– Как она?
Женщина всхлипнула.
– За весь день ни разу не заговорила. Не может уже говорить. – И вдруг бросилась на колени перед мужем, умоляюще сложив руки. – Тед, прошу тебя, прошу… давай отнесём её к матушке Элфгиву…
Тедгар вздрогнул.
– Нет, – пробормотал он, нерешительно мотнув головой. – Я же сказал: пойду завтра, добуду птицу…
– Не поможет твоя птица, не ест она ничего, уж весит легче пёрышка…
– О, боги… – Тедгар вскочил и принялся мерить шагами крошечную клетушку. – Уна, пойми: не время сейчас. Четырнадцатый день на исходе, луна почти полная, в лесу следов полно, сама знаешь чьих. Они готовятся, кругами ходят. Не нынче, так следующей ночью…
Слово «они» мужчина произнёс едва ли не шёпотом.
– Так сегодня последняя ночь! – надрывно выкрикнула Уна. – Последняя! А назавтра как бы хоронить её не пришлось!
– Поутру пойдём… в монастырь её отнесём.
– Нет! – Женщину била мелкая дрожь, волосы лезли ей в глаза. – Ночь им силы даёт, ты же знаешь. В монастыре отродясь никому не помогали, а матушка Элфгиву – она из наших, даром, что на той стороне живёт! И горох этот я уж лучше ей отдам, кусок в горло не лезет…
Уна замолчала, успокаиваясь, вцепившись скрюченными пальцами в подол платья.
– Праматерь сегодня два раза умирала, – прошептала она. – А ежели третий будет…
Тедгар постоял немного, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону.
– Хорошо, – наконец, сказал он, – собирайся.
Уна опрометью кинулась к топчану. Шкуры, которыми был укутан ребёнок, она отбросила на пол, оставив одну, самую большую и тёплую на вид. Тедгар тем временем приладил на пояс тесак; подержал в руках рогатину – крепкую, с металлическим наконечником, – и с вздохом поставил её на место. Взял девочку, на мгновение судорожно прижал бесчувственное тело к груди.
– Да поможет нам Эогабал… – и решительно шагнул за порог.
* * *
Уна набросила на плечи дерюжный плащ, прикрыла дверь, опустила засов. Ни замка, ни другого запора на двери больше не имелось: взять в хижине было нечего, даже если кому и пришло бы в голову ради такого дела ночью пробираться вглубь леса. Их жилище стояло на отшибе, в полумиле от селения; Тедгар был углежогом.
На тёмном небе, насаживаясь на вершины елей, висела луна, как огромная грязная дыра посреди иссиня-чёрного полотнища, усеянного мириадами холодно мерцающих звёзд. Совсем как те поблёскивающие камешки на неописуемой красоты платье супруги барона Экхарта – минувшей осенью он с женой приезжал в Кадван. «Это жемчуга», – шепнула тогда старуха Маго. Жена барона была прекрасна: совсем юная, с таким милым и добрым лицом, что Уне казалось тогда, что она обязательно выслушает, обязательно поможет, нужно только решиться подойти. Но народ, толпившийся вдоль дороги, бухался на колени и боялся поднять глаза. Уна тогда замешкалась, и Маго знатно огрела её по спине клюкой, грозным взглядом указав на землю.
Подхватив корзинку с дарами для знахарки, Уна торопливо пошла вслед за мужем. Он уже ушёл вперед на добрую сотню шагов. Под ногами похрустывал снег: выпал он только прошлой ночью, но обильно, а днём случилась оттепель, и сверху образовался тонкий наст.
Тропинка петляла между толстых стволов, поворачивая к деревне. Та виднелась справа вдалеке: жёлтые огоньки с трудом пробивались через затянутые бычьими пузырями крошечные окна. Тропа скоро свернула к селению; но идти надо было не туда, а прямо, на ту сторону Белого ручья. Уна, зябко кутаясь в накидку, шла за Тедгаром, стараясь попадать в его следы: снег хотя и не особенно глубок, но споткнуться обо что-нибудь и упасть было легче лёгкого.
Ели стояли тёмными громадами, широко раскинув мохнатые лапы. И они смотрели. Перешёптывались и, почти незаметно поворачиваясь, следили деревянными глазами за неожиданными путниками. Безветренно и тихо. Только хруст снега и прерывистое дыхание мужа.
Уна поёжилась.
– О исбри, вечные и всеведущие, – зашептала она, – Куанне и Ассе, молю вас о помощи и милосердии. Ни веточки не задену, ни ягодки не сорву…
Она поскользнулась и, ойкнув, кубарем покатилась вниз, едва не сбив с ног Тедгара.
– Осторожней! – запоздало крикнул тот.
Уна упала на четвереньки, пробила тонкую корочку льда, руки по локоть ушли в кашу илистого дна. В груди всё сжалось от ледяной воды. Тедгар торопливо спускался по склону.
– Тише, тише, – сквозь зубы прошипел он. – Нельзя здесь так громко… накличешь беду.
Виновато глянув на мужа, Уна ухватилась за протянутую руку и с трудом поднялась. Отряхиваясь и дрожа от холода, пошла за ним по берегу. Платье спереди всё намокло. В десяти шагах выше по течению поперёк русла лежало дерево. Тедгар ловко перебрался на ту сторону, Уне же переход дался с трудом: ствол слегка заледенел, а башмаки были скользкими от воды и грязи.
За деревьями виднелся дом: с невысокими, по грудь высотой, стенами, сложенными из необработанного известняка, и соломенной крышей. Из печной трубы вился тонкий дымок.
Тедгар остановился; руки его вцепились в драгоценную ношу. Уна потянула его за рукав.
– Идём, – умоляюще произнесла она. После лёгкой заминки он решительно шагнул вперёд.
В то же мгновение дверь скрипнула, отворяясь, и выпустила сноп красноватого света.
– Кто здесь?
Муж и жена переглянулись.
– Матушка Элфгиву! Это мы, Уна и Тедгар.
Тёмная фигура в дверном проёме неодобрительно качнула головой.
– В такое время…
– По великой надобности, матушка…
Что-то буркнув под нос, знахарка махнула рукой, приглашая войти. Взглянула мельком на ребёнка, кивнула.
– На тюфяк положи. И в сторону, не мешайте. И – молчок.
Тедгар тяжело опустился на сундук, стоявший у стены, а Уна бочком протиснулась поближе к печи. Пахло чем-то вкусным. Уна встала у живительного огня, протянув ладони и искоса посматривая на матушку Элфгиву. Та склонилась над девочкой и принялась ощупывать её чисто промытыми узловатыми пальцами, что-то бормоча под нос. Эирлис дышала хрипло и часто.
Знахарка выглядела как самая настоящая ведьма: горбатая, с колтуном свалявшихся волос на голове, лицом, и цветом и видом походившим на дубовую кору. Длинная полка за её спиной была заставлена горшками, плошками и ступками всех форм и размеров; целые веники трав сушились на стенах, а среди них – Уна вздрогнула, – перевязанный бечёвкой пучок чего-то до странности напоминавшего человеческие пальцы.
Старуха, заметив взгляд Уны, скосила глаза и усмехнулась. В пляшущих отблесках огня показалось, что на том месте, где у неё должен быть рот, приоткрылась глубокая резаная рана.
– Не трясись… это стрига. Прошлым летом сюда залетела, да, похоже, домом ошиблась…
Знахарка вытерла руки о видавшее виды залатанное платье, уселась на табурет и сняла крышку со стоявшего на столе глиняного котелка. По дому тотчас поплыл горячий запах чесночной похлёбки. Уна сглотнула. Старуха, не обращая внимания на гостей, вооружилась ложкой и с жадностью принялась поглощать своё варево.
– Матушка Элфгиву… как она? – решилась, наконец, спросить Уна.
Старуха отодвинула котелок, обтёрла морщинистые губы рукавом и оценивающе посмотрела на Тедгара. Тот сидел молча и сверлил знахарку взглядом.
– Принесли её вы вовремя. Ещё дня два-три, и отправилась бы на ту сторону Глейра. Помочь могу, через неделю будет как новая. Так что…