– Это значит, какой смысл оставлять одну, если вторая уже потеряна. Разве не так?
Я качаю головой:
– Эти слова можно понять и по-другому: если я оставила с ним половину своего сердца, то я – уже не я. Вот такая незатейливая интерпретация.
– Хм. А ты романтик. Не ожидала.
Она пристально смотрит на меня. Видно, что я ее по-настоящему удивил.
– Можно годы прожить с человеком, и все равно всего про него не узнаешь, – бормочет она, будто разговаривая сама с собой.
Не узнаешь… Конечно, невозможно понять о человеке все. Легче, наверное, довольствоваться тем, что о нем известно. Потому что человек сам себя толком не знает. Вот о ней я ничего не знаю, хотя прежде мне казалось, что знаю. А теперь больше не уверен.
Раньше каждый из нас считал другого своей половиной. Я думаю, так оно и было какое-то время.
Она, не отрываясь, глядит в окно, а я с левой стороны смотрю на нее в профиль как на некий загадочный объект.
И мне вдруг приходит в голову мысль: а что там у нее с правым ухом? Такая же крошечная, похожая на пятнышко дырочка, как на левом?
Если одна сережка из пары, которую она все время носила, пропала, что стало с оставшейся?
– А что с правой сережкой? – спрашиваю я. – Выбросила?
С усмешкой она закрывает правое ухо и не спеша поворачивается ко мне:
– А ты как думаешь?
Это проверка.
Она действительно хочет узнать, что я думаю.
«Когда теряешь половину, другая становится не нужна», – слышится в голове шепот того человека.
Глава 4
Что касается «Жемчужной сережки», то я уверена в правоте своей версии.
Женщины – это существа, способные отринуть прошлое и продолжать жить дальше. А вот мужчины, выполняя свою работу, обращаются за подсказками к историческим романам. Оставшихся в прошлом женщин они рассматривают как свои трофеи, полагающиеся им награды, в то время как женщины сосредоточены лишь на настоящем и будущем. Конечно, попадаются женщины, зацикленные на прошлом, и внутри меня тоже сидит такая. Не буду отрицать. Но обычно я держу ее в отдельной комнате, где она, как гость, может сколько угодно жаловаться на судьбу. Лишь изредка допускаю ее в гостиную и позволяю вволю искупаться в жалости к самой себе. Для женщины пожалеть себя – развлечение.
В любом случае я бы не стала оставлять одну сережку. Но нынешний случай – исключение.
То, что я потеряла любимые сережки, – правда только наполовину.
Одна сережка лежит во внешнем кармане его кожаной сумки, которую он носит на плече.
Я смотрю на эту потертую, янтарного цвета сумку, лежащую сейчас с ним рядом. Она напоминает какое-то маленькое животное, устроившееся отдохнуть. Вот в ней и лежит одна моя сережка.
Нам с ним нравятся сумки. Иначе мы не покупали бы каждый сезон новые, мало чем отличающиеся от предыдущих. Легко клюем на симпатичные кармашки, разные «функциональные» отделения. Однако все эти многочисленные и якобы полезные карманы в повседневной жизни быстро превращаются в черные дыры.
Это сразу становится понятно, когда начинаешь копаться в сумке, чтобы найти то, что тебе нужно.
Билеты в кино, чек на оплату такси, который ты искала, пуговицы от кардигана, чьи-то адреса, записанные на клочках бумаги, – все эти предметы, прежде такие нужные, что ради них всю сумку перероешь, возникают, выцветшие и потускневшие, как мусор, который выбрасывает на берег прибой. У них уже истек срок действия, их снова засунут куда-нибудь, откуда они уже больше не появятся.
Прошлой ночью я положила одну сережку в карман его сумки.
Постаралась засунуть поглубже.
Сердце колотилось со страшной силой. Наверное, так чувствует себя человек, устанавливающий мину или ловушку.
Казалось, карман, куда я запихала сережку, тускло светится.
Когда он обнаружит сережку?
Завтра? Через несколько месяцев? А может, никогда, и сережка окажется на свалке вместе с сумкой?
Я представляю, как она валяется на куче мусора – кожа почернела, кое-где протерлась до дыр.
Почему я это сделала? Зачем? Из сентиментальности? На какие-то гарантии надеялась? Сама не знаю, думаю я, глядя на него.
А он думает о том, осталась у нее в правом ухе сережка или нет. И лицо у него такое серьезное.
Мне нравится это его выражение.
Когда он размышляет о чем-то серьезном, на лице появляется характерная тень. Не знаю, как объяснить мои ощущения, но в такие моменты кажется, будто на поверхность выплывает прячущаяся где-то в глубине тоска, которую обычно он, как человек, умеющий хорошо скрывать свои чувства, никому не показывает.
Однажды, заметив, что я погружена в свои мысли, он сказал, что слышит доносящийся откуда-то шум прилива. С чего это его потянуло на лирику, подумала я тогда, но сейчас мне кажется, что он указывал на охватившую меня тревогу.
В его раздумьях я вижу свет. Одинокий луч в безмолвном мраке.
Но этот луч устремлен в пустоту.
– Она на месте, – решительно заявляет он.
С усмешкой я убираю руку, закрывавшую правое ухо. На кончике пальца виден вдавленный след от камешка на сережке.
– Угадал.
Увидев циркониевую сережку, он замолкает, и тут же на его лице появляется выражение облегчения.
– Я рад.
С этими словами он тянется к бутылке с вином, я ищу взглядом пластиковые стаканчики.
– Давай выпьем. Так, а штопора нет.
Штопор-то я сунула в одну из коробок.
– Не проблема.