Известные и неизвестные открытия XX века

Итак, 1906 г. можно считать неким рубежом в эстетических предпочтениях юноши Жирмунского. Начиная с 1906 г. и вплоть до 1912 г., т. е. два последних года в Тенишевском училище и весь период студенчества в Петербургском университете, Жирмунский непрерывно пишет стихи. Особенно плодотворными для его поэзии стали студенческие годы. На поэтические вкусы Жирмунского, несомненно, повлияла дружба с Василием Васильевичем Гиппиусом (1894–1942), будущим профессором Ленинградского университета, а тогда студентом романо-германского отделения Петербургского университета. Их знакомство восходит еще к годам совместного учения в Тенишевском училище. Именно в этот период оба юноши увлекаются поэзией, сами пишут стихи, ищут знакомств с литераторами. Однако тогда они еще не были близкими друзьями. Настоящее сближение происходит в студенческие годы, на романо-германском отделении Петербургского университета. Друзей соединяет не только совместная работа в семинаре, но и общие литературные интересы. В 1909–1910 гг. оба они регулярно посещают заседания Общества ревнителей художественного слова (Поэтической Академии), собиравшегося в редакции журнала «Аполлон», под председательством Вячеслава Иванова. Гиппиус, в большей степени, чем Жирмунский, связанный с литературным миром, был завсегдатаем заседаний Академии.

В настоящей статье мы хотели бы рассмотреть стихи Жирмунского 1909–1911 годов, собранные в три сборника: «Стихи 1909 года. I. Январь – август» (45 стихотворений), «Стихи 1909 года. II. Август – январь (31 стихотворение)», «Стихи 1911 года. Январь – декабрь (25 стихотворений)». Они действительно написаны под сильным воздействием символистов и в традиции символистской школы.

Прежде всего обращают на себя внимание эпиграфы. Русская поэзия представлена в них цитатами из М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета, А. К. Толстого, Вл. Соловьева, З. Гиппиус, Ал. Добролюбова, А. Блока, В. Брюсова, Ф. Сологуба. Из европейских поэтов много эпиграфов из поэзии Гете, Шелли, Россетти, Новалиса, Ницше. Если задаться вопросом, что общего увидел Жирмунский-поэт в лирике таких разных авторов, то напрашивается ответ – романтизм. Именно в эти годы, занимаясь в романо-германском кружке и работая в семинаре Ф. А. Брауна, Жирмунский изучает творчество и эстетику немецких романтиков. Пройдет всего несколько лет, и в последней главе своей первой книги «Немецкий романтизм и современная мистика» (1914) он назовет символистов неоромантиками.

Во многих стихах Жирмунского присутствуют мотивы из поэзии романтиков и символистов. А. В. Лавров справедливо указывает на блоковские реминисценции в стихотворении из сборника 1909 года «Ты для меня моя Сольвейг, моя дорогая…»[70 - Жирмунский В. М. Начальная пора: Дневники. Переписка / публ., вступ. ст., коммент. В. В. Жирмунской-Аствацатуровой. М., 2013. с. 549.]. К этому можно добавить, что мотив Сольвейг, навеянный известным стихотворением Блока, повторяется и в сонете «Роза и Сольвейг» (из того же сборника) и особенно ярко – в стихотворении из цикла «После молитвы»:

И ты пришла – вся теплая, живая,
Как Сольвейг милая когда-то в старину,
Ночные тени, свой восторг сливая,
Поют твою любовь и тишину.
И ты пришла – свивайте ваши тени,
Деревья белые – я так хочу!
Под снегом ждет ковер моих растений.
О, ночь моя! На лыжах я лечу!

[71 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 323.]

Можно отметить и другие мотивы, лежащие в традиции Блока и его предшественника Вл. Соловьева, в частности в стихотворении из того же цикла «После молитвы»:

Есть небеса, куда никто не поднимался,
И горы красные в лазурных облаках,
Над ними только свежий ветер рвался
И колыхался на лесных цветках.

[72 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 321.]

В стихотворении «Сады твои, о, светлые и чистые…» явственно слышится отзвук знаменитого блоковского «О доблестях, о подвигах, о славе…»:

Сады твои, о, светлые и чистые!
Я их покинул для мирских сует,
И я забыл глаза твои лучистые,
Мой бесконечный, неизбывный свет.

[73 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 319.]

Стихотворение, написанное в июле 1909 г., вызывает в памяти блоковские и брюсовские мотивы и образы:

Твои поцелуи – вино на моих губах.
Небо и море, свет и правда вокруг.
Твои поцелуи – вино моей любви.
Здесь со мною мой нежно любимый друг.

[74 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 309.]

Стихотворение «Alba» имеет подзаголовок «Подражание неизвестному средневековому образцу», но при этом его композиция, построенная на амебейном параллелизме, восходит к Бальмонту:

Милый, проснись! – на заре
Кричат за окном петухи…
– Ты мой свет неугасный – любимой сестре
Я тебя предпочту… На заре, на заре
За окном кричат петухи…
Я ли тебя не люблю,
Я вся горю от тебя.
– Я всю жизнь и кончину с тобой разделю,
Чтоб ты знала, как звездно тебя я люблю,
Как ласкаю и целую тебя.

[75 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 318.]

Помимо символистских мотивов в стихах Жирмунского прослеживаются образы, восходящие к Фету. Например, стихотворение «Вечерняя дума»:

Воздух прозрачен и свеж, и дыханьем здоровым полны
Тучи там, наверху, – внизу подземный песок.
Вот пронеслись молчаливые, странно жуткие волны.
Солнце только зашло, но темен уже восток.

[76 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 313.]

Или в стихотворении «Ноктюрн»:

Я хотел бы глядеть в твои золотые глаза,
Долго, долго глядеть и молиться тебе.
Я хочу увидать в синеве небеса,
Небеса в синеве, в синеве.

[77 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 293.]

Традиция Фета проявляется и в строфике некоторых стихов Жирмунского. В стихотворении, датированном январем 1909 г., необычная строфика: нечетный стих – 4-стопный амфибрхий, четный – 3-стопный анапест, с мужским окончанием:

Я плачу, я плачу на темных камнях
И стою на беззвездных путях,
И больно сгорают на сердце моем
Эти звуки непетым огнем…

[78 - Стихотворное наследие В. М. Жирмунского. Символистский период (1909–1911), подготовленное и научно откомментированное В. В. Жирмунской-Аствацатуровой и Н. А. Богомоловым // Russian Literature. Elsevier. SciVerse ScienceDirect. LXXII (2012) III/IV. P. 292–349. с. 292.]

…что отсылает к строфике известного стихотворения Фета «Певице»:

Уноси мое сердце в звенящую даль,
Где как месяц за рощей печаль;
В этих звуках на жаркие слезы твои
Кротко светит улыбка любви.

[79 - Фет А. А. Полное собрание стихотворений. Л., 1959. с. 182.]

Или строфика стихотворения «Твои святые, чистые черты…», также восходящая к фетовской: