Дотянуться до солнца

– Есть 200 рублей? Таксист ждет.

Мы поняли, что друг в эмоциональном потрясении и выбежали с деньгами на улицу. Помогая Татьяне затаскивать вещи в квартиру, мы боялись что-либо спросить. Она вся дрожала от холода. Соседка поставила чайник на газ, я набрала горячую воду в ванную и настойчиво приказала Татьяне расслабиться и не торопиться.

В холодильнике было вино, щедро складированное моим другом-поваром. Мы поставили на стол все, чем были богаты, разлили вина и ждали из ванны отогревшуюся Татьяну. Из ванны не доносилось ни звука. Опустошив по бокалу вина в полной тишине, мы с соседкой на цыпочках подкрались к двери ванной комнаты, чтобы проверить ситуацию. Из-за двери все еще раздавалась тишина, нарушаемая редкими падающими каплями воды из крана. Вдруг дверь распахнулась. Мы все так же, не успев сгруппироваться, стояли в позе полубумеранга. Татьяна в любой другой день расхохоталась бы над этой картиной и отвесила бы меткий комментарий. Но в этот день она, вместо того, чтобы прятаться за фасадом непринужденных бесед, шутить сквозь слезы и отвлекаться таким образом от внутренних эмоциональных бурь, как она это любила и мастерски умела делать в моменты особого отчаяния, предпочла не притворяться. День был настолько невыносимым для нее, что не осталось никаких сил испытывать свое актерское мастерство. Она, с одной стороны, хотела обработать информацию и эмоции, обрушившиеся на нее, с другой стороны, она была настолько обескуражена всем случившимся, что просто молча прошла мимо нашей оцепеневшей скульптуры, уставившись перед собой, будто глядя сквозь материю. Она была молчалива. А мы были тактичны, чтобы не расспрашивать ее о неприятных событиях, которые ввели ее в это состояние анабиоза. Соседка не выдержала этой психологической атаки и начала что-то тараторить про тупого одногруппника, усаживаясь, как птичка на жердочке на доске узкого подоконника, открывая форточку и зажигая сигарету. Татьяна сидела за столом на кухне, отхлебывая гигантскими глотками вино. Вдруг она, не обращая внимания на рассказ соседки, медленно и совершенно леденящим душу голосом спросила:

– Что-то я не припомню, когда у тебя собеседование на визу?

Вопрос был обращен ко мне. В нашем сумасшедшем ритме жизни с бесконечным кутежом за счет общего благодетеля, заполучив заветный билет в страну своей мечты, Татьяна как-то потеряла из виду тот факт, что я, подбившая нашу компанию на миграцию, все время как бы была в теме, но не делилась подробностями продвижения плана. Татьяна, пребывавшая в эйфории от скорой и неизбежной поездки, почему-то была уверена, что я, которая вела себя так, будто и мой заветный билет уже пылится на полке, тоже все организационные моменты с поездкой в США уладила. И почему-то теперь она, сложив все кусочки пазла в единую картину, осознала, что про мою часть плана она ничего не знала. И это было не удивительно. Каждый раз, когда вдруг разговор заходил о летней поездке и оформлении документов, я грамотно сворачивала беседу в любое направление, лишь бы собеседник забыл исходный пункт диалога. Уже несколько месяцев назад я отказалась от поездки в США в пользу учебного места в вузе Германии. После долгих размышлений и внутренней борьбы внешних соблазнов и дальновидных планов, я поняла, что не хочу работать на трех работах за 3 доллара в час и перебиваться странными ночлежками, переезжая из места в место, ища адекватное жилье. Мне нравилось учиться и ощущать себя частью академического мира. К сожалению, быдло-университет из которого мы рвались за границу, не давал мне должного уровня образования. Я чувствовала, как деградирую в этом «учебном» заведении и становлюсь лишь циничнее и человеконенавистнее. Я долго копалась в интернете и искала способы исследовать Европу. То, что жить и существовать в России-матушке мне не хотелось, я поняла сразу по приезду из США. Но гнаться за американской мечтой мне тоже, как оказалось, претило. Через свои старания, упорство и таланты в Америке можно было достичь чего угодно. Но я понимала, что талантов у меня не было, а достичь чего-то мне хотелось скорее интеллектом, эрудицией, профессионализмом в совокупности с личностными качествами, нежели чем вкалывая на износ по три смены в смутных заведениях. Все это я уже проходила во время своего пребывания в США. И долгосрочная перспектива такого образа жизни меня откровенно пугала. Я тайком собрала документы для поступления в немецкий вуз и со дня на день ждала справку о зачислении, о котором меня уже информировали по электронной почте. Именно поэтому я так же наслаждалась жизнью и развлекалась на всю катушку, т.к. мой билет тоже был заказан. Но в другую страну. Сказать об этом Татьяне я боялась. Как-то не было подходящего случая. Она была слишком воодушевлена нашим совместным боевым будущим за бугром, она была слишком счастлива в эти моменты, представляя нашу троицу в городе ее мечты. У меня просто не хватило сил и смелости разбить ее идеальную мечту, сказав, что я их предала, приняв решение в пользу своих интересов.

– Слушай, на тебе лица нет. К чему эти вопросы? Рассказывай давай, что с тобой сегодня такое происходит, – попыталась увильнуть от ответа я.

Соседка подлила в бокалы вина. Я сделала несколько больших глотков и пытливо всматривалась в Татьянино лицо, настаивая на ответе, отбросив запланированную тактичность. Это был мой способ спастись в данный момент.

– Я тут подумала, что у нас нет какого-то четкого плана. У меня уже лежит билет со свободной датой. А у тебя даже еще нет даты на собеседование. А что, если эти консулы заерошатся и не дадут тебе визу? Мало ли. Есть же у них какой-то процент отказов. просто ты так пофигистически прогуливаешь универ, будто у тебя уже все решено. – очень медленно и задумчиво процедила Татьяна, глядя на меня, как на предателя.

– Главное, что Даринка пристроилась, уже миллион заработала и набралась нужных связей и контактов. Даже если я отколюсь по каким-то причинам, у тебя все будет хорошо. Соломка уже постелена, – приторным, неестественным голосом, так же взвешивая каждое слово, ответила я.

Но внутри у меня все дрожало. Я понимала, что грядет гроза. Почему она в таком состоянии и задает вопросы про меня и мои планы?

– Может быть, ты никуда не собираешься? – продолжала она.

– Милый мой дружочек, я не понимаю, почему Вы так упорно сейчас допытываетесь до моих планов. Мы же видим, что Вы принесли все свои пожитки из всех своих пристанищ. Не хотите поделиться своими планами и приключениями за сегодняшний день? – мы иногда общались на «Вы» и любили разговаривать «высоким штилем», так как это всегда вызвало комичный эффект и разряжало обстановку. Особенно, когда мы начинали так дурачиться в присутствии посторонних людей или в общественном транспорте. Но почему-то в этом диалоге формы на «Вы» приняли скорее отстраняющие настроения.

– Да уж, дружочек, у Вас отличная проницательность, денек сегодня выдался, действительно, не из легких. И венцом моих рассуждений о смысле жизни стала Ваша подстава. Признавайтесь-ка, ведь Вы хотите отступить от нашего намеченного плана? Это прекрасно впишется в концепцию сегодняшнего дня, – она больно уколола меня последней фразой, чуя неладное.

– Может быть, мы обсудим мои планы в другой раз? Мне кажется, Татьяна, тебе нужно поспать и отключиться от всего, что бы с тобой ни произошло сегодня. Судя по пакетам и сумке, ты съехала сразу из двух домов. Я не буду тебя пытать. Утром твои эмоции утихнут, и ты все нам расскажешь. А не захочешь, то и не надо. Как будешь готова, только скажи. Ты знаешь, что здесь ты всегда можешь рассчитывать на поддержку и помощь, какого бы рода она ни была. Сейчас могу, например, предложить тебе обнимашки.

Я подошла к ней и крепко-крепко сжала ее маленькое, все еще теплое и уютное от горячей ванны тело. Она, словно агрессивный загнанный еж, сидела на стуле обняв себя за колени и не раскрывалась для объятий.

– Я не поеду в США… Я поступила в немецкий университет и хочу учиться в Европе, – прошептала я ей в ухо, еще крепче обнимая ее, – но это никак, слышишь, никак не повлияет на исполнение ТВОЕЙ мечты. У тебя СВОЯ мечта, у меня оказалась немного своя. Ты умная, ты упорная, ты безгранично талантливая, тебе не нужна компания для достижения своей цели. Ты со всем справишься сама. Потому что ты безумно сильная и выносливая. И ты обязательно добьешься всего, о чем только пожелаешь. Поняла? Ты поняла меня? – начала я трясти ее за плечи, пытаясь через это движение внушить ей ее собственную силу, – Ты должна верить в себя. Ты должна любить себя. Ты должна всегда сохранять свою цель перед глазами и не верить никому, кто будет пытаться убедить тебя в том, что у тебя не получится или что ты недостаточно талантлива или не умна! – она молчала, напрягшись еще больше. – Я долго анализировала наши планы и поняла, что мне хочется немного другого. Да, было подло с моей стороны не говорить об этом. Но я до последнего не была уверена, что все получится. Америка была моим планом Б. И, если бы меня не зачислили в ВУЗ, никто бы и не узнал о мои «других» планах. Мне действительно жаль, что у тебя был напряженный день, и что новость о моих планах ты узнаешь таким вот образом. Но я повторюсь: мое решение никак не должно на тебя и на твои мечты влиять. Дарина уже там. И она ждет тебя с нетерпением. А я пойду своей дорогой. Потому что я хочу все-таки жить своей жизнью и нести сама ответственность за свои поступки и решения. И ты так же должна быть верной своей цели и всем сердцем верить в успех и в то, что ты действительно этого хочешь. Я поняла, что США все-таки не совсем моя страна. Я надеюсь, что в Европе мне будет комфортнее. А если там не срастется, то двери в Америку всегда открыты. Нужно лишь желание, терпение и упорство. Тебе ли не знать. Поэтому США я буду всегда держать в голове в качестве запасного плана. Я бы не хотела начинать новую жизнь в другой стране, не попробовав европейскую жизнь, – я пыталась одновременно высказать свою точку зрения, оправдаться, загладить вину, и поддержать Татьяну в ее стремлении.

– Ну что же ты молчишь? Что с тобой в конце концов? – не выдержала я и закричала на нее, потому что никак не могла достучаться до хоть какой-то реакции. – Давай только без лишних эмоций и драматизма. Ведь ты уже на полпути к своей цели! Я тебе не нужна.

Она молча подняла на меня глаза, не говоря ни слова, встала со стула и пошла решительно натягивать на себя одежду, в которой пришла.

– Эй, эй! ты куда это лыжи навострила? – удивилась моя соседка. – Уж полночь скоро! А на улице дикий мороз!

Она подбежала к Татьяне и положила руки ей на плечи, пытаясь удержать от решительной попытки натянуть на себя верхнюю одежду. Я уже стояла в дверном проеме, готовая оборонять выход в прихожую под страхом смерти. я быстро закрыла входную дверь на ключ изнутри и вытащила его из замочной скважины.

– Да. Умная, выносливая, талантливая, и никому не нужна. Еще неблагодарная скотина, живущая за чужой счет. Скитаюсь, как бомж, из притона в притон, где кто покормит, где кто нальет, где кто денег даст, где кто одежду подкинет… Как собака бездомная. Только жалость у людей вызываю. Никому не нужна. Ни родственникам. Ни друзьям. Только лишь и вызываю раздражение, да чувство вины. Каждый живет своей жизнью, каждый принимает решения, какие хочет, а я только болтаюсь, как кусок говна, от одних к другим и только мешаю всем жить. Тетке все глаза промозолила, отец вечно вздыхает и чувствует себя виноватым, Даринкина мать, чужой по сути человек, и тот просигналил мне, что я не ко двору и шла бы я подальше, т.к. мешаю ей СВОЕЙ жизнью жить, и теперь вот у тебя только лишь оправдания лезут. Какой-то я всем мешающий, неугодный и неудобный паразит! – подымая голос на последней фразе выпалила Татьяна.

Увернувшись от положенных на нее рук соседки и, минуя мою растянутую на пороге в прихожую фигуру, она все-таки накинула на себя дубленку. Она принялась натягивать на себя сапоги, не успевшие основательно просохнуть после ее прихода со стужи. Шапку свою она так же наскоро и небрежно нахлобучила на все еще мокрые после ванных процедур волосы.

– Татьяна, друг мой милый, ну куда же ты собралась на ночь глядя? И что за глупости ты говоришь? – ласково заговорила я, обвив ее руками. – Если тебе очень хочется быть в верхней одежде, то можешь так оставаться. Но за эту дверь ты не выйдешь, по крайней мере пока не рассветет.

– Хватить ломать театры, девочки! Ну я же просто нахрен всех задолбала своими проблемами! Никому такой человек не нужен. Хватит притворяться. Мне надоели эти подачки и снисхождения! Эта дурацкая дружба из жалости. В итоге все равно окажется, что меня выбросят на помойку, как ненужного щенка. Поигрались, пока не напрягал. А как появились СВОИ планы и СВОЯ жизнь, так на помойку эту обузу. Сбросить ненужный балласт с мешком комплексов и противоречий. Поиграли в подружек и расходимся каждый к своей мечте. Поиграли в дочки-матери и выкинуть на помойку, как только трахарь появился, поиграли в благородство, состроивши раскаявшегося отца, и язык в жопу засунули, пока авторитетная тетка говном поливает. Каждый думает только про свою жопу, про свою жизнь, и никому не нужен приживала, нахлебник без средств к существованию, который только жалость вызывает. И мне надо подумать о своей жизни, а не лезть в чужие и не пытаться играть роли, которые нахер никому не нужны! – закричала она.

– Хорошо, хорошо. Подумаешь об этом завтра, как Скарлетт Охара. Давай, раздевайся. Ты сейчас очень эмоциональна. У тебя был тяжелый день. И завтра ты не будешь и половины всего этого ощущать. У тебя сейчас немного гипертрофированное ощущение собственной ничтожности. Утром это пройдет, так как ты поймешь, какая ты балбеска, что наговорила такую чепуху, – пыталась смягчить обстановку я.

Но Татьяна начала по-настоящему истерить и кричать на меня, чтобы я прекратила эту комедию, что ей осточертели наши жалостливые взгляды и поблажки. Что она не дура и понимает, что жить втроем в одной комнате – это испытывать свое терпение, что кормить и поить ее никто не обязан и ей не нужны эти подачки. Что лучше она сдохнет под мостом, чем будет находиться под одной крышей с людьми, которых она напрягает, притесняет и вызывает лишь сочувствие. Она вопила, уже трясясь от ярости, полная решимости броситься в темноту ночи. Единственное, что ей препятствовало – это закрытая на ключ дверь.

– Открой дверь! – кричала она.

– Не открою, пока не успокоишься, – совершенно спокойно сказала я, не обращая внимания на все ее неприятные слова, которые она нам высказала в сердцах.

– Дай ключи! – настаивала она.

– Не дам. Даже не пытайся настаивать больше. Снимай верхнюю одежду, выпей, покури, поплачь. Но ты никуда не пойдешь, – так же спокойно вторила я.

– Открой дверь!! – злилась Татьяна, бесполезно цедя сквозь зубы свое приказание.

– Какие мы злые! – будто дразня взбеленившегося безобидного ребенка, не смогла удержаться я и расхохоталась.

– Отдай ключи, а то я буду громко кричать и тарабанить в дверь! – пригрозила она.

– Не будешь, – улыбнулась я и на всякий случай встала у двери, чтобы создать дополнительную преграду для выполнения Татьяниной угрозы.

– Выпусти меня! Я хочу уйти отсюда! – начала плакать в истерике Татьяна, понимая свою беспомощность.

– Ну куда же ты пойдешь? Ты только что перечислила все варианты, где тебя НЕ ждут. Заметь, отсюда тебя никто не гонит. Даже насильно удерживают. Неужели не понятно, что нам не все равно? Давай-ка, ТЫ сама уже перестань ломать трагедию и комедию. Сейчас мы сделаем тебе офигительный коктейль из пустырника и валерьянки, а то что-то нервишки у тебя совсем расшалились, и ты ляжешь спать, – продолжала я гнуть свою линию.

– Да отстаньте вы все от меня! – зарычала Татьяна. —Достали, благодетели хреновы! Что вы ко мне прикопались? Бонусы в карму хотите заработать, призрев сиротку? До первого неудобного случая! А потом шуруй лесом, приживалка! – Татьяна была настолько потрясена цепью событий этого дня, что просто потеряла связь с реальностью и собирала в кучу все приходящие ей на ум обидные фразы, лишь бы как-то высказать свою внутреннюю боль и обиду. К тому же растекшееся по горячим венам вино обострило едкость фраз. Она кинулась на меня в попытке выхватить ключи из моей руки, крича:

– Пусти! Пусти! Хочу сдохнуть в этом проклятом городе, в этом ебучем морозе, облегчить вам всем жизнь!

Это было последней каплей. Я готова была вынести ее боль, вымещенную словесными упреками в мой адрес, но ее безумные мысли начали меня пугать.

– Так! Ну-ка закрой свой рот! – приказала я ей каким-то чужим не своим голосом.

Я засунула ключи в карман своих штанов, схватила Татьяну за грудки и поволокла в комнату как можно дальше. Не знаю, откуда у меня появилось столько сил, чтобы оторвать Татьяну от пола всю целиком. Я чувствовала себя каким-то терминатором, который железной рукой вцепился в свою жертву. Ошарашенная от такого действия соседка забилась в угол дивана и схватилась обеими руками за голову, не зная, чего ожидать дальше. Ноги Татьяны подкосились, и она рухнула на пол. Лежа на полу в грузной дубленке, она барахталась на спине как толстый, неповоротливый майский жук, пытаясь встать. Я уселась на нее сверху и стала молотить ее ладошками по лицу, что было сил, каждым ударом впечатывая сказанное слово:

– Какая! Же ты! дура! Мы! любим! Тебя! Любим! Понимаешь? Ты – наш друг! И мы переживаем! За! Тебя! Ты! Никуда! Не! Пойдешь! Не потому! Что нам! Тебя! Жалко! А потому! Что мы! Тебя! Любим! Ты – друг! Мы! Любим тебя! – каждый раз, когда я говорила слово «любим» удар был втрое сильнее.

Соседка спрыгнула с дивана и начала хватать меня за руки, пытаясь оттянуть от Татьяны.

– Перестань ее бить! Хватит! – кричала она. – Хватит! Хватит! – уже нечеловеческим голосом захрипела она.

Тогда и я пришла в себя. Татьяна рыдала. Мои руки были мокрыми от ее соплей, слюней и слез. Я влепила ей последнюю пощечину изо всех сил, собрав все свое небезразличие к этому человеку, достала связку ключей из кармана и бросила ей прямо в лицо со всей силы, надеясь поранить ее тяжелыми металлическими брелоками. Я хотела, чтобы ей было больно физически, рассчитывая на то, что ее душевные муки немного притупятся от этой боли. Совершенно спокойно и безразлично я буркнула:

– На! Делай, что хочешь!

Я встала с ее обмякшего тела, которое все еще билось в истерике, взяла пачку сигарет из кухни и закрылась в ванной. Забыв включить свет, в полной темноте я оперлась о стену и, чиркая спичкой о коробок, медленно опустилась на пол, скользя спиной по стене, совершенно не желая знать, что происходит за закрытой дверью.

Озарение

Татьяна неуклюже попыталась подняться с пола. Соседка была в полном оцепенении и не решалась вымолвить ни слова. После произошедшей насильственной картины она понимала, что дальнейшие действия, теперь уже с ее стороны, были бы бесполезны. Татьяна, перевалившись в своей объемной зимней одежде на бок, молча встала, ощупала свое полыхающее лицо, и направилась к выходу.

Я сидела в темной ванной комнате и мне было почти все равно, уйдет она или нет. Я ощущала свою беспомощность и гнев на себя. Нельзя вытащить человека из петли, если он принял решение распрощаться с жизнью, как ни старайся и что ему ни говори. Все происходящее не было со стороны Татьяны криком о помощи. Именно помощи она как раз-таки и не хотела. Она хотела сделать что-то, что дало бы ей какое-то озарение, какую-то ясность в вопросах: кто она, чего хочет? В чем смысл ее существования? Куда она движется и зачем? До этого рокового дня она ощущала себя частью всего происходящего и неосознанно оправдывала свое существование в этом мире активным участием в общей системе, плане: вот она дочь – благодарная, покорная. Вот она, подруга – поддерживающая, сопереживающая. Вот она, студентка – способная светлая голова. Вот она, женщина – соблазнительная, преобразившаяся, увлекающая. Но в этот день все ее роли, зависящие от других людей, рухнули.