Дейлекронт: дитя чернильной течи

Цейден уже несся с помощниками к молодому царю.

– Что случилось? – спросил он, когда добежал до места падения.

– Он не удержался и свалился со стены.

– Упал на спину?

– Да, – отвечал Сотар.

– Дышать можешь? – спросил он, обращаясь к Кенвалю.

– Сейчас уже легче.

– Давайте его на носилки.

Они положили мальчика на деревянную доску, обитую тканью, и понесли до его покоев.

Можно сказать, что тренировка подошла к концу даже не начавшись. Царь с горестью наблюдал как искалеченного сына несут к дворцу. Разве этого он хотел? Неужели это действительно так, и всё, что ему нужно от сына, чтобы он был достойным руководителем государства? Царь боялся, что станет тем, кто променяет любовь на призвание.

"Сегодня точно пойдёт дождь", – размышлял Кенваль, пока он находился в невесомом состоянии. "И это то, о чём ты думаешь? – спросил он сам себя. – Неужели ты не можешь быть более ответственным. Неужели не можешь достигнуть того, что от тебя просят? Это же не так много". Его вдвоём положили на кровать, словно он парализован и не может передвигаться.

– Спасибо, Бэриель, – произнёс Кенваль.

– Вам не следует меня благодарить, ваше величество. Вам уже лучше?

– Да. Кажется…

– Если вам нехорошо, то я могу позвать Цейдена.

– Не нужно, у него и без меня забот хватает. Я в порядке.

– Тогда с вашего позволения, я пойду.

– Конечно.

Харон положил руку на сердце и совершил поклон. Кенваль не знал, как реагировать. Сколько бы они раз этого не делали, ему непривычно наблюдать за подобного рода действиями. Через мгновение мальчик наблюдал за спиной, уходящего слуги. Он остался один. Размышления о предстоящем испытании не давали ему покоя: как всё будет, справится ли он. Кенваль неправильно воспринимал ситуацию. Вместо того, чтобы думать о возможности показать себя и преимущество, он нагнетает её. Постоянно думает о том, что будет, если он не справится. И этот страх… Быть проигравшим. Он низводит до белого каления и сковывает его. Точно так как говорил отец. Дверь в комнату медленно начала открываться. Из-за её края сначала показались несколько белоснежных пальцев, а затем и вся рука. Это была Грендель. Она была обеспокоена известием о своём сыне. Переживания на лице матери сразу заметны, особенно, если речь идёт о ребенке. Она тоскливо взглянула на Кенваля и произнесла:

– Сынок? Как ты?

Ответа не было. Мальчик чувствовал себя униженным. Ему не хотелось в таком свете предстать перед матерью.

– Хорошо, – отчуждено ответил он.

– Слава Богу, что ты ничего не повредил.

Грендель прошла и села у ног Кенваля, чуть поглаживая его ладонью поверх одеяла.

– А иначе?

– О чём ты?

– Что было бы, если это произошло? Если бы я сломал ногу, руку или того хуже позвоночник. Остался бы я тем же, кем был всегда?

– Конечно.

– Для вас да… Но как же остальные? Разве они не изменят своё мнение обо мне? Разве не станут говорить за спиной: смотри это же сын-калека царя?

– Людское мнение обманчиво, на него нельзя полагаться.

– Дело даже не в этом… А вдруг это случится во время испытания? Неужели они все готовы допустить такое?

Искрящая речь Кенваля очень приковала внимание Грендель. Она редко видела его таким эмоциональным. Что-то было не так. Мать чуть наклонилась и взглянула в раскосые глаза сына. Он тут же начал отводить взгляд.

– Ты ведь не пораниться боишься? Верно?

Молчание его выдало. Она слишком хорошо его знает.

– Поражение – это не смерть, Кенваль. На ошибках учатся. Если ты не будешь проигрывать, то не станешь победителем.

– Но завтра проигрывать нельзя… – простонал он.

– Кто это сказал? Люди? Члены совета? Царь? Не нужно окрашивать каждое событие чувствами. Принимай всё как факты и всё станет на свои места.

Грендель встала с постели и направилась к выходу. Краем глаза она приметила бронзовое блюдце, на котором была еда для Кенваля. Мальчик к ней даже не притронулся.

– Поешь. Голод не принесет ничего хорошего.

Дверь затворилась снаружи. Снова выбор. Вновь нелегкое решение, которое он должен принять. В глубине душе он уже определился, но сомнения всё ещё тешатся в его разуме. Кенваль скинул с себя тёплое покрывало и спрыгнул с кровати. "Я должен это сделать", – твердил он сам себе, когда одевался. Нижняя пуговица осталась не застёгнутой из-за спешки. Времени оставалось всё меньше, на улице уже начало темнеть, а он должен был преодолеть себя. Сколько бы ему не твердили, что это не важно, Кенваль принимал на себя ответственность за все свои действия. Если нужно принимать всё как факты, тогда уж лучше по факту он будет победителем, чем проигравшим.

Мальчик вышел во двор и направился к той самой стенке. Он весь продрог. К вечеру поднялся сильный ветер, и погода стала холодной. Кенваль схватился за ледяной, по ощущениям каменный выступ и сделал шаг вперёд. Никто не будет его искать. Они уверены, что наследник видит сладкие сны. Сейчас он наедине с собой, только он. Он чувствовал умиротворение, никто его не торопит, никто не говорит, что делать, никто не наблюдает и не ждёт, что он совершит ошибку. Кенваль лишь сконцентрировался на этой стене и на там, как забраться на её вершину. Он собрал все свою волю и начал твёрдыми руками ползти вверх по каменным выступам. Сила лилась по его венам, он чувствовал свободу и был уверен в своей победе. Ещё рывок. Ничто уже его не остановит. Он сделает это сейчас или навсегда останется напуганным мальчишкой. Слова отца назойливо звучали у него в мыслях: страх отнимает твою свободу. Теперь в голове Кенваля ему не было места. Жажда победы поднимала его всё выше. От него исходило невероятное стремление стать сильнее, стать лучше. Оно опьяняло его. Больше ничего не было нужно. Пальцы ладони уже зацепились за верхний край. Осталось совсем немного. Когда он хотел переставить ногу повыше и взойти на пьедестал, то она соскользнула, и он повис на одной руке. Долго он так держаться не сможет. Пальцы понемногу начинают съезжать от тяжести. Кенваль пытался дотянутся второй рукой до верха, но не получалось. Неужели он всё-таки не сможет покорить эту вершину? Неужели ему придётся снова стать свидетелем собственной слабости? Мальчик вновь потянулся к краю. Ему не доставало каких-то пары сантиметров. Он начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Правая рука уже онемела – слишком много веса для такой хрупкой конечности. Он хотел набрать амплитуду и сделать рывок. Вправо, влево, вправо, влево… И вот когда очередной раз его тело сдвинуло в левую сторону, ветер подхватил его и он потянулся к краю, ухватившись за него тремя пальцами. Оставалось только приложить всю оставшуюся энергию и подтянуться. Со стонами и возгласами Кенваль таки поднялся и величаво уселся на своём месте победителя. Теперь он был доволен собой. Даже небольшая доля гордости пробилась в его природе. Он смог и это уже ничего не изменит. "Как теперь слезать?", – вдруг осенило его. Этот вопрос не на шутку заставил задуматься. "Неужели нужно вновь по камешкам спускаться вниз?". Длина стены была не меньше пяти метров. Не так много для взрослого человека, однако высоковато для десятилетнего мальчика. Кенваль свесил ноги и готов был прыгать. "Раз, два…", – отчитывал он вслух. На счёт три он оттолкнулся руками и стал падать вниз. Стопы жестко прибило к земле. От силы столкновения мальчик не смог удержаться на ногах и плашмя свалился, проскользив по грязной почве. "Ау", – простонал Кенваль. Приземление оказалось не настолько удачным, насколько он предполагал. Ему нужно было возвращался в покои. Кто-нибудь мог заметить отсутствие молодого царя в постели. Хотя бы один из харонов, прислуживающих ему. Кенваль отжался руками от земли и встал. Все одежды были в пыли. Она слоями выбивалась из тканей, когда мальчик по ним хлопал, словно их не стирали несколько столетий. После того как он привёл себя в порядок, то побежал во дворец.

Мидек сидел с зажжённой лампой и листал старые книги и исторические писания. Огонёк трепетал под небольшими порывами ветра, что залетали из дверных проёмов библиотеки. Время уже было за полночь. Многие бы назвали это никак иначе как одержимость. Другие же допустили мысль о целеустремлённости. Третьи бы вовсе называли его сумасшедшим. А может все три суждения и были правдой. Он вдумчиво прочитывал каждую строку и пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, которая поможет ему занять царское место. Тяжёлые веки начали закрываться после нескольких часов упорного труда, но ответов так и не было. "Неужели ничего нет, что может мне помочь? Я в это не верю!", – размышлял он и переворачивал одну дряхлую страницу за другой. Ему нужна была всего одна деталь, всего один даже самый незначительный намёк. «Сказание о Гельнее», – прошептал он и перевернул страницу. Рукопись рассказывала о возникновении испытания, его становлении, а также значении среди потомков Нильшерта. «И нет сильнее человека способного одолеть все стихии. Ибо кто возможен покорить их, покоряет саму природу». Это лишь пустые слова, которые Мидек с раздражением пропускал глазами. «… и нарекается мужем тот, кто покорил все: воздух, воду, огонь, землю. И имеет всю полноту прав, которые предоставляет город, и муж хранит честь Нильшерта и защищает его от всех врагов его. Тот, кто оступился (не прошёл гельнею), не может называться мужем и власти не имеет, и силы не имеет и оставлен будет он без всякого права на наследование от отца и город не будет ему родным». «Вот оно!», – безумно прокричал Мидек. Если Кенваль провалит испытание, то не сможет быть наследником царя, а значит трон останется пустым после смерти Сотара. Ему оставалось надеяться, что мальчик действительно настолько беспомощен, как он думал. А если это и не так, то у него есть уникальная возможность помочь молодому царю никогда не стать правителем Нильшерта.

Сотар и Лукреций прогуливались по саду. Руки царя были скрещены на пояснице, а вельможа шёл, сведя их в рукава перед собой. Светильники по правую и левую сторону на каменных округлых полосках были уже зажжены. Перед заходом солнца их всегда заполняют маслом. Волшебная тропа вела к дворцу. Каждую каменную линию над головой обвивали растения с сиреневыми бутонами цветов.

– Ходят слухи, что вы оставите престол, когда Кенвалю исполнится семнадцать.

– И кто же так много говорит?

– Разве вы не знаете, – твердо ответил Лукреций.

– Этому человеку ничего доверять нельзя.

– Слишком поздно вы это поняли.

– Нет, я поздно понял, что он изменился.

– Хотите сказать он не всегда был одержим властью?