Элегия забытых богов

Надеяться, что её отпустят восвояси, даже и не стоило, но Летта всё же попыталась сделать вид, что к ней этот приказ отношения иметь не может, и свернула в сторону.

Догнал, взял за руку и потащил за собой. Что ж, попытаться стоило.

При входе в господские покои их встречал сам граф Доррей. За его спиной маячили остальные домочадцы: мать, жена, два старших отпрыска, сёстры. Делают вид, что так и надо. Их младший вернулся с обычной прогулки. Никто и не волновался, а встретили здесь совершенно случайно. Это потом будет пир, а пока именно так, вроде бы ничего особенного и не произошло, не стоит искушать судьбу нетерпением.

– Сын?

Как много может быть сказано всего одним словом. Радость, что сын вернулся. Гордость, что обрёл духа-покровителя. А ещё удивление при виде той, которую их младшенький держал за руку.

–Папа, это Олетта, – зачем-то представил девочку Феррес.

Тяжёлый взгляд его светлости остановился за спинами молодых людей, там, где переминались сопровождающие жрец и наставник.

– Она живая, – словно извиняясь, проговорил жрец.

– Да уж сам догадался, что не дух-покровитель моего сына, – это он сейчас серьёзно сказал или так пошутить пытался?

– Нет-нет, не дух! – принялся заверять его святость. – Мы и кормили её. Её милость даже щипал.

– Щ-щипал, значит, – прошипел граф. – Всё бы ему щипать. Ладно! Вы, – он кивнул подбородком Олетте и сыну, – отдыхать. Вы, – такой же жест в сторону сопровождающих, – за мной!

После этих слов граф быстро удалился, две покорные жертвы, а по их виду любой бы понял, что жертвы, поплелись следом.

– Проведите гону Олетту в гостевые покои, – приказал Феррес неизвестно откуда появившемуся лакею.

– Сынок? – её светлость решилась заговорить только после ухода мужа. – Дворовую, и в гостевые покои?

– Она вышла из Долины предков. Живой, – упёрся его младшая милость.

Старшая графиня Доррей неодобрительно поджала губы, презрительно рассматривая девочку с кончиков босых ног до взлохмаченной макушки, но промолчала. Два братца с удовольствием наблюдали за представлением. Сёстры старательно копировали поведение матери.

– Я лучше к себе, – Летта только сейчас заметила, что Феррес так и не выпустил её руки. Выдернула сама. – Меня уже, наверное, заждались.

– Кто? – последовал закономерный вопрос.

Кто её может ждать? Мать? Шондар-младший? Кухарка Тощая Ингра? Вспоминали ли они худую голенастую оторву? Если и вспоминали, то вряд ли добрым словом. Врать Ферресу не хотелось, а потому Летта просто опустила голову и промолчала. Очень удобный приём, когда нужно показать понимание своей вины или никчемности, а слова, которые вертятся на языке, говорить не следует.

– Молчишь.

А что говорить-то? Что раньше её гоной никто ни разу не называл? Впрочем, как и мать. Объясняться при этих высокомерных графских родственниках? Да, Олетта – обычная дворовая девчонка без роду-племени, но лепетать оправдания она не будет.

– Отпустите меня. Я не убегу, правда.

– Показывай дорогу! – велел Феррес мнущемуся неподалёку лакею и, вновь ухватив Летту за руку, потащил её за собой.

Никто из родственников больше не проронил ни слова. Однако, характерец у младшего Доррея отцовский, это проявляется уже сейчас.

Лакей остановился у одной из дверей господских покоев, почтительно приоткрыл её. Как всё богато обставлено. Широкая кровать под самым настоящим балдахином, зеркало и комод под ним, большой шкаф, смешной диванчик на кривых ножках, два таких же кресла. Ещё и ковёр на весь пол раскинут. Как сюда заходить-то? Следы ведь останутся.

– Отпустите меня, – Олетта попыталась выдернуть из крепкого захвата ладошку. – Я тут запачкаю всё.

– Вели принести ванну и тёплой воды! – приказал Феррес. – И поесть, – крикнул он вслед.

Лакей исчез. Ну всё, теперь понесутся сплетни впереди него. Это о господах слуги помалкивают, так как связаны заклинанием молчания, а о себе подобных болтают без удержу. Как же, младший сын графа притащил дочку Кривой Ташки в господские комнаты. А ломалась-то, ломалась. Дворовым и не важно, что где-то пропадала всё лето, важно, что взлетела чуть ли не до небес, сразу в господскую постель.

– Отпустите меня. Пожалуйста, – Летта едва удерживала слёзы. – Я… я худая и совсем некрасивая. Я совсем для вас не гожусь.

– Ты?

Смех младшего графского сына показался ещё обиднее, чем если бы тот заявил, что желает попользоваться её телом. И чего так смеяться? Всем дворовым известно, мужикам от женского полу только одно и нужно.

Его милость ещё смеялся, когда два дюжих лакея притащили бадью, важно именуемую ванной, а горничные – вёдра с водой и поднос с едой. Горничных Летта не единожды встречала на кухне. Те ещё болтушки. Наверняка пришли, чтобы самим убедиться в словах лакея.

Сейчас никто из слуг не проронил ни слова. Молча наполнили ванну, молча накрыли стол и удалились.

Феррес остановился у двери и взялся за ручку.

– Здесь есть щеколда, – он подёргал означенной щеколдой. – Закроешься, и никто к тебе не зайдёт. Помоешься, поешь, после ложись спать. Потом, как отдохнёшь, пойдём к отцу, и ты расскажешь, что же с тобой случилось. Убежать не пытайся. Сама понимаешь, просто так тебя никто не отпустит. У двери будет стоять стража, на окне, – его милость отдёрнул занавески и осмотрел окно. Видимо, не удовлетворился увиденным и щёлкнул пальцами, довольно хмыкнул, заметив, как потемнели стёкла, и продолжил: – На окне стоит магическая защита. Бежать не пытайся.

Как будто ему мало того, что комната находится на третьем этаже, ещё и защиту поставил. Нет, Летта бы, конечно, попыталась выбраться, эка невидаль, третий этаж, но что она может против магии. Что ж, пока придётся начинать игру теми картами, которые ей сдали, а уж подтасовать колоду она постарается по ходу дела. Не впервой.

Феррес вышел. Прекрасно. Не самый плохой расклад. Велели помыться? Но она ведь мылась совсем недавно под присмотром гоны Риги. Хотя, это ведь как посмотреть. То ж было перед ночью Лихолета, а сейчас на дворе осень. Ладно, так и быть, почему бы и не полежать в господской ванне, когда ещё удастся. Горничные туда даже пахучей пены напустили.

Летта задвинула щеколду на двери, быстро разделась и уже собралась забраться в воду. Одежду она аккуратно развесила на спинках стульев, чтобы просыхала, но расставаться с подаренной пуговкой не хотелось даже на время. Взгляд остановился на ботинках, в которые были вдёрнуты отличные шёлковые шнурки. То, что нужно. В один из шнурков и была продета пуговка и повешена на шею. Теперь не потеряется.

В ванне сидела, пока не остыла вода. А неплохо господа устроились, приятно время проводят. И завтрак тоже ничего. Да так много всего! Каша, омлет с кусочками самого настоящего бекона, булочки, масло и джем. М-мм. А ещё целый чайник с горячим отваром. И корзинка с фруктами!

Теперь можно ложиться спать, пока, к своему стыду, не заснула прямо лицом в пустой тарелке, как это иногда случалось с пьяной матерью.

Только на всякий случай нужно проверить ещё одну дверь, про которую его милость ничего не сказал. Вдруг, забыл про неё или не заметил от усталости. Здесь, конечно, хорошо, но в той же бельевой куда как спокойнее будет.

За дверью оказалось отхожее место. И никакого, даже самого маленького оконца. А ведь не врали горничные, когда рассказывали про подобные причуды господ. Ладно, она попыталась. Не удалось уйти прямо сейчас, попытается позже.

Самой лучшей приправой ко сну является даже не усталость, а возраст. Только в детстве и в молодости можно спать так беззаботно, как будто никаких проблем в жизни нет. А уж если спать в мягкой постели, да на сытый желудок, то проблемы и вовсе отступают в дальнюю даль. Подумаешь, ушла летом, а вернулась осенью. Пропустила что-нибудь важное? То-то же. Главное, вернулась.

***

Летта открыла глаза. За окном едва занимался рассвет. Это что же, она проспала остаток дня и ночь? Зато выспалась. И зачем господа вообще выбираются из своих мягких постелей? Здесь же так хорошо. Тепло. Уютно. Но то ж господа, простой дворовой девчонке их никогда не понять. Пора подниматься, пока кто-нибудь её отсюда не выгнал прямо так, без одёжек.

Эх, нужно было сразу постирать хотя бы блузку после того как помылась. И для чего только делают такие непрактичные вещи?

Летта, как могла, очистила их от грязи и быстро оделась. Ничего, постирает потом. Главное, чтобы не отобрали. Огляделась. Сидеть здесь и дальше смысла не было.

На кухне уже вовсю должна кипеть работа. Самое время вспомнить, что обещала себе стать правильной и, отбросив былое баловство, начать работать, как и положено в её возрасте.

Благие намерения успехом не увенчались. За дверью, как и говорил тэйн Феррес, дремал знакомый стражник. Правда, дремал он вполглаза. Проскочить мимо не удалось.

– Пусти меня, дядька Юрч. Мне на кухню пора, работать.