Чумные псы

– Для овец. Я даже не сомневаюсь, – ответил Надоеда, надеясь про себя, что угадал. – Ну конечно, для овец. Мы от всех убежали, точно тебе говорю! Здесь это делают с другими животными – не с нами. Посмотри только на облака, на ручей! Они все бегут в одном направлении и не возвращаются, так? Вот и нам незачем возвращаться!

– И здесь оставаться тоже незачем, – буркнул Рауф, поднялся, вызвав небольшой камнепад, и поплелся к вершине холма.

Вскоре впереди открылось другое каровое озеро, большего размера, – Леверс-Уотер. Здесь человек успел побывать, воздвигнув бетонную набережную и запруду в истоке ручья, но, как ни странно, панического ужаса Рауф на сей раз не испытал. Как лиса или олень, переполошенные первыми звуками рога или запахом охотничьей стаи, вскоре собирается с духом и пускает в ход кто хитрость, кто быстроту ног, так и Рауф, смирившись с мыслью о повсеместном присутствии ненавистных белых халатов, похоже, решил теперь противостоять им всеми возможными средствами. Поглядев несколько секунд с расстояния четыре или пять сотен ярдов на озеро, он отпрянул и укрылся за большим валуном. Когда Надоеда присоединился к нему, большой пес осторожно переполз вперед, туда, где имелась возможность выглянуть из-за камней и все осмотреть, не показываясь на глаза белым халатам, если они сидели в засаде.

В этом месте псы провели около часа, высматривая и вынюхивая малейшие признаки приближения человека. Им удалось заметить только одного пешехода, который появился в миле от них, на фоне высокого склона Хай-Фелл по другую сторону озера. Человек был различим всего лишь несколько мгновений: он громко кричал и махал рукой кому-то, кто находился вне поля зрения. Тонкое «Э-ге-гей!» отчетливо донеслось через водную гладь. Потом человек двинулся дальше и пропал из виду.

– Он был не из… Ну, по крайней мере не очень похож на белые халаты, – неуверенно проговорил Рауф.

– А по мне, он здорово смахивал на человека-пахнущего-табаком, да и голос… – возразил Надоеда, играя роль адвоката дьявола. – В любом случае та, другая вода… ну, там, откуда мы только что пришли… знаешь, она не слишком напоминала то, что ты мне рассказывал про железный бак.

– Еще как напоминала! Просто она железом не пахла, а так…

– Запах, вообще-то, первейшее дело, – сказал терьер. – Чему верить, если не запаху? Я, правда, не утверждаю, что там действительно было безопасно. Если уж на то пошло, грузовики злобой не пахнут. Ни крови, ни зловония из пасти. И тем не менее они приходят и убивают…

Он не договорил и умолк. Рауф ничего не ответил, и через некоторое время Надоеда вновь подал голос:

– И все-таки, что с нами теперь будет? Как мы будем жить? Они куда-то подевали весь обычный мир. Здесь совсем есть нечего! Хотим мы того или нет, нам придется вернуться…

Рауф опять долго не отвечал.

– Тут есть что-то, – проговорил он наконец. – Запах вспомнить пытаюсь… топ-топ-топ, лапки семенят… и усики такие маленькие…

Сильный порыв ветра ударился о валун, промчался по склону и сморщил озерную гладь, вдребезги разбив отражения облаков. Острая рябь побежала в сторону запруды, словно подгоняемая незримым течением.

– Мышка, – сказал Рауф. – Ко мне в вольер один раз забрела мышка. Мы с ней поболтали…

– На полу остаются крошки корма. Сделай себе острые зубки из осколков костей, подбери хвост – и вперед… Чем не житье? Даже блохи и те стараются жить лучше. Мне мамка рассказывала… Наверно, той блохе, что поселилась у меня в голове, неплохо живется. Они такие, в любую щелку пролезут…

– Мышка сказала, что люди никогда ничего с ней не делали. Не то что с нами…

– Ну, значит, и не кормили.

– Не кормили. Она сама себе пропитание искала. Поэтому и ко мне забрела. У меня еда была. Но мышка – она… как сказать… жила помимо людей. Ничего общего с ними не имела. Обходилась как-то. Просто брала, что могла, с того и жила.

– Да, но ведь белые халаты ее бы пришибли, если б застукали, разве не так? А то я не помню, как человек-пахнущий-табаком гонялся за одной и все норовил сапогом затоптать…

– Ага, точно! – сказал Рауф. – И что сделала та мышка?

– Удрала через сливной желоб в полу.

– Ага. – Рауф проследил взглядом за сарычем, появившимся в небе прямо над ними.

Несколько мгновений птица парила, покачиваясь в воздушных потоках, потом легко заскользила прочь.

– Белые халаты непременно убили бы ту мышь, если бы только сумели, – сказал Рауф убежденно. – Но она из всех сил старалась им не попадаться. Так вот и жила. Она сама мне рассказывала. Днем спала в норке, а ночью выходила и…

– И плясала на хвосте, чтобы не оттоптать лапки. Подобрала бумажный мешочек и носила его, чтобы под дождем не промокнуть…

Рауф собрался огрызнуться, а то и цапнуть терьера, но Надоеда мигом вскочил и отбежал на безопасное расстояние, лавируя между камнями. Рауф хотел было погнаться за ним, но вдруг заметил, что фокстерьер замер, и остался на месте.

– Что там?

Надоеда не ответил. Тогда Рауф подошел к нему и тоже стал смотреть.

Там, вдали, на противоположном краю долины вновь появился человек. Как раз когда они смогли расслышать его громкие возгласы, на склоне замелькали серые шубки двух овец, быстро бежавших откуда-то сверху. Позади них сновала между кустами вереска черная с белым собака. Беглые псы хорошо видели, как она описала широкий полукруг и стала спускаться к овцам, отчего те поменяли направление и устремились вниз по склону. Тем временем быстро шагавший мужчина достиг берега озера. Вот он вновь прокричал что-то – и собака тотчас остановилась, легла и замерла неподвижно. Вскоре показалась другая собака – она гнала третью овцу, направляя ее к первым двум.

Надоеда вскочил на лапы, повизгивая от восторга:

– Рауф! Смотри, Рауф! Смотри хорошенько! Это хозяин, Рауф! Настоящий собачий хозяин! Вот мы и попали домой, Рауф, и с нами ничего не случилось, и я был прав, Рауф, а ты ошибался! Надоеда – хороший пес! Дайте мне кусочек синего неба, чтобы я мог его поглодать! Бросьте мне фонарный столб вместо палочки, и я принесу его домой! Идем, Рауф, идем скорее!

– Куда? Зачем? Погоди, Надоеда!

– Мы побежим туда и станем делать то, что они делают, неужели не ясно? А потом этот человек возьмет нас к себе домой! Как же нам повезло! Идем скорее!

И Надоеда помчался вниз со всей скоростью, на которую были способны его короткие лапы. Он обдирал подушечки об острые камни, спотыкался на торфяных буграх, грудью раздвигал густой вереск… Рауф какое-то время оставался на месте. Но когда фокстерьер одолел порядочное расстояние и продолжал все так же упорно и уверенно бежать вперед, Рауф все-таки покинул свое укрытие и двинулся следом.

Он нагнал Надоеду, когда тот с плеском переправлялся через ручей Коув-Бек, сбегавший по крутым скалам с северо-западной стороны озера.

– Надоеда, да погоди же! Я не понял ничего, объясни!

– На самом деле, – сказал фокстерьер, – я тоже не совсем понимаю. Но мой хозяин часто бросал мне палочки, и тут что-то похожее. Когда идешь на прогулку с хозяином, ему нравится, чтобы ты бегал взад-вперед и что-то для него делал. У этого человека, должно быть, овцы вместо палочек, только и всего.

В этот момент овца, которую друзья прежде не видели, вскочила неподалеку от них и затрусила прочь. Надоеда тотчас устремился в погоню. Он громко лаял, и Рауф последовал его примеру. Овца поскакала характерным галопом, делая неровные скачки и бросаясь из стороны в сторону, так что на кустах дрока оставались пряди нестриженой шерсти. Привлеченный ее грубоватым, теплым запахом, смешанным с запахом жидкости для мойки овец, Надоеда все больше проникался азартом погони. Вместе с Рауфом они выгнали из зарослей еще одну овцу, и большому псу, бежавшему теперь рядом с другом, передалось волнение настоящей охоты.

– Р-рауф! Гр-р-р-рауф! – эхом отдавался по склонам его восторженный лай. – Мы им покажем, мы всем им покажем! Рауф-рауф-рауф!

Обе овцы вдруг развернулись и кинулись туда, откуда только что прибежали. Стуча ловкими узкими копытцами, они промчались мимо собак. Надоеда не отставал – его зубы щелкали возле самых овечьих хвостов. Краем глаза он заметил человека внизу – на этом же берегу озера, под отвесным обрывом. Сдвинув шляпу со лба, человек размахивал длинным посохом и что-то кричал, без сомнения подбадривая своих новых помощников. Сделав еще одно усилие, Надоеда цапнул-таки отставшую овцу за ногу прямо над скакательным суставом и успел ощутить вкус крови, но тут овца лягнула его копытом, угодив прямо в морду. Надоеда ошеломленно остановился, сел и тяжело задышал, высунув язык.

– Эй! Какого рожна вы тут делаете? В игрушки играетесь? Или вконец спятили оба?

Фокстерьер поднял голову. Прямо над ним на торфяной насыпи стояла одна из черно-белых овчарок. Ее глаза горели яростью и недоумением, и от нее исходил запах, полный невообразимого гнева.

Надоеда ответил, чувствуя себя совершенно сбитым с толку:

– Не сердись, пожалуйста, мы ничего такого… мы ничего плохого не хотели… Нам, понимаешь, нужен хозяин. Мы пока бродячие… вот и решили присоединиться…

Рауф подошел к нему и молча выжидал, что будет дальше.

– Нет, вы точно с ума спрыгнули, – сказала черно-белая. – Это ж надо, гонять овец вверх-вниз по склону, гавкая и кусаясь! Вы вообще с какой фермы, ребята? Хозяин ваш где? Ты, чучело, нашу овечку покусал, у нее кровь идет! Да я за это тебя…

Ошеломленная овчарка от возмущения просто не находила слов. Она источала такой гнев, что Надоеда напрочь потерял способность соображать – точно от близкого раската грома или запаха суки в пору течки. Азарт погони, уверенность в дружелюбии человека у озера, надежда обрести дом – все исчезло, когда он оказался (столь же внезапно, как давеча Рауф перед озером Лоу-Уотер) перед недоумевающей и негодующей овчаркой. Разговорам и спорам больше не было места. Все происходило точно в дурном сне. Что бы они с Рауфом, действуя из самых лучших побуждений, ни натворили, это, судя по всему, было много хуже, чем наблевать на ковер или цапнуть ребенка. Весь мир положительно ополчился на двоих беглецов, и разгневанная овчарка была всего лишь его острым оружием.

Надоеда лег и лежал неподвижно, позволив черно-белой собаке подойти и обнюхать себя.

– Простите, – покаянно сказал он. – Видите ли… мы правда не хотели… мы не…

– А ну отвяжись! – свирепо зарычал Рауф, обращаясь к овчарке. – Не тронь его, говорю! Не у себя во дворе!