Древний Рим. Имена удовольствий

– Доброй ночи, Наталия!

– Гай, подожди, я иду с тобой!

– Я же сказал, мы увидимся завтра! Так и будет. Женщина, будь терпелива… эта ночь и мне покажется годом. Но я хочу убедиться…

– Гай…

Ворота за нашими гостями закрылись, и я растерянно оглядела поникшего Клодия, встревоженного Элиава, унылого Мапроника и зевающего от скуки Кромиха. И что это сейчас было, хотела б я знать! Что за маневр… что за тактический ход…

Я – приличная русская девушка, откинув всякое смущение, кидаюсь на шею древнеримскому мужчине, а он говорит мне – до завтра! Вот же… вслух ругаться не хочется, а так бы я, конечно, высказалась. Пришлось выпустить пар на притихшего патрона:

– Клодий, ну ты-то чего хандришь? Гай нам поможет, он уговорит их дать отсрочку, так уже было не раз.

Мой благодетель тяжело опустился на скамеечку и закрыл лицо руками:

– Марк Децим положил глаз на мою маленькую усадьбу, он хочет открыть здесь производство шерстяной ткани, у него уже пять лавок в городе, нужна новая красильная мастерская. Децим – вольноотпущенник видного сенатора и его бывший любовник. С таким высоким покровителем можно смело вести дела и спорить даже с консулами.

– Все обойдется, вот увидишь! – утешала я друга. – Может, обратимся к Оливии? Завтра пойдем к ней вместе, а, Клодий? Я уверена, что ей тоже нелегко.

– Чепуха! Она и думать обо мне забыла. Я слышал, она теперь увлекается женщинами. Сидит дома, не устраивает пиры, к ней ходит только близкая подруга.

– Так я и думала, Оливия страдает! Клодий, иногда надо отодвинуть свою гордость в сторону, перешагнуть через обиду и еще раз, хотя бы еще один раз просто поговорить с человеком. Если он тебе, и правда, так нужен… Что толку вздыхать и маяться одному. Навести ее и выясни, что она о тебе думает, может, вдвоем вы быстрее найдете правильное решение. Лучшее для вас обоих. И даже пусть это будет разлука… Зато ты простишься с ней по-людски и попробуешь жить дальше. Ну, разве я не права?

– Не могу… я не могу к ней пойти, я мужчина и не должен так унижаться перед женщиной. Пусть она придет ко мне и тогда… тогда я буду целовать ей ноги.

– Вот ненормальный квирит! А может, все вы тут благородные страдальцы с ранимой душой на генетическом уровне. Недаром потом всякие картины напишут: "Клятва Горациев", "Муций Сцевола перед Порсеной"… Гай тоже такой, правда? Тоже хочет, чтобы я сама к нему пришла, да? Хорошо, я так и поступлю. О, как приятно быть женщиной!

Клодий прекратил хныкать и подозрительно уставился на меня, а я вдохновенно продолжила:

– С женщины совсем другой спрос. Мы можем делать все, что душе угодно, раз в глазах мужчин мы слабенькие и ничтожные, заведомо ниже по статусу. Нас не может унизить преклонение перед возлюбленным. Так уж заведено, что женщина должна падать на спину перед сильным самцом, а он еще подумает – покрыть ее сразу же или помешкать немного… покурить, повоевать… пообижаться.

Тьфу на вас! Только и думаете, как бы свое мужское достоинство не уронить, как бы чего про вас не подумали, не сравнили вас с бабами. Это же для вас самое больное! Шовинисты несчастные! Правильно я говорю, человек с африканского континента?

Кромих улыбался и одобрительно цокал языком. Интересно, он хоть что-то понял из моей гневной тирады? Надо будет его расспросить подробно, откуда он в Риме и как с Гаем познакомился. Интервью можно провести завтра с утра… Может, что полезное узнаю.

Все равно странно, зачем мне Гай подсунул чернокожего атлета? Ага, вот и второй "телохранитель" объявился, набегался по древнеримским шлюхам, удовлетворил все свои нужды, чего же глаза такие бешеные…

Дакос подходил к нам, словно голодный леопард к стаду овец. М-да… не ожидал увидеть здесь такого здоровенного «лабрадора».

– Кто этот человек? Что ему нужно? Откуда он?

Мне пришлось коротенько объяснить своему занудливому рабу, что Кромиха прислал сосед, потому что в окрестностях участились разбойные нападения на усадьбы благопристойных римских граждан. У Дакоса даже лицо перекосилось:

– У вас же есть я! Отошли назад этого урода, – негодовал уязвленный фракиец.

– Не груби! Он такой же человек, как и ты…

– Такой же? Ну, уж нет!

– Дакос, прекрати его доставать, я тебе приказываю, ты меня обещал слушаться в конце концов.

Несколько мгновений гладиатор пристально наблюдал за нубийцем, а потом перевел взгляд на мое лицо:

– А может быть, это твой новый подарок? Наталия, ответь прямо. Тебе прислала его Оливия?

Из мощной груди Дакоса вырвалось рычание, он едва ли не прыгнул вперед, одновременно отпихнув меня в сторону, но Кромих уже был на ногах и ответил столь же воинственным рыком:

– Презренный фракиец! Я вырву твою печень и сожру ее у тебя на глазах, пока она еще истекает кровью.

У меня началась икота. Я понятия не имела, как остановить надвигающееся побоище. Мужчины были одинаковой комплекции и прекрасно вооружены. Оба злы, отлично тренированы и смертельно опасны. Оба жаждали сражения. Совершенно неожиданно ситуацию спас… да-да, Элиав, я его за это мысленно обещала поцеловать в щеку, мальчишка будет рад.

И что же сделал наш образованный грек? Да самое невероятное, он подскочил к бойцам, повинуясь порыву пылкой юной души и залепетал умоляющим голосом:

– Подождите, подождите, пожалуйста, я сейчас все запишу! Еще мгновение, а не то я забуду! Прошу вас, еще пару фраз для моей трагедии. Корнелий Астепион обещал поставить пьесу в своем театре, если я добавлю сцену решающего поединка. Умоляю, всего несколько слов от чистого сердца…

Я не могла сдержаться, меня просто согнуло пополам от приступа гомерического хохота при виде того, как вытянулись лица свирепых мужчин. Они могли между делом голову оторвать Элиаву за дерзкую выходку, однако отчего-то замешкались и на мгновение потеряли боевой настрой. За кустами уже кудахтал Мапроник, а Клодий гримасничал, пряча усмешку. Бывшие гладиаторы растерянно смотрели на нас и не могли настроиться на борьбу.

Они привыкли к ужасу и восторгу в глазах зрителей, их не остановили бы вопли отчаяния и мольбы о мире, но вот насмешка… Колошматить друг друга на глазах у смеющейся публики, занятие, признаться, не очень почетное. Верно кто-то сказал, лучший бой тот, который не состоялся!

Вдоволь насмеявшись, я объявила о своем желании идти спать, благо уже начало смеркаться. Кажется, сегодня ночью у моей спальни будет почетный караул из двух ненавидящих друг друга мужчин. Оно и к лучшему!

По крайней мере, один из них точно не проберется ко мне в постель под покровом тьмы и не станет лить в мои уши сладкие речи, пока грубые сильные пальцы задирают край ночной туники. Оно и к лучшему… Завтра за мной придет Гай – тот, кто мне нужен, кого я желаю всей душой и всем телом. Надеюсь, этой ночью мне будут сниться добрые сны.

Глава 14. Имена удовольствий

…И когда на изумрудах Нила
Месяц закачался и поблек,
Бледная царица уронила
Для него алеющий цветок.

    Н. Гумилев

С раннего утра мы почти всем домом отправились в город, оставив в усадьбе только старого Мапроника. Встречные прохожие разглядывали нас с любопытством. Справа от меня вышагивал могучий фракиец, а слева – чернокожий гигант из Нубии. Я казалась всем важной «птицей», раз охраняют такие солидные ребята. Клодий уныло тащился сзади, опираясь на руку Элиава, на эту невзрачную пару мало кто обращал внимание.

Близ Центрального форума Клодий свернул в портик, где размещались адвокатские конторы, и через некоторое время, уплатив пошлину, я подписала документ о том, что Дакос из Фракии является моим вольноотпущенником.

Словно гора свалилась с плеч, прощай ответственность и всякого рода соблазны. Наши дороги с бывшим гладиатором неминуемо должны разойтись. Однако сам Дакос считал иначе…

Не успели мы снова оказаться на улице, как он схватил меня за руку и горячо заговорил:

– Наталия, пойдем со мной! Я больше не раб, не гладиатор – «говорящее орудие убийства». У меня есть деньги, я сниму для тебя жилье на первые дни, а после мы вместе покинем город и найдем место получше.

– Лучше Рима? – Клодий был искренне удивлен, а Кромих недоверчиво блеснул белыми зубами, поглаживая рукоятку длинного ножа, заткнутого за широкий кожаный пояс.

Я смело посмотрела на Дакоса, начиная заранее заготовленную прощальную речь:

– Послушай… Я никогда не считала тебя «презренным рабом», но и не давала ложных надежд. Я скоро перейду в дом мужчины, которого люблю. «Хотя бы в гостях побываю…» Да, он – римлянин! И он не беден, но я люблю его не за личные термы, а… не знаю, даже за что и не хочу это обсуждать.

У Дакоса губы сжались и щеки покраснели, тогда я заговорила быстрее: