои собственные переложения, т. е. имела бы свою главную основу церковного пения.

Положить на ноты ту или другую пьесу, исполняемую на иностранном языке, тем более на корейском, хотя бы с готовой композиции, труд далеко не легкий, если только перелагающий желает сохранить, по возможности, неприкосновенной данную мелодию. Корейский язык, как известно, представляет собой в этом отношении особые трудности. Слова корейские зачастую длинные, многосложные; речь пространная с массой придаточных, вводных и объяснительных предложений. Поэтому самая краткая фраза по-русски, принимает по-корейски вид распространенного предложения и требует нередко повторения нотной строфы. Например, мы поем по-русски: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». По-корейски это звучит: «Хырисытосы-кесо чугыни-дыль-чуннэсо пухварьхаясо, чугомыроссо чугомыль мархасиго, то кванэ иннанджвя дырэгэ моксумыль чусотнанида». Из этой одной краткой пасхальной песни видим, насколько длинна и трудна по произношению речь корейская, не говоря уже о других, более сложных словах, встречающихся в церковных песнопениях и еле выговариваемых.