Чумные псы

Пробуждение оказалось неожиданным. Надоеда открыл глаза в кромешном мраке и услышал, как в нескольких ярдах от него Рауф осторожно крадется по тоннелю. Фокстерьер уже хотел было спросить друга, чем это он занят, но, прислушавшись к движениям и дыханию Рауфа, внезапно передумал подавать голос. Надоеда замер, напрягшись всем телом, и стал ждать.

Очень скоро его обоняние уловило ту же странную вонь, что витала вокруг останков овцы. Надоеда лежал тише паука в паутине, пропуская сквозь себя этот запах, извлекая из него все, что тот мог рассказать. Запах этот не дышал злобой и опасностью. И тем не менее это был дикий, резкий, волнующий, убивающий запах, крадущийся и подстерегающий во тьме. И двигался он очень быстро. Неведомое животное было совсем близко, прямо рядом с ними, в этой пещере! Вот почему насторожился Рауф, разбудив своей тревогой Надоеду!

Зачем пришел сюда этот зверь? Чтобы убить и съесть их обоих?.. Инстинкт тотчас подсказал терьеру, что это не так. Что бы ни замышлял незнакомец, он стремился избежать столкновения, но Надоеда уже знал: если его вынудить, он будет драться, да еще как. Зачем же он здесь? Может, эта пещера – его дом? Но запах у зверя был сильный, притом такой, что ни с чем не спутаешь, а вчера, когда они входили, его здесь не ощущалось.

Оставалась одна причина: зверь пришел, чтобы стащить их еду.

В этот момент в темноте что-то метнулось, загремели каменные плитки, и Рауф сказал:

– А ну-ка стой, где стоишь! Попробуешь шмыгнуть мимо меня, и я тебя прикончу!

Ответа не последовало. Надоеда, подрагивая от возбуждения, поднялся и занял позицию в нескольких футах от Рауфа, окончательно перекрыв непрошеному гостю выход.

– Я тебя тоже убью, – сказал он. – Получается, ты умрешь сразу дважды! Оно того стоит?

В следующий момент он от неожиданности отпрыгнул назад и даже тявкнул, потому что тот, кто им ответил, говорил хотя и на собачьем языке, но с очень странным акцентом. Надоеда едва понимал сказанное, но сомнений не было: незнакомец состоял с ним и с Рауфом в некотором родстве.

– Что толку тебе в моей смерти, приятель? Ты сам навряд ли увидишь послезавтрашний рассвет.

Вкрадчивый тон говорившего мешался с угрозой. Казалось, неведомый зверь еще не решил для себя, что ему делать – драться, удирать или брать хитростью. Кажется, он склонялся к последнему варианту, а насмешку подпустил, добавляя веса своим словам.

– Кто ты? – требовательно спросил Рауф. Надоеда, впрочем, явственно ощущал его нерешительность и гадал, чувствует ли ее незнакомец. – Ты собака?

– Ну да. А то как же. Собака. Сзади!!!

Это был крик отчаянного предостережения. Надоеда крутанулся на месте – и понял, что его надули. В следующий миг в него со всего маху врезался Рауф, пытавшийся перекрыть незнакомцу путь наружу. Это ему, в общем, удалось, оба лаяли и кусались, но, когда к схватке подоспел Надоеда, чужак уже отскочил обратно в тоннель.

– Ни с места, говорю! – грозно повторил Рауф. – И не пробуй бежать – догоню и шею сломаю!

– Да куда уж мне бежать, старина, – отозвался зверь все с тем же странным акцентом. – Ну что нам делить-то с тобой? Ты да я, да мы с тобой…

От этого голоса у Надоеды кровь все быстрее бежала по жилам, неприятие в нем мешалось с приязнью. Голос у существа был подобострастный и хитрый – голос воришки, лжеца, бесхозного бродяги, черствого, бездушного, не внушающего доверия. А еще в нем звучали язвительный юмор, смелость, ум и полное отсутствие жалости – в том числе и к себе самому. Все это властно взывало к покалеченному разуму Надоеды. Он зачарованно вслушивался в наступившую тишину, надеясь, что голос зазвучит вновь.

И дождался.

– На третий день от сегодняшнего вы умрете. Оба. Истечете кровью и сдохнете. – Голос не говорил, а словно заклинание выпевал. – Кровь на землю капы-капы, и уже не встать на лапы, и вороны тут как тут, ваши глазки расклюют…

Надоеда, к собственному изумлению, ответил мигом, не думая:

– Небо распахнулось, знаешь ли! Была гроза, и ударила молния, и попала мне прямо в темечко. А перед тем все было черное с белым… В смысле, дорога была черная и белая, и появился грузовик, и человек-пахнущий-табаком подпалил мою голову. А я лаю и скачу, кинь мне сахар – проглочу!

Он запрокинул голову и гавкнул.

– Помолчал бы, – сказал Рауф.

– Да неужели? – сказал голос, обращаясь к Надоеде. – Ну, бывает. Вы со мной лучше повежливее, и я, может, правильную дорожку вам укажу. А то, понимаешь, всего-то клок серой шерсти, а они – бах, бух…

– Точно, – сказал Надоеда. – Ты же все понимаешь, так? Я пойду с тобой, только покажи куда!

И он понемногу двинулся в темноту, ориентируясь на голос.

– Ух ты, а тебя здорово попортили, – раздался тот где-то совсем рядом. – Кто это тебе котелок так раскроил? Та молния?

– Белые халаты, – ответил терьер.

Запах сплошь окутал его, а боль в голове исчезла. Он и голос просто плыли, изящно и легко, в направлении мерцавшего звездами выхода.

Надоеда не сообразил, что Рауф вновь сшиб его с ног, до тех пор пока не услышал, как странный зверь снова отбежал вглубь тоннеля. Потом до него дошло, что Рауф был зол настолько, что ляпни он что-нибудь лишнее – и старый друг его бы как следует оттрепал. Надоеда замер, прижимаясь к камням, и тихо сказал:

– Рауф, нет смысла его убивать, кем бы он ни оказался. Он станет сопротивляться, а это лишняя возня…

– Ты чуть не проспал все на свете, – проворчал Рауф. – Не перехвати я его, он удрал бы с той овечьей ногой, которую ты принес!

– Он говорит, что он собака. Если бы твоя тень умела петь…

– Плевать мне на то, что он там говорит. Он ворюга! И сейчас он об этом пожалеет!

– Да ладно вам, – сказали из тьмы. – Лучше сами подумайте. Будем жить дружно, будет и ужин. Пойдете со мной, всем хорошо будет. А нет – помрете скоро, как я и говорю…

– Помрем? – спросил Надоеда.

– Да, помрете, боже мой, и не спорьте вы со мной. В перебранке толку нет, где-то там нас ждет обед…

– Почему мы должны умереть?

– Тот, кто скачет по холмам, поднимая шум и гам, кто на зуб берет овец, встретит скоро свой конец… – пропели из мрака. – Да еще ты тут с этой дурацкой нашлепкой на голове! Будешь так разгуливать, чего доброго, и меня убьют… Надо тихо пробираться, на глаза не попадаться, кто шумит, поскольку глуп, тот в итоге – дохлый труп!

– Ты, вообще-то, к чему клонишь? – спросил Надоеда. Ему становилось все интереснее, поскольку он, в отличие от Рауфа, до некоторой степени понимал речь этого существа.

– Мы станем охотиться. Я научу вас правильно убивать. Мы будем выходить голодными, а возвращаться с полным брюхом, вот как. По горам и по долам, по заросшим по углам, вы с меня пример берите, вот и будет пузо сыто.

Его речь снова обрела завораживающий, коварный, гипнотический ритм. Надоеда насторожил уши и расширил ноздри, внюхиваясь во тьму:

– Слушай, Рауф, слушай его!

– Кем бы он ни был, верить ему нельзя, – отозвался большой пес. – И что он там бормочет? Ни слова не разберу!

– А я разбираю, – сказал фокстерьер. – Я принюхался и услышал. Знаешь, я ведь слушал птиц, садившихся на трубу, и жучков под порогом. У меня даже голова прошла… Смотри, она распускается, как цветок!

И он, ликуя, запрыгал по сланцу.

Грозный рык Рауфа привел его в чувство.

– Он говорит, – сказал Надоеда, – что мы тут чужаки и запросто можем беду себе на хвост подцепить. Мы ведь не знаем этих мест и понятия не имеем, как о себе позаботиться. Сами того гляди пропадем и его по какой-то причине опасности подвергаем. Вот он и предлагает: мы поделимся с ним добычей, а он нас всему научит и будет советовать, как правильно поступать.

Рауф задумался, а потом сказал:

– Он нас обманет и сбежит, когда сочтет нужным. Говорю тебе, нельзя ему доверять!