Существование Бога

На этом этапе будет полезно, прежде чем продолжить рассмотрение главного аргумента, сделать еще одно важное замечание относительно утверждения, которое иллюстрирует теорема Байеса. Иногда считается, что мы соглашаемся с той или иной гипотезой только в том случае, если у нас есть возможность ее проверить, может ли она предсказывать определенные события, после чего мы смотрим, произойдут эти события или нет. И только если они произошли, мы соглашаемся принять эту гипотезу. Однако мне кажется, что, хотя мы часто проверяем гипотезы таким образом, нам не следует устанавливать их вероятность на основе очевидности и потому принимать их. Теорема Байеса, конечно же, не подразумевает утверждение (понятое в указанном выше буквальном смысле), что гипотезы должны успешно предсказывать в том случае, когда их вероятность устанавливается на основе очевидности. Согласно этой теореме, совершенно неважно, наблюдается ли е до или после того, как была сформулирована h. Имеют значение только отношения вероятности, существующие между е и h. И, разумеется, теорема верна в этом отношении. То, что я называю Р(e|h&k) «предсказательной силой», которой обладает h, не подразумевает, что е было обнаружено лишь для того, чтобы постулировать h, предсказавшую его.

Теория движения Ньютона считалась в высшей степени вероятной на основе тех данных, которые были доступны в конце XVII в., даже несмотря на то, что она не давала иных прогнозов, которые можно было бы сразу проверить, кроме уже имевшихся, уже предсказанных и уже объясненных этим законом (например, законы движения планет Кеплера и закон падения тел Галилея). Эта высокая вероятность возникла исключительно из-за того, что данная теория оказалась очень простой фундаментальной теорией, из которой выводились разнообразные законы. В более общем плане, устанавливает ли е вероятность h, разумеется, не влияет решающим образом на то, сформулировали ли мы h до того, как увидели е. Вероятность стала бы чем-то в высшей степени субъективным вместо объективных отношений между данными и гипотезой, если бы это было так. Однако теорема Байеса в состоянии объяснить, почему нередко, а на самом деле в большинстве случаев, нас интересуют прогнозы, которые мы можем проверить после того, как была сформулирована теория. Это случается потому, что только когда у нас есть теория (h), мы точно знаем, какие данные сильно повысят отношение P(e\h&k) к Р(е\к); только в этом случае мы знаем, какие данные нам нужно получить для того, чтобы эта теория обладала высшей степенью вероятности. Вероятность того, что эти данные уже есть у нас, невысока, обычно нужно их искать. Тем не менее, мы можем их уже иметь. Поэтому нет ничего самого по себе неправильного в гипотезе существования Бога, в том, что она не дает такие прогнозы, которые мы могли бы знать только завтра, а не сегодня, независимо от того, успешны они или нет. Данные теиста могут сделать его гипотезу вероятной без того, чтобы эти условия были успешными

.

Непосредственно из теоремы Байеса следует, что Р(h|e&k) >P(h|k), если и только если Р(e|h&k) > P(e|k). Именно этот важный принцип Макки14 называет «критерием релевантности»15. Он следует из сравнительно короткого логического действия: Р(h|e&k) >P(h|k), если и только если Р(e|h&k) > Р(e|¬h&k). Это означает, что гипотеза h подтверждается данными е, если и только если эти данные более вероятны в том случае, когда гипотеза истинна, а не когда она ложна. Этот вывод, разумеется, справедлив. Он подразумевается во многих суждениях, которые мы совершаем в повседневной жизни. Отпечатки пальцев Джонса на сейфе подтверждают предположение о том, что Джонс ограбил этот сейф, если и только если их присутствие на сейфе более вероятно в случае совершения преступления, чем в случае его несовершения. Если же их наличие на сейфе равновероятно, независимо от того, ограбил ли он сейф или нет (например, Джонс работает менеджером в том магазине, где стоит этот сейф, и часто открывает его), то они не подтверждают предположение о том, что Джонс ограбил сейф. Из этого следует, что аргумент от е к h является правильным 3-индуктивным доказательством, если и только если е произойдет с большей вероятностью в случае, когда гипотеза h истинна, а не ложна.

Хотя наиболее простая теория (из равных по диапазону и согласованности с фоновыми данными) обладает наибольшей внутренней вероятностью, возникает вопрос: так ли это в отношении чуть более сложных теорий? Практика ученых, историков и т. д. показывает, что они рассматривают очень простую теорию как гораздо более вероятную, чем менее простую. Если множество фактов вы можете объяснить с помощью одной гипотезы, согласно которой их причиной является один агент, это будет гораздо более вероятно, чем теория с той же самой объяснительной силой, согласно которой их причиной являются два агента. А теория, постулирующая закон обратной квадратической зависимости сил взаимного притяжения, является гораздо более внутренне вероятной, чем теория, постулирующая закон притяжения как функцию от расстояния в степени 2,01. Предпочтительнее будет та теория, которая постулирует немного переменных и при этом в состоянии объяснить столько же, сколько теория, постулирующая много переменных.

Однако когда мы имеем дело не с такими простыми теориями (в них может возникнуть необходимость, когда очень простые теории обнаруживают небольшую объяснительную силу), внутренняя вероятность наиболее простой из оставшихся теорий будет не выше, чем внутренняя вероятность другой, менее простой, теории. Теория о том, что сила притяжения зависит от расстояния в степени 2,01, чуть-чуть более внутренне вероятна, чем теория, согласно которой она зависит от расстояния в степени 2,012. К тому же, практика ученых и прочих исследователей показывает, что хотя всегда будет в наличии бесконечное число очень сложных теорий, объясняющих данные с любой объяснительной силой, они всегда оценивают как более вероятную теорию, основанную на доступных в некий момент времени данных, дающую правильное объяснение и находящуюся в группе наиболее простых теорий. Слишком сложные теории считаются слишком невероятными, чтобы быть истинными, если существуют хотя бы умеренно простые теории, обладающие значительной объяснительной силой.

Теист идет в своем доказательстве от мира, от факта его существования и его разнообразных характеристик к Богу, который его создал. Поскольку структура его аргументации такая же, как и в случае доказательства от узкого круга явлений к бестелесной личности (такой как полтергейст, который вызывает их как результат своих действий), мы должны использовать те же самые критерии, воплощенные в теореме Байеса, учитывая при этом (как я уже подчеркивал) различия между разными сферами явлений. Теист ведет свое доказательство от всех феноменов, данных в опыте, а не от узкого круга явлений. Мы будем по очереди задавать значение е как представляющее различные аспекты мира, которые теист приводит как свидетельство в пользу существования Бога, а также различные аспекты, которые атеист приводит как свидетельство против существования Бога. Пусть h будет гипотезой о том, что Бог существует, а к для начала будет просто соответствовать тавтологическим данным. Для того чтобы оценить P(h\e&k) в каждом случае, нам нужно будет оценить отношение P(e\h&k) к Р(е\к) и P(h\k). Вероятность существования Бога (с учетом тавтологических данных) будет зависеть от того, насколько хорошо гипотеза существования Бога сможет объяснить возникновение явлений, которые в противном случае были бы в высшей степени невероятны; и от этой предварительной вероятности, которая (поскольку здесь отсутствует фоновое знание) подразумевает ее внутреннюю вероятность, зависят ее диапазон и простота. Теизм – это гипотеза с огромным диапазоном, но, разумеется, точно такой же диапазон у любого другого мировоззрения, например, физикализма. Таким образом, для того, чтобы сравнить его с другим мировоззрением, нам следует отвлечься от вопроса о его диапазоне. И, как я утверждал ранее на примере научной теории (теории Ньютона), во всяком случае, при определении внутренней вероятности, диапазон – критерий гораздо меньшей значимости по сравнению с простотой. Ключевой детерминантой предварительной вероятности теизма должна быть простота. Я буду рассматривать простоту, а следовательно, и внутреннюю вероятность теизма в 5 главе. Объяснительная сила теизма будет меняться, как мы увидим, в зависимости от разных е. Но прежде чем обсуждать доказательную силу различных е (то есть различных аргументов), нам нужно рассмотреть базовые принципы, на которые мы опираемся, определяя значение двух вероятностей, P(h\e&k) и Р(е\к), определяющих объяснительную силу. Р(е\к) связана с тем, насколько в принципе возможно возникновение того или иного феномена, независимо от того, создал его Бог или нет. Это следует из формулы:

Р(е\к) = P(e\h&k) P(h\k) + P(e\-h&k) P(-h\k).

Первое слагаемое, P(e\h&k) P(h\k), просто повторяет верхнюю строчку правой части равенства теоремы Байеса. Так, согласно этой теореме, P(h\e&k) будет близким к 1, если и только если второе слагаемое, Р(e|¬h&k) Р(¬h|k), будет незначительным (по отношению к первому слагаемому). Это второе слагаемое определяет, насколько вероятно, что е произойдет в том случае, если Бог не существует. Вероятность будет низкой: в том случае, если: невозможно, чтобы: любая другая причина вызвала е, или что е возникло без причины. В 4 главе я буду обсуждать основные принципы, на которые опирается оценка этой вероятности, и особенно вопрос о том, что является основанием для утверждения, что некоторые феномены возникают без причины (то есть необъяснимы). В 6 главе я рассмотрю в общих чертах, как следует оценивать P(e\h&k), иными словами, какого типа должно быть е, чтобы Бог был его вероятной причиной. Отмечу, что под h я подразумеваю просто высказывание «Бог существует». Само по себе оно обеспечивает лишь частичное объяснение е. Его нужно соединить с намерением осуществить е для того, чтобы обеспечить полное объяснение е. Значение P(e\h&k) для различных е будет зависеть от того, насколько вероятно, что Бог обладает этим намерением.

Примечания

Более полное обсуждение критериев, которые я буду рассматривать на следующих страницах, см.: Swinburne R. Epistemic Justification. Oxf., 2001 (гл. 4).

Слово «grue», которое обычно переводится на русский язык как «зелубой», образовано слиянием двух слов: зеленый (green) и голубой (blue). – Пер.

Если предположить, что некое племя может знать значение слова «зелубой» не через определение, а называя конкретные вещи «зелубыми», тогда «зелубой» будет означать то же самое, что и «зеленый», поскольку оба слова будут относиться к одним и тем же вещам, а потому не будет противоречия между утверждениями «все изумруды зеленые» и «все изумруды зелубые». Дальнейшее обсуждение проблемы «зелубого» см.: Ibid., р. 88–89.

«Начала» – сокращенное название сочинения Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии» (лат. Philosophiae Naturalis Principia Mathematica). Считается, что оно было опубликовано в 1686 г., хотя на титульном листе указан 1687 год. – Пер.

Если бы мы, к примеру, предположили, что существует некая сила притяжения, отличная от гравитационной силы, то мы должны были бы предположить действие иной силы, определяющей движение звезды, отличной от той силы, которая определяет движение всех других звезд, а это сильно усложнило бы картину мира по сравнению с той, которая предложена в тексте.

Эти и подобные примеры, которые мы будем обсуждать в 4 главе, указывают на тот очевидный факт, что наука часто в состоянии обнаружить причину феномена в неких ненаблюдаемых сущностях или процессах. И Юм, и Кант писали о тех случаях, когда наука не должна быть успешной, и это сегодня проявляется в открытии ненаблюдаемых причин наблюдаемых явлений; кантовская и юмовская философия религии часто искажается имплицитными или эксплицитными принципами, которые мы должны были бы обосновать, постулируя причину некоего наблюдаемого события, только в том случае, если эта причина также была бы чем-то наблюдаемым. Так, у Канта: «Если эмпирически действительный закон причинности должен приводить к перво сущности, то эта сущность должна была бы принадлежать к цепи предметов опыта» (Кант И. Сочинения: В 8 т. Т. 3. М, 1994. С. 478). Достаточно поразмышлять об очевидных успехах химии и физики, не говоря уже о достаточных основаниях веры в существование атомов, электронов, фотонов и т. д., чтобы понять, что этот принцип совершенно ошибочен.

Это предположение, разумеется, приписывает Кеплеру гораздо больше знаний, чем те, которыми располагал исторический Кеплер. Реальному Кеплеру были известны лишь проекции Марса на небесную сферу с Земли в различные моменты времени, но не его расстояние до Земли как таковое. Но я делаю свое допущение для того, чтобы упростить описание.

Я скажу об этом более подробно на с. 176–177.

Принцип доверия (Principle of charity) – в философии – интерпретация чужих суждений как рациональных и имеющих наиболее разумную интерпретацию из возможных. Нил Уилсон (Neil L. Wilson) сформулировал этот принцип в конце 1950-х гг. Дональд Дэвидсон (Donald Davidson) дал свою формулировку этому принципу: мы извлекаем максимум смысла из слов и мыслей других, когда интерпретируем их таким образом, который подразумевает наибольшую согласованность. Схожий принцип – принцип гуманизма (Principle of humanity) – сформулирован Дэниелом Деннетом (Daniel Dennett), который утверждает, что мы должны предполагать, что убеждения и желания говорящего некоторым образом связаны между собой и с реальностью, и мы должны приписывать ему то же самое пропозициональное положение, которые имел бы тот, кто находился бы в таких же обстоятельствах. – Пер.

Полтергейстом (от нем. Poltern, «шуметь» и Geist, «дух») называют обычно явления (типа неожиданных шумов, самовозгорания предметов, резкого изменения терморегуляции и т. д.), происхождение которых неизвестно и которые являются объектами интереса парапсихологов. Автор обозначает этим термином в данном случае некую бестелесную личность, вызывающую подобные явления. Апелляция к примерам из области воображаемой реальности – характерный прием современных аналитических философов. – Пер.

Отношение Р(е\h&k) P(h\к) к Р(е\к) означает, разумеется, Р(е\h&k), умноженное на P(h\k), и этот результат разделен на Р(е\к).

Теорема Байеса названа в честь Томаса Байеса (Thomas Bayes; 1702–1761), автора «Опыта к решению проблемы в учении о случайностях» (опубл. 1763), где он впервые решил один из ее частных случаев. Одна из основных теорем теории вероятностей, позволяющая определить степень вероятности того, что произошло какое-либо событие, на основе вероятностей других, связанных с ним, событий. – Пер.

С моей точки зрения, лучшими доводами в пользу этих аксиом является то, что они формализуют утверждения, очевидность которых кажется нам интуитивно правильной. Об этом см. мою книгу: Swinburne R. Epistemic Justification (главы 3 и 4).

Для полноты обсуждения ненужности предсказаний в буквальном смысле слова см.: Swinburne R. Epistemic Justification (приложение «Predictivism»).

Макки Джон Лесли (Mackie, John Leslie; 1917–1981) – австралийский философ, специалист в области философии религии, философии языка и этики. – Пер.

См.: Mackie J. L. The Relevance Criterion of Confirmation // British Journal for the Philosophy of Science, 1969, vol. 20, p. 27^10.

Глава 4

Завершенное объяснение

В предыдущей главе я утверждал, что основания для выдвижения личностного объяснения некоего феномена связаны с предварительной вероятностью и объяснительной силой этого объяснения. Объяснительная сила объяснения зависит, главным образом, от предварительной вероятности феномена, то есть от того, насколько вероятно, что этот феномен произойдет, безотносительно того, является ли предложенное объяснение правильным. Так, решающим фактором для того, чтобы определить силу доказательства от явлений этого мира к существованию Бога, является то, возникнут ли они наверняка независимо от действий Бога. Они могли бы возникнуть независимо от действий Бога, если бы что-то еще послужило причиной их существования, а именно, если бы существовало научное объяснение (или какое-то иное [исключающее действия Бога] личностное объяснение) их существования, или же если бы они существовали беспричинно, безо всякого объяснения их существования. В этой главе я рассмотрю вопрос о том, какого рода феномены не могли бы получить научное (или иное [не через действия Бога] личностное) объяснение, а затем перейду к рассмотрению вопроса о том, какие феномены могли бы существовать беспричинно. Последний вопрос связан с тем, насколько правильно определена цель объяснения: в каком случае у нас есть основания полагать, что мы достигли конца объяснительного пути, а в каком случае мы этого сказать не можем. В этой главе внимание будет сосредоточено на развитии основных принципов, которые могут быть позже применены в доказательствах бытия Бога. Теист утверждает, что упомянутые им феномены (например, существование мира), не могут существовать беспричинно, а Бог – может. Нам нужно будет понять, является ли существование Бога более удовлетворительной целью объяснения, чем существование мира с его многообразными свойствами. Если Бог существует, то из этого следует, как я вкратце покажу в 5 главе, что объяснение на этом останавливается, поскольку ничто иное, кроме самого Бога, не может объяснить Его существование. Но здесь важно показать, что существование Бога создает больше естественных «остановок» для объяснения, чем, скажем, существование мира.

Научно необъяснимое

Начнем с вопроса, что является основанием для предположения о том, что феномены не должны иметь научного объяснения. Феномены двух видов могут рассматриваться нами как научно необъяснимые. Во-первых, это феномены слишком необычные для того, чтобы подходить под установленный стандарт научного объяснения, а во-вторых, это феномены слишком масштабные для того, чтобы подходить под какой-либо стандарт научного объяснения.

Для того чтобы показать, что феномены являются слишком необычными для научного объяснения, теист должен показать, что существуют достаточные данные для научной системы h, включающие определенный ряд феноменов, но при этом существование некоторых из них (внутри этого общего ряда h) не следует из h, а также он должен показать, что любая попытка исправить или расширить h для того, чтобы предсказать е, сделает h таким сложным, что истинность его станет невозможной. Теисты заявляют, что некоторые единичные феномены слишком необычны для научного объяснения. Среди них, если мы допускаем их существование, такие нарушения законов природы, как левитация, мгновенное исцеление от полиомиелита, внезапные кровотечения, хождения по воде – все эти события теисты называют чудесами. Я буду обсуждать вопрос о чудесах в 12 главе.

Но необычность не обязательно должна быть привязана к единичным событиям могут быть события определенного рода, которые невозможно объяснить с помощью науки. Может существовать много данных для некоей научной системы, и тем не менее, следствием этой системы будет то, что научное объяснение некоторых родов событий исключено. Теисты иногда утверждают, что возникновение живых организмов или появление мыслящих существ необъяснимо с научной точки зрения. Я не думаю, что можно многое сказать в пользу первого, но полагаю, что существуют важные доводы в пользу второго, и буду обсуждать эту проблему в 9 главе. В этих двух более поздних главах (9 и 12) я буду подробно анализировать и иллюстрировать примерами тот тип аргументации, который используется для того, чтобы доказать, что феномены слишком необычны для научного объяснения. Сейчас я лишь даю набросок этой темы в общих чертах.

Второй тип феноменов, которые не могут иметь научного объяснения, это те феномены, которые слишком масштабны для науки, причем, не просто слишком большие для некоей конкретной устоявшейся научной системы, а для любой научной системы. Рассматривая во второй главе природу научного объяснения, мы поняли, что наука объясняет, почему некое событие или состояние произошло. Она это делает в соответствии с гемпелевской моделью, на основе начального состояния и некоего закона природы. А также на основе более фундаментальных законов природы она объясняет, почему действуют некоторые другие законы природы, например, она объясняет действие закона Галилея на основе законов Ньютона. Но что наука действительно не может объяснить (я покажу это более строго в 7 главе), так это то, почему вообще существуют какие-либо состояния как таковые: она может только объяснить, почему, при этих состояниях, одно состояние следует из другого. Она не может также объяснить (более точно об этом я скажу в 8 главе), почему поддерживаются наиболее фундаментальные законы природы – являются ли они просто грубыми фактами о мире или же им можно дать объяснение иного рода.

Мы увидим, что научно необъяснимые феномены, необычные и масштабные, составляют нормальные начальные условия для доказательства бытия Бога. Космологические и большинство телеологических аргументаций основываются на феноменах якобы слишком масштабных для научного объяснения, тогда как большинство других аргументов доказывают от феноменов якобы слишком необычных для научного объяснения. Для этих аргументаций также необходимо доказать невозможность личностного объяснения на основе действия некоего телесного агента, а затем – доказать, что единственным возможным объяснением этих феноменов является объяснение на основе могущественного бестелесного агента. Следствием этого будет то, что либо теизм (или система, подобная ему) является истинным, либо все эти феномены являются просто грубыми необъяснимыми фактами, на которых объяснение прекращается.

Полное, завершенное, окончательное и абсолютное объяснение

Таким образом, главный вопрос этой главы состоит в том, когда же необходимо прекратить объяснение. Когда у нас есть основания полагать, что либо некие феномены создают ситуацию «остановки» объяснения, либо они сами имеют объяснение? Опираясь на установленные общие принципы, мы можем затем спросить, будет ли правильным предположение о том, что физический мир или постоянное действие научных законов, или такое специфическое событие, как воскресение Христа, – всё это просто грубые факты, или же это феномены, которые могут иметь дальнейшее объяснение?

Прежде чем я перейду собственно к этому главному вопросу, мне нужно сделать несколько уточнений. Вопрос о том, что я подразумеваю под «границами объяснения», нуждается в более строгой экспликации. Во 2 главе я уже ввел понятия полного объяснения и частичного объяснения некоего феномена. Объяснение феномена Е с помощью F является полным, если F включает в себя как причину С, так и основание R, необходимые для возникновения Е (напомню, что в рамках гемпелевского подхода к научному объяснению С – это начальные условия, a R – законы природы, тогда как в рамках личностного объяснения С – это личность, a R – намерения, убеждения и основные силы этой личности). Если C и R обеспечивают полное объяснение Е, то ничто иное логически возможное, кроме С и R, не нужно для того, чтобы Е наверняка произошло, и потому высказывание, сообщающее о СнR, влечет за собой высказывание, сообщающее о Е. Так, например, научное объяснение лунного затмения Е является полным, если оно опирается на соответствующие законы природы L (ньютоновские законы движения и закон распространения света), предыдущее состояние мира С, необходимое для появления Е (положение и масса Луны, Солнца и Земли, а также отсутствие других небесных тел в данном регионе), и если из конъюнкции L и С следует Е. Объяснение Е будет только частичным, если оно включает факторы, содействующие возникновению Е (повышающие его физическую вероятность), но не делающие его необходимым.

Итак, полное объяснение демонстрирует, почему нечто произошло. Оно это делает совершенно независимо от того, существует ли объяснение какого-либо задействованного в нем состояния (например, почему солнце было там, где оно было) и существует ли объяснение каких-либо задействованных в нем причин (например, почему действуют определенные законы природы). Предположить обратное – значит впасть в заблуждение, которое мы можем назвать «ошибкой комплетиста» (completist fallacy). Очевидно, что это ошибка, поскольку, если бы было реальностью то, что F не может объяснить Е до тех пор, пока не объяснено само F, – вообще ничто в мире не было бы объяснено до тех пор, пока не найдено объяснение происхождения нашей галактики, что абсурдно. Однако это распространенное заблуждение. Так, Юм в «Диалогах»

подвергает сомнению возможность постулировать Бога и божий план творения в качестве объяснения упорядоченности мира на том основании, что само допущение существования рационального агента, создавшего мировой порядок, нуждается в объяснении. Изображая такого агента как сознание, а сознание – как упорядоченность идей, Юм выражает свою мысль следующим образом «духовный мир, или мир идей, требует причины не в меньшей степени, чем мир материальный, или мир объектов»

. Юм сам дает очевидный ответ на этот вопрос: то, что мы не можем объяснить F, не мешает объяснению Е через F. Но затем он предполагает, что F в данном случае (сознание) – такое же таинственное, как и упорядоченный мир. Люди никогда «не считали достаточным объяснение единичного действия при помощи единичной причины, которая столь же необъяснима, как и само действие»

. Но это явно не так. Мы можем дать превосходное объяснение того, каким образом Джонс утратил везение на основе движения колеса рулетки в Монте Карло, считая в то же время, что объяснение, как именно крутится колесо рулетки, будет чем-то совершенно лишним.

И хотя полное объяснение Е (в обозначенном мною смысле) не оставляет какие-либо аспекты Е необъясненными, тем не менее, часто можно дать дальнейшее объяснение: объяснение того, почему факторы, упомянутые в explanans

, действуют, и как они возникли.

Сосредоточимся в данный момент на объяснениях действия факторов, вызывающих Е в период времени

t. Пусть некие факторы будут С, то есть причиной, вызывающей Е в данное время, a R будет основанием эффективности С. Пусть С вызывает Е в момент времени t. Существование С во время: t может зависеть от некоего другого фактора В, который в этот момент времени производит С. Предположим, что моя рука, двигаясь, в то же самое время делает движение тростью, а движение тростью в то же самое время сообщает движение камню. Движение камня (Е) вызвано движением трости (С), которое, в свою очередь, вызвано движением моей руки (В). Тогда настоящее (present) существование причины зависит от действия в данный момент ее собственной причины. Сходным образом действие основания R может зависеть от некоего основания более высокого уровня S, которое во время действия R заставляет его действовать. Так, закон Галилея о падении тел действует на Земле, поскольку Земля имеет такую-то массу и действуют законы Ньютона.

А теперь я определю завершенное объяснение возникновения Е следующим образом. Завершенное объяснение возникновения Е – это полное объяснение его возникновения, в котором все задействованные в нем факторы таковы, что нет объяснения (полного или частичного) их существования или действия на основе факторов, действующих во время: их существования или: действия. Предположим, что высокий прилив вызван Солнцем, Луной, Землей, водой и т. д., находящимися в определенных положениях друг относительно друга и подверженных действию законов Ньютона. Предположим, что в данном случае мы имеем полное объяснение. Допустим также, что законы Ньютона здесь действуют потому, что эта область мира является сравнительно свободной от материи и здесь действует теория общей относительности Эйнштейна. Эти факторы действуют одновременно для того, чтобы действовали законы Ньютона. Предположим также, что ничто в данный момент времени не заставляет Солнце, Луну и т. д. быть там, где они в этот момент находятся (даже если бы некая прошлая причина и была с этим связана), и ничто в данный момент времени не заставляет действовать теорию общей относительности: Эйнштейна, а данную область мира – быть сравнительно свободной от материи. Тогда это будет завершенное объяснение высокого прилива на основании действия ОТО, на основании того, что данная область мира относительно свободна от материи, а также на основании того, что Солнце, Луна, Земля, вода и т. д. находятся там, где они есть

.

Завершенное объяснение – это особый род полного объяснения. Сейчас я лишь наметил в общих чертах как частный случай полного объяснения то, что впоследствии назову окончательным объяснением. Для начала скажем нестрого, что окончательное определение некоего феномена Е имеется в том случае, если мы можем установить не только какие именно факторы С и R действуют во время возникновения Е, какие факторы создают С и R и действуют в то же самое время, и так далее до тех пор, пока мы не достигнем факторов, существованию и действию которых в это же самое время нет объяснения, но также можем установить состояние тех факторов, которые изначально вызвали С и І? а также тех, которые изначально вызвали эти факторы и так далее до тех пор, пока мы не достигнем факторов, существованию и действию которых нет объяснения. Менее небрежно я определю окончательное объяснение [феномена] Е как завершенное объяснение Е, в котором задействованные факторы С и R таковы, что имеют либо полное, либо частичное объяснение на основе любых других факторов, которые являются конечными грубыми фактами. Предположим, что Бог не существует, и вселенная началась со взрыва в состоянии X в момент времени: t, и определялся этот процесс законами L (действие которых не имеет дальнейшего объяснения), и что в соответствии с L состояние X вызвало состояние 7, a Y вызвало состояние Z, a Z вызвало Е. Тогда каждое из выражений (X и L) и (7и Z), и (Z и L) представляет собой завершенное объяснение Е, но только (X и L) является окончательным объяснением Е.

И наконец, обозначим как особый род окончательного объяснения то, что я впоследствии назову абсолютным объяснением. Абсолютное объяснение Е – это окончательное объяснение Е, в котором существование и действие каждого из задействованных в нем факторов либо самоочевидно (self-explanatory), либо логически необходимо. Другие объяснения задействуют грубые факты, формирующие их отправной пункт. В абсолютных объяснениях нет грубых фактов: в них уже всё объяснено.