Инкуб, или Демон вожделения

– Это нож для снятия кожи, – сказала она. – Тот самый, которым разделывались с ведьмами. Ты назовешь это предрассудком, но в те времена люди верили, что обыкновенным ножом кожу человека, происходящего от Богов зари, не снять.

Для того, у кого в жилах дочеловеческая кровь, нужен особый металл.

Она повернула нож за рукоятку, и на лезвии блеснуло отраженное пламя.

– Вот тогда и сделали такой специальный нож. Пока металл был еще горячим, в него добавили кровь из прорванной девственной плевы монашки, боговой невесты, которая принесла свою невинность в жертву во имя торжества Господа. А когда настало время закаливать сталь, лезвие опустили не в простую, а в святую воду. Это уникальный, единственный в своем роде нож…

17

… – Твой любовник имел тебя через зад… или ты брала в рот его… говори!

Молчание.

– Говори, дитя, или опять попадешь на дыбу.

– Пытайте и будьте прокляты, – кричит она.

– Еще четверть поворота, милорд?

– Две четверти, – говорит инквизитор.

Лицо его потемнело от гнева. В голосе впервые чувствуется злоба.

– Две четверти. И потом еще две, а потом полоборота, а потом целый; и еще и еще, пока эта проклятая сука не заговорит…

Комната скоро превращается в ад, пещеру для пыток, оргию нарастающей боли. Когда глаза вылезают из орбит от дикого ужаса, когда голова мотается из стороны в сторону, когда закованные руки сжимаются и разжимаются от боли, когда пальцы ног извиваются как маленькие толстые червяки, а сами ноги дрожат как бока загнанной лошади. Груди колышатся, выступающие ягодицы напряжены, каждый дюйм ее плоти протестует и сопротивляется. Дыба методично и бесстрастно продолжает разрушать тело. Палач, злобно улыбаясь, делает свое дело. Звуки мечутся от стены к стене, бойня наполнена воплями инквизитора, рычаг, поворачиваясь вновь и вновь, издает страшный скрип. Она с ужасом ощущает, что ее колени начинают разъединяться, плечи выходят из суставов, позвоночник превращается в столб белого огня. Тело бездумно отдает кровь, пот, все свое содержимое. Но визгливый маньяк продолжает крутить дыбу, подводя ее к такому пику страданий, что кажется, вот-вот все должно закончиться смертью. Но и этот пик можно преодолеть, чтобы отправиться к еще более мучительному. Боль забирается все выше и выше, достигает высот, где уже невозможно дышать. Это, наверное, последняя высота, потому что представить себе боль сильнее просто невозможно, она нереальна для плоти и костей. Но вот и эта вершина достигнута, и все-таки за ней – следующая. Так повторяется, пока два слова, выдавленных из глубин души, не срываются с ее губ…

18

Тим и Дженни лежали рядом в ее постели.

– Я одно знаю наверняка, – сказала Дженни, – если ты останешься в этом доме, твоя тетя сделает из тебя еще большего психа, чем она сама.

– Но, может быть, в этом что-то есть, – возразил он озадаченно. – Многие верят в эти оккультные дела. Не могут же все они быть ненормальными.

– Может, и не все, – ответила Дженни, – но если ты поразмыслишь внимательно над тем, что она говорит, то откроешь множество неувязок.

– Но она убедительно растолковывает их.

– Конечно… придумывая аргументы прямо на ходу. Ты же знаешь, человек может быть умным и ненормальным одновременно. Смотри, – она выпростала руки и методично стала считать на пальцах. – Во-первых, ты ей доказываешь свою невиновность, что па тебе нет никаких следов от пуль, так? Она в ответ читает тебе о бронзовых топорах из какой-то старой книги. А, может, этого в книге вовсе и нет, может, она не переводила, а просто придумывала. Но даже если в книге все так, то что это доказывает? Во-вторых, она ошибается и забывает о собственном вранье – режет тебе руку, а ты ловишь ее на этом. Она тут же выдумывает еще одну сказку о специальном ноже. Разве ты не видишь, что концы с концами не сходятся?

Тим подумал над сказанным Дженни и почувствовал себя чуть увереннее.

– Ну а как же все-таки книга, камин и огонь?

– Так, как ты ей сказал об этом, Тим. Искры и прежде приводили к пожару, а вещи и раньше выпадали из камина…

– Почему же огонь тут же погас?

– А, может, он и так погас бы сам…

Тим кивнул:

– Я тоже так думаю. – Он уставился на освещенный луной потолок.

– Джен, – произнес он через некоторое время. – А что, если я и вправду маньяк?

– Разве тебе надо кого-то насиловать? – задала она вопрос очень нежным голосом и погладила его под простыней.

– Нет, серьезно. Отбросим все это колдовство. Но в реальности вдруг я и правда псих какой-нибудь? Может, я теряю сознание и просто не помню, что творю?

– Я в это ничуточки не верю, и ты выбрось это из головы, Тим. То, что случилось с Мэлани и с другими, – это ужасно, чудовищно, но ты к этому непричастен, – твердо заключила она.

Он опять помолчал, а затем произнес:

– Я не перестаю думать об этой книге, переплетенной в человеческую кожу…

– Держу пари, что это самая обычная старая овечья шкура, – она подавила зевок.

– А дырка над «i» в слове «Perditae»?

– Что это за слово? – она повернулась к нему.

– Это часть названия.

Дженни нахмурилась:

– Забавно!

– Что забавно?

– К моему отцу приходил человек, мистер Траск. Я его видела всего минуту. Но пока я шла наверх, клянусь, что он сказал отцу о книге именно с таким названием.

Тим сел в постели:

– Ты уверена?

– Ну, не абсолютно.

– Это, наверное, тот приезжий, что остановился в гостинице.

– Может быть… Эй, куда это ты?

Тим сбросил простыню и встал. Торопливо одеваясь, сказал:

– Я хочу повидаться с ним.

– В такую пору?