Охра

– Так оно так и есть.

– Нуу куда залезла. Ты мыслишь по-детски, Лука, глухо, не смотря по сторонам. Нельзя так твердо, наотрез что-либо утверждать, так однозначно. Ребёнок – может рассуждать исключительно размытыми хорошо-плохо, но человеку взрослому так мыслить напросто глупо.

– Если бы твои исключения составляли хотя бы большинство, я бы умыла руки от демагогии, но вы живете в сущем дерьме, признай это.

– Лука…

– Ну ты, вот ты, человек хороший? Да? Почему?

– Лука. Я не утверждала.

– А ты бы хотела?

– Лука, жизнь с ее компонентами слишком противоречива. Все имеет две стороны и нельзя утверждать, что некая женщина умерла только от избытка сахара в рационе. Есть слово – совокупность. И в мире не только дерьмо, раз он еще не прогнил окончательно. Значит, его держит не такая уж и ничтожная, меньшая часть.

Жеро видимо долго нас слушающий не выдержал:

– Дамы, подите пробздитесь.

Мы не ответили, и он снова погряз в делах.

Лука потянула мой мизинец:

– Вами правят и вы согласны жить в иерархии.

– А как по другому?

– У вас даже порядок повиновения животный – не по интеллекту, не по духовности, а по усидчивости и целеустремленности.

– И что предлагаешь?

– Без унижения – без правителя.

– Не понимаю тебя, должен же быть лидер. Как без него?

– Как мы.

– Но у вас ничего и нет. К тому же, вы невероятно разобщены.

Жеро, видно, по-тихому сотрясался. Лука снова задала вопрос:

– А ты довольна своим правителем?

– Нет. Но думаю, что по-другому быть не может.

– Год назад, у нас в Охре проходил международный форум. Заваакуировали полтора гектара, построили площадку, потом и снесли… Было около сотни представителей государств. Поэтому я смогла насмотреться на людей по ту сторону. Я не такая уж и необразованная, как ты думаешь. Мой отец охотник, обещал матери, что увезет ее отсюда… Но не суть. Хватит этих разговоров.

Мы недолго молчали. Лука спросила:

– А какой он, твой отец? Твоя семья?

– Мой отец? Кажется, я его стыжусь.

– Он глупый человек?

Лука вытянула шею. Я продолжила:

– Он архитектор, но мой опыт показывает – художественное образование не является образованием духовным. Искусство – лишь инструментарий. Отличительные болваны могут великолепно писать картины, как мой отец, например, и сочинять атласистые увертюры, как моя мать, тоже шибко умом не одаренная. Меня раздражали родительские посиделки с разговорами о мире, о котором они толком ничего не знают, но пытаются размышлять.

Лука перебила меня:

– Я видела ваше искусство.

– И как?

– Оно зависит от человека. Ты продолжай.

– Родители афильировали меня к обществу интеллектуалов, не понимая, что это все пустышка, которая не учит думать. Сноб всегда глуп, а человек всегда умирает. Вот мой брат…

– Родной?

– Да, старший. Вырос в устойчивой концепции-картинке, сегодняшнего дня – художник, успешный дизайнер, учредитель нескольких компаний. Приласкал, ничего такую, смазливую, и живет с ней. Месяц назад была годовщина. Она танцовщица и, о боже, поэтесса. Когда мы собираемся у родителей на ужине, эта «святая» пара начинает типичные разговоры о том, что средний класс растет; о потрясающей выставке Komar and Melamid; о Афанасьеве и его Оренбургском периоде… я ору. Но они не говорят, что я истеричка, нет же, боже упаси, мы идеально возвышенные люди, мы понимаем любое человеческое бессознательное. «Франка – творческая личность» говорят. И самое обидное, они даже не сумасшедшие.

На улице послышался треск. Профессору удалось настроить связь.

– Приём! Да-да… Жеро Ресем! Я в Охре, вы меня слышите? Я здесь с двумя…

Грохот от повторяющихся ударов, хлопки. Стены отгораживали нас от бликов и мерцания по ту сторону. Тканевая завеса изрыгала алый, выплевывала шарлах. Автоматная очередь. Дохнуло сырым мясом, ударило разорванным…

Я почувствовала конец. Никогда и не подумала бы, что будет таким. Боишься, трясёшься, а на деле – смирение, готовность повиноваться. Бред, абсурд, трудно поверить, что Он пришёл.

В дверь вломились два солдата. Один молодой, цыпленок белоперый, второй зрелый с подведёнными глазами. Я смотрела на молодого, потому что его молочно-восковые глаза слушали мои.

Он не может выстрелить.

Молодой солдат направил ствол на меня.

Он не может выстрелить…

Второй выстрелил в Жеро. Его сидячее туловище опрокинулось на только что налаженную связь.

Он не может выстрелить. Он молод, ещё гибок… он же ещё живой…

Лука схватила обрубок печи, но не успела выпрямиться. Она легла, в искривленной позе.

Он не может выстрелить…

Заключение