Ким

– В Читоре я был в стране, находящейся под властью индийского властителя, потому что Кота к востоку лежит вне закона королевы, а на востоке находятся Джейпур и Гвалиор. Тут нигде не любят шпионов и нет правильного суда. Меня преследовали, как мокрого шакала. Но я вырвался в Бандакуи, где, как я слышал, в суд на меня подана жалоба, в которой я обвинялся в убийстве мальчика в городе, где я был раньше. Там представлены и труп и свидетели.

– Но разве правительство не может защитить?

– Мы, принимающие участие в игре, стоим вне защиты. Если мы умираем, то и дело с концом. Наши имена вычеркиваются из книг. Вот и все. В Бандакуи, где живет один из нас, я думал замести след, изменив лицо, и, таким образом, сделался маратом. Потом я пришел в Агру и хотел вернуться в Читор за письмом. Я был уверен, что улизнул от них. Поэтому я не дал телеграммы о том, где лежит письмо. Я хотел, чтобы заслуга принадлежала мне.

Ким кивнул головой. Он хорошо понимал это чувство.

– Но, когда я шел по улице в Агре, меня окликнул какой-то человек, сказал, что я должен ему, и, подойдя с несколькими людьми, хотел немедленно отвести меня в суд. О, на юге люди умны! Он признал во мне своего агента по хлопковому делу. Да горит он в аду за это!

– А ты был агентом?

– О, глупец! Я был человек, которого они искали из-за письма. Я побежал в квартал мясников и вышел через дом еврея, который испугался шума и вытолкал меня. Я пошел пешком до станции – денег у меня было только на билет до Дели – и, когда я лежал в лихорадке в канаве, из кустов выскочил какой-то человек, избил и изранил меня и обыскал с головы до ног. Это было совсем близко от железной дороги.

– Почему он не убил тебя?

– Они не так глупы. Если меня арестуют в Дели по требованию адвокатов по доказанному обвинению в убийстве, то меня передадут правительству по его требованию. Я возвращаюсь назад под стражей и потом медленно умираю, служа примером для остальных наших. Юг – не моя страна. Я бегаю кругами, словно одноглазая коза. Я не ел уже два дня. Я отмечен, – он показал на грязную повязку на ноге, – так что меня узнают в Дели.

– По крайней мере, в вагоне ты в безопасности.

– Поживи годок, занимаясь Большой Игрой, и посмотрим, что ты тогда скажешь! В Дели будут получены телеграммы, в которых подробно описывается моя наружность и одежда. Двадцать – если нужно будет сто – человек покажут, что видели, как я убил этого мальчика. А ты не можешь быть полезен!

Ким достаточно хорошо знал местные нравы, чтобы не сомневаться, что дело будет доведено до конца – включительно до смертного исхода. Марат временами ломал пальцы от боли. Фермер в своем углу смотрел угрюмым взглядом, лама сосредоточенно перебирал четки, а Ким с докторским видом возился у шеи больного и обдумывал план действий между заклинаниями.

– Нет ли у тебя каких-нибудь чар, чтобы придать мне иной вид? Иначе я все равно что уже мертвый человек. Только пять – десять минут наедине, если бы у меня не было так мало времени, и я мог бы…

– Ну что же, излечен он, чудотворец? – проникнутый ревностью, сказал фермер. – Ты пел достаточно долго.

– Нет. Как я вижу, для его ранений нет другого средства, как просидеть три дня в одежде «байраги». – Это обычная кара, часто налагаемая на какого-нибудь толстого купца его духовным учителем.

– Жрец всегда старается и другого обратить в жреца, – возразил фермер. Как большинство грубых религиозных людей, он не мог удержаться от насмешек над своей церковью.

– Так, значит, твой сын будет жрецом? Ему пора принять мой хинин.

– Мы, джаты, – буйволы, – сказал, смягчаясь, фермер.

Ким потер пальцем с горьким лекарством доверчивые губки.

– Я ничего не просил, кроме еды, – строго сказал он отцу ребенка. – Тебе жаль, что ты дал мне? Я хочу полечить другого человека. Дашь ты мне разрешение, князек?

Громадные лапы фермера с мольбой взлетели в воздухе.

– Нет, нет. Не насмехайся так надо мной.

– Мне приятно вылечить больного. Тебе вменится в заслугу, если ты поможешь мне. Какого цвета зола в твоей трубке? Белая. Это хороший знак. Нет ли у тебя сырого желтого имбиря среди съестных припасов?

– Я… Я…

– Развяжи свой узел!

В узле был обычный набор разных мелочей: кусочки холста, шарлатанские лекарства, дешевые гостинцы, мешочек с «аттой» – сероватой местной мукой, табак, пестрые чубуки и пакет с пряностями для приготовления сои. Все это было завернуто в одеяло. Ким перевернул все в узле с видом заправского колдуна, бормоча магометанские заклинания.

– Это мудрость, которой я научился у сахиба, – шепнул он ламе, и, если вспомнить об его обучении у Лургана, он говорил сущую правду. – В судьбе этого человека, судя по звездам, есть много дурного, что тревожит его. Прогнать это дурное?

– Друг Звезд, ты всегда поступал хорошо. Пусть будет, как ты находишь нужным. Это новое исцеление?

– Скорее! Поторопись! – задыхаясь, проговорил марат. – Поезд может остановиться.

– Излечение от призрака смерти, – сказал Ким, смешивая муку фермера с золой и табачным пеплом в глиняной чашечке трубки. Е.23, не произнеся ни слова, снял тюрбан и тряхнул своими длинными черными волосами.

– Это моя пища, жрец, – пробормотал джат.

– Буйвол в храме! Как смел ты даже смотреть на это? – сказал Ким. – Я должен совершать таинства перед дураками, но береги свои глаза. Нет ли уже тумана перед ними? Я спасаю ребенка, а в благодарность ты… о, бесстыдный! – Фермер потупился от взгляда Кима, который говорил совершенно серьезно. – Проклясть мне тебя или… – Он схватил конец холста, из которого был сделан узел, и набросил его на склоненную голову фермера. – Посмей только пожелать взглянуть на что-нибудь, и даже я не смогу спасти тебя. Сиди! Молчи!

– Я слеп, глух. Остановись, не проклинай. И иди сюда, дитя мое. Мы будем играть в прятки. Ради меня, не выглядывай из-под холста.

– Я вижу проблеск надежды, – сказал Е.23. – Какой у тебя план?

– Прежде всего вот это, – сказал Ким, срывая тонкую рубашку. Е.23 колебался. Как человек с северо-запада, он не любил обнажать свое тело.

– Что такое каста в сравнении с перерезанным горлом? – сказал Ким, разрывая рубашку у пояса. – Мы должны сделать из тебя желтокожего садду. Снимай, снимай скорее и тряси волосами так, чтобы они попали тебе в глаза, пока я буду посыпать тебя золой. Теперь знак касты на лоб. – Он вынул из-за пазухи маленький ящик с красками и плитку ярко-красного бакана.

– Ты еще новичок? – сказал Е. 23, стараясь изо всех сил, так как дело шло о спасении его жизни. Он вылез из окутывавших его тело одежд и стоял только с передником на бедрах, пока Ким рисовал большой кастовый знак на его перепачканном золой лбу.

– Только два дня тому назад вступил в Игру, брат, – ответил Ким. – Помажь сильнее грудь золой.

– Не встречал ли ты врачевателя жемчужин? – Он развернул полотно своего длинного, туго свернутого тюрбана и быстро обвил им бедра, придав ему замысловатую форму пояса садду.

– Ага! Так ты видишь его влияние? Он был некоторое время моим учителем. Нужно обнажить твои ноги. Зола залечивает раны. Помажь еще.

– Некогда я был его гордостью, но ты чуть ли не лучше меня. Боги милостивы к нам! Дай-ка мне это.

То был жестяной ящичек с пилюлями опиума, находившийся среди всякого хлама в узле фермера. Е.23 проглотил полпригоршни.

– Они хороши против голода, страха и простуды. И к тому же от них глаза наливаются кровью, – объяснил он. – Теперь у меня хватит мужества для Игры. Не хватает только щипцов для углей, какие носят садду. А как со старой одеждой?

Ким свернул ее в маленький комочек и запрятал в широкие складки своей туники. Он намазал ноги и грудь Е. 23 желтой охрой, наложив ее большими мазками на фон из муки, золы и желтого имбиря.

– Крови на одежде достаточно, чтобы повесить тебя, брат.

– Может быть. Но нет нужды выбрасывать ее из окна… Готово!.. – В голосе его слышался чисто мальчишеский восторг от Игры. – Повернись и взгляни, о джат!

– Да защитят нас боги, – сказал фермер, вылезая из-под накинутого на него холста, словно буйвол из камыша. – Но куда ушел марат? Что ты сделал с ним?

Ким обучался у Лургана-сахиба, а Е.23 по профессии был недурной актер. Вместо боязливого, дрожащего купца в углу развалился почти голый, перепачканный золой, вымазанный охрой садду с волосами пепельного цвета. Его распухшие глаза – опиум быстро производит свое действие на пустой желудок – блестели дерзостью и животной похотью. Ноги были скрещены, на шее красовались темные четки Кима, на плечах был накинут кусок поношенного ситца с цветами. Ребенок спрятал свое лицо на плече изумленного отца.

– Взгляни-ка, князек! Мы путешествуем с колдунами, но они не сделают тебе вреда. О, не плачь… Какой смысл в том, чтобы сегодня исцелить ребенка, а завтра убить его страхом?

– Ребенок будет счастлив всю свою жизнь. Он видел великое исцеление. Когда я был ребенком, я делал из глины людей и лошадей.