В тени невинности

– Во мне. Я мог быть не здесь, а там, за стенами. В Новой Британии. Но судьба за что-то разозлилась на меня.

– И как это связано с Джонсоном?

– Новая Британия – это последний островок старой власти. Когда она только начинала существовать, нашлись недовольные режимом люди. Те, кого бросили умирать из-за нехватки мест. Те, кто устал от беспорядков на улицах. Те, кто был сильным и мог за себя постоять. Эти люди решили, что всё старое должно остаться в старом мире.

– Вроде оппозиции? – спросил я, но заметив замешательство Алекса, пояснил: – Они против действующей власти.

– Да. Поначалу это была кучка недовольных ребят, но потом они переросли в полноценную группировку. Назвались СООБ. Северная организация освобождения Британии. В городе их считали бандитами и террористами.

– Джонсон оттуда, – догадался я.

– Да. Они были крутыми ребятами, но не учли одного: группировка не может существовать, если ей будут управлять сразу несколько лидеров. Съедаемая внутренними конфликтами, СООБ развалилась на мелкие банды. И пока Джонсон держится дольше других.

– Он такой «крутой», – усмехнулся я, – а гоняется за маленьким мальчиком? Стало быть, ты очень важен для него.

Алекс хихикнул и наклонился ко мне.

– Не только для него. Я вообще довольно популярная личность.

– И почему же ты такой особенный?

– Я особенный по многим критериям. Поживёшь – узнаешь.

Многое из его рассказа не было понятно мне. Я чувствовал: осталось что-то, что он утаил от меня. Но даже этой информации мне было достаточно.

Может быть, у меня ещё есть надежда. Не зря ведь я встретил Алекса.

– Что ж, мистер особенность, – съязвил я, – вы воняете как мусорный бак.

– Просто мой новоиспечённый знакомый, будучи очень гостеприимным хозяином, не предложил мне даже тёплую воду и полотенце.

– Наглеешь.

– Нет, я всегда так себя веду.

– В таком случае я понимаю, почему все вокруг так хотят убить тебя.

Я отнёс грязную посуду в мойку, пока Алекс тихо кряхтел, пытаясь подняться. Когда он твёрдо встал на костыли, я предложил ему переодеться в мою старую одежду: кровавые подтёки на рубашке доставляли мало удовольствия. Да и шутки шутками, а помыться ему не мешало.

– Я не стану возражать, – ответил он на моё предложение.

Мы поднялись в ванную – маленькую комнатку с белой плиткой на стенах. Я нагрел немного воды и достал чистое полотенце из шкафчика под раковиной. Алекс же сел на край ванны и принялся расстёгивать рубашку. Я видел усталость на его лице, желание поскорее вернуться в комнату и уснуть. Всё-таки потеря крови и глубокая рана на ноге давали о себе знать. Поэтому я не стал мешкать, молча пошёл в соседнюю комнату за своей старой одеждой, спрятанной за створкой верхней полки шкафа. По размеру ему пришлись многие вещи, но я выбрал только незаношенные, которые можно было пусть и с натяжкой, но назвать новыми. Среди этих вещей была чёрная футболка, которая никогда мне не нравилась, голубая толстовка и потёртые на коленях джинсы.

Когда я вернулся в ванную, Алекс уже был в одном нижнем белье. Равнодушно тёр руки от въевшейся в кожу грязи. Взгляд против моей воли остановился на его худом, но обрамлённом многочисленными шрамами теле. Я никогда ещё не видел человека с таким количеством шрамов. Мне стало жутко. Сколько всего ему пришлось пережить за свои годы?

Почувствовав моё присутствие, Алекс саркастически улыбнулся.

– Любуешься?

Я смутился, но спрашивать про шрамы не стал.

– Одежду принёс. Думаю, тебе подойдёт.

– Сейчас проверим. А это, – он указал на свою старую одежду. – Выбрось или сожги.

Я взял рубашку в руки и коротко кивнул:

– Без проблем.

Тут мне в глаза бросилась странная нашивка на рукаве. Круглая, коричневая эмблема с заглавной буквой «Д».

– Что это значит? – поинтересовался я.

Реакция Алекса удивила меня: он побледнел и замер, но тут же опомнился и вновь вернул себе безмятежный вид.

– Футбольный клуб. Нашёл на одном разрушенном стадионе. Нравится?

– Не очень.

Что-то здесь явно было не так, но я решил не раздувать из мухи слона. В конце концов, он сам по себе очень странный мальчик.

– А меня забавляет.

Я скептично посмотрел на него и вышел из ванной, решив дождаться, когда он переоденется. Эта нашивка никак не давала мне покоя, лишний раз подтверждая тот факт, что я жуткий параноик. Жалкий кусок ткани ведь не может причинить мне вред.

Не прошло и пяти минут, как за дверью послышался приглушённый стук по полу: левой-правой-левой. Я открыл дверь и застыл на пороге. Передо мной стоял столь невинный мальчик, что трудно было даже представить, какой скверный характер скрывается за его ангельским личиком. Я увидел в нём отражение того себя, что жил здесь несколько лет назад. Но он был другим, совсем на меня не похожим.

– Я чувствую себя глупо, – сказал он.

– Почему?

– Потому что ты опять смотришь на меня как на ребёнка. Я уже немаленький, Фир.

– Ну да, взрослый-взрослый.

– Эй, я серьёзно.

Вопреки своим словам, надулся он совсем по-детски.

– Порой, – начал он, посерьёзнев, – мы видим вещи такими, какими хотим их видеть. А потом злимся, если они оказываются совершенно иными. Этот образ, созданный нашими же руками, – ложь. И мы лжём с самого начала.

– Абзац из книги, что ли, выучил?

Он ещё раз внимательно посмотрел на меня и поковылял к своей комнате, бросив на прощание «спокойной ночи», хоть за окном ещё был день.

Запись четвёртая. Гитара

– Знаешь, что делает пастух перед сном? Считает овец!