В тени невинности

– Так вот вы какие…

Я положил несколько упаковок в рюкзак и поспешно выбрался из магазинчика, не желая больше здесь находиться. Но мне было не суждено так просто выйти отсюда. Доносящийся из глубины подвала крик дал это понять. Шум неумолимо приближался и, когда я вылез назад в коридор, достиг своего пика. Чья-то сильная, скользкая рука схватила меня за ворот и бросила на пол. Я упал в воду, но не растерялся: перевернулся на спину, схватил мачете и, прежде чем мертвец успел укусить меня, нанёс удар по голове. Тёмно-красная жидкость полилась по лезвию, а существо истошно закричало. Его животный крик был зовом о помощи.

Я попытался закрыть уши, но было поздно: перед глазами замелькали чёрные пятна. Коридор заполнился сотнями схожих криков, больше напоминающих скрежет гвоздя по металлу. Когда они наконец-то умолкли, я смог нащупать ручку мачете в воде. Путь к отступлению был только один. Я побежал к лестнице, задыхаясь от накрывающего волнами страха. Бежал я недолго: на лестнице одна из этих тварей ударила меня в спину. В глазах потемнело, а когда я повернулся, чтобы нанести ответный удар, то увидел три острых когтя, рассекающих маску и моё лицо. Щека загудела, будто ошпаренная кипятком. Я упал на спину и пополз назад, к стене.

Их было не три и даже не четыре. Я насчитал как минимум семерых, готовых разорвать меня на кусочки. Не все двигались быстро, но тому, кто ударил меня, силы и скорости было не занимать. Я потянулся к ремню штанов и достал пистолет, прицеливаясь в стремительно приближающегося заражённого. Несколько раз выстрелил – прямо в голову. Похоже, теперь я разбудил всех обитателей подвала, которые ещё не потрудились очнуться.

Спасся я, запершись за железной дверью, в небольшом служебном помещении. Подпёр дверь спиной, что дико ныла после встречи с заражённым. Я слышал, как они ломятся ко мне. В ушах эхом отзывался бешеный стук в железную дверь.

Когда в моих глазах маленькая чёрная комнатка начала сужаться, я понял, что дела совсем плохи. Успокоиться, просто нужно успокоиться. Сосчитать до десяти или… сделать хоть что-нибудь! Прислонившись затылком к холодной стене, я сложил трясущиеся руки в молитвенном жесте, как когда-то учил отец. Прочитал несколько молитв на итальянском, не размыкая губ.

Poichе tuo ?
il regno, la Potenza
e la gloria nei secoli.
Amen.

Заученные строчки закончились, а в моей голове сформировалось что-то наподобие плана действий.

Открыв рюкзак, я достал все петарды и спички, которые у меня были. Похоже, настал ваш звёздный час! Умирать так глупо я уж точно не собирался.

Сосчитав до трёх и подпалив фитиль, я открыл дверь и выкинул петарду в толпу моих «поклонников», терпеливо ждавших у двери. Взрыв получился громким, даже в какой-то мере эффектным.

Что было дальше, я помню смутно и вряд ли смогу корректно описать. Кажется, меня самого оглушило, а перед глазами начали мерцать огоньки. Я оказался у противоположной от двери стены и принялся стрелять по заражённым, как по стеклянным бутылкам на заборе. В минуту помешательства я даже был уверен, что действительно нахожусь на заднем дворе своего дома, а всё это лишь тренировка.

Двигающихся недругов стало заметно меньше. Воспользовавшись шансом, я выскочил из комнаты. Они цеплялись ко мне своими жилистыми руками, пытались повалить на пол, тянули с такой неистовой силой, что оторвали капюшон куртки. Уже на лестнице я кинул в центр коридора петарду, чтобы отвлечь погоню яркими огоньками и шумом.

На самом деле я впервые самостоятельно использовал петарды как средство отвлечения внимания. Раньше мне не верилось, что заражённые, подобно безмозглым болванчикам, будут послушно следовать к источнику звука. Теперь же верилось охотно.

Я выбрался из торгового центра. Выбрался живым. У меня не осталось ни петард, ни патронов, даже свой фонарик я умудрился оставить где-то в подвале. Но возможно ли описать счастье человека, спасшегося на волоске от гибели? За последнее время я позабыл о том, каково испытывать яркие эмоции.

Мне хотелось кричать, вот только не получалось. Я поднёс руку к шее, приказывая себе успокоиться. Только не сейчас. Только не снова.

Впервые я потерял голос, когда мне было десять. Долго не мог с тех пор говорить, пока Освальд не взялся за моё обучение. Он научил контролировать агрессию, страх, не судить по внешности и никогда не позволять эмоциям брать верх. Но возможно ли научиться полностью подавлять свои чувства?

У меня так и не получилось. И плата за это – голос.

Домой я вернулся в совершенно растерянных чувствах. Я, конечно же, был рад, что вообще вернулся, но неспособность говорить сильно давила на меня. Вот так просто страх, накрывший после встречи с заражёнными, связал горло и связки. Я прекрасно понимал, что это быстро пройдёт, но не мог заставить себя не переживать. Как бы я ни убеждал себя, что всё позади, другая часть меня отказывалась верить в это.

Для начала следовало умыться и скинуть с себя потяжелевшую одежду, потом – устроиться в любимом кресле с книгой и забыть обо всём, что произошло сегодня. Было бы чудесно, но я не учёл факт существования своего соседа.

И конечно же, в доме его не было – пришлось выйти на задний двор.

Склад для хлама, сарай, служивший курятником, огород, скрипучие детские качели и колодец – вот что собой представлял задний двор. Среди всего этого скромного убранства, на земле, заваленной ярко-оранжевыми листьями, что напоминали отблески огня, сидел мальчик и с любопытством смотрел сквозь сетку на импровизированный дворик для кур. Они, как маленькие заключённые, выбирались по утрам на территорию, ограждённую со всех сторон сеткой, чтобы подышать свежим воздухом; а на ночь забирались в свою половину дощатого сарая, что я запирал с наступлением темноты.

Приблизившись к Алексу, я попытался поздороваться, но слова застряли в горле. Честно сказать, мне не хотелось с ним разговаривать, хоть и стоило отдать ему струны,

. Но поймёт ли он меня, если я открою рот и заставлю себя промычать что-то невразумительное? Уж лучше промолчать. Мне не привыкать.

Молчать.

Почувствовав моё присутствие, Алекс взглянул на меня через плечо. Он выглядел в точности как я: потрёпанный и уставший.

– Где ты был? – одними губами спросил он.

Вместо ответа я расстегнул рюкзак и протянул ему бумажный конверт со струнами. Алекс не сразу осознал, что скрывается в упаковке. Но стоило ему понять, как серые глаза тут же округлились, и он ошарашенно уставился на меня.

– Это… мне? То есть ты серьёзно ходил за струнами ради меня?

Я мотнул головой.

– Тогда зачем?

Я пожал плечами.

– Не понимаю тебя, – Алекс прижал к груди конверт и опустил взгляд. – Разве ты не должен злиться после того, как я послал тебя? Я думал, ты поэтому ушёл. Не хотел больше меня видеть. У тебя есть причины.

Не знаю, раскаивался ли он по-настоящему, но мне было приятно осознавать, что он раздосадован своими поступками. Я опустился рядом с ним на колени и похлопал по плечу. Мне хотелось сказать что-то вроде: «Ты странный, но вокруг меня больше нет людей, поэтому я мирюсь с тем, что есть», однако я вновь промолчал. Думаю, Алекс понял меня без слов. Честно сказать, своей догадливостью он мне симпатизировал.

– В любом случае, – начал мальчик. – Извини за утро. Я наговорил тебе много чего. На самом деле я так не думаю, просто… Есть вещи, которые мне сложно в себе контролировать. Ты лечишь меня, кормишь, даёшь ночлег. Я всё думаю, зачем ты это делаешь? И никак не могу найти ответ. Я должен тебе слишком много. Ненавижу быть должным, но боюсь, что не смогу расплатиться. Мне бы только не сделать тебе хуже.

Алекс прикусил губу, хмурясь. Я подметил, что он всегда делает это, когда находится в замешательстве.

– Хуже? – на выдохе выдавил я из себя. Напряжение медленно рассеивалось, и говорить стало легче.

– Ты и сам понимаешь. Я как чёрный кот – приношу одни несчастья.

– Я так не думаю.

– Правда, что ли? – с усмешкой переспросил Алекс.

– Наверное.

Я прикрыл глаза, заставляя себя собраться. Но становилось только хуже: голова шла кругом и перед глазами всё расплывалось. Да и щека ужасно болела при каждой попытке открыть рот. Поэтому я нахмурился и нехотя произнёс:

– Иди в дом. Сыграешь что-нибудь на гитаре.

Щёки горели не только из-за длинной царапины, но и из-за прожигающего взгляда Алекса. Я всё ждал, когда он потребует объяснения моего странного поведения, но он молчал. Долгую тишину спустя послышался шорох одежды и листьев – Алекс поднялся на ноги (не без помощи костылей) и вдруг сказал:

– У тебя смешные курицы.

– Роза, Элиза и Нора. Их имена.

Алекс грустно улыбнулся.

– Ты дал им имена.

– Да.