Калипса явно нервничала.
– И что будет со мной?
– Что будет? Ты заткнешь за пояс этих двоих в том, что касается языков. Ты будешь понимать все языки всех существ, какие только есть во всех измерениях.
– Ты это, полегче! – сказал я. – Если она начнет разговаривать с рыбами и деревьями, кто-нибудь непременно сочтет ее сумасшедшей.
– Почему нет? – сказал Асти. – Ты ведь разговариваешь с кубками и мечами. Давай, Калипса.
Калипса дрожащими руками подняла кубок. Нервно взглянув на меня и Тананду, она окунула клюв в жидкость и запрокинула голову так, чтобы та стекала ей в горло. Сделав глоток, она отчаянно закашлялась.
– Фу! Какая гадость!
– Я не говорила, что это будет вкусно, – сказала Асти. – Ты пробуешь языки тысячи измерений. Конечно, так или иначе, неприятный запах изо рта неотвратим.
Калипса держала кубок на значительном расстоянии от себя.
– Языки! – казалось, ее вот-вот вырвет.
– Все равно выпей, дитя. Зажми нос… ах, у тебя его нет. Представь, что это лекарство. В некотором роде. Оно излечит твое непонимание.
– Выпей, дорогая, – сказала Келса. – Тогда ты сможешь понять, что Ааз бормотал о тебе себе под нос.
– Что он делал? – Калипса осуждающе посмотрел на меня. Она схватила Чашу обеими руками и пригнула клюв к пенящейся жидкости.
– Что я бормотал? – подозрительно спросил я.
– Боже, неужели я сказала это вслух? – удивилась Келса, но глаза за очками лукаво блеснули.
– Пейте, пейте, пейте, арвернианцы… – запел Буирни. – Давай, Калипса! Не думай, просто пей!
– Чух-чух, чух-чух! – приговаривал Эрзац. Калипса скривилась, но сделала второй глоток. Потребовались новые уговоры и увещевания, но вскоре кубок опустел и выпал из обессиленных рук Калипсы. Я в самый последний момент поймал Асти, прежде чем та упала на землю. Тананда поймала Калипсу.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Это было ужасно, – сказала Калипса. Она выглядела потрясенной. Ее обычно высокий голос блуждал по всем октавам. – Я чувствую себя странно.
Мы с Танандой улыбнулись друг другу.
– Чему ты улыбаешься? – спросила она.
– Ты только что сказала это на идеальном тролльском, – ответил я.
– Я не говорю по-тролльски!
– А теперь говоришь, – сказал я. – И по-изврски. А теперь давай, нам пора в путь.
Тананда некоторое время развлекалась, проверяя новый талант Калипсы, а именно разговаривала с ней на языках, которые усвоила за эти годы. Я отрешился от их болтовни, предпочел побыть наедине со своими мыслями. Я завидовал, что Золотой Клад преподнес Калипсе такой замечательный подарок. Лично мне пришлось овладевать иностранными языками в поте лица своего. Тем не менее я был вынужден согласиться с тем, что у нас не было времени на то, чтобы она чему-то училась. Переводить же все, что мы слышали, а затем объяснять нюансы культурных отсылок, сопровождавших сказанное, – та еще морока! Эта девушка была тако-oo-ooй юной. Лично я никогда не был таким зеленым. Образно выражаясь. Никто из тех, кого я знал, не был… впрочем, нет, неправда. Я был почти уверен: Асти даст зелье и мне, и Тананде, если мы попросим. Но я скорее предпочту, чтобы мою чешую поскребли скребком для краски, чем стану кого-то о чем-то просить. У нее уже сложилось ложное представление о моем чувстве справедливости в отношении вознаграждения, и я не собирался давать ей больше никаких новых поводов. Я уже устал выслушивать перечисление моих недостатков, по ее бессмертному мнению.
– Горячо, – сказала Келса, когда мы подошли к перекрестку.
– Куда теперь? – спросил я.
– Думаю, налево. Жаль, что мы ищем Фолиант, а не путешествуем с ним, потому что в его указателе есть все адреса мира. Абсолютно любой адрес и сведения типа «кто есть кто»! Конечно, мы не знаем имени человека, у которого он гостит… это такая путаница. Его голова просто забита именами, я даже не могу выбрать его собственное!
Я отключил ее треп и повернул налево.
– Все еще горячо?
– Да! Горячо.
Я зашагал по узкой тропе следом за Танандой. Это был просто след, который, как мне показалось, оставили местные жвачные животные. Мои ноги то и дело скользили. Грязь была утрамбована до состояния резиноподобной поверхности с достаточным количеством росы на ней, чтобы сделать ее неимоверно скользкой. Я был вынужден смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться об оголенные корни.
– …Горячо… горячо… горячо… холодно!
– Холодно? Я думала, ты сказала, жарко! – удивилась Тананда.
– Будет холодно, если ты пройдешь через этот куст прямо впереди, – сказала Келса, моргая, и превратилась в очень даже хорошенькую троллину в дорогих бриллиантовых очках. – Мост вон там.
– Кстати, я знаю песню про мост! – вызвался Буирни. – Это трагическая панихида. Тебе это понравится. Она наверняка ускорит наш поход.
Я сделал вид, будто не услышал его.
– Сюда, – сказал я, когда мы поднялись на очередную илистую кочку в начале третьего дня нашего похода. – Я слышу стук молотка.
– Молодец, Ааз! – каркнула Келса. – Да, я как раз собиралась сказать… Вот он. Справа, сразу за кустами боярышника.
Я шел впереди. Когда мы подошли ближе, постройка грязного цвета на другой стороне рощи начала принимать четкие очертания. Один толстый овальный этаж сидел поверх нижнего уровня, который расползался во все стороны и выглядел при этом так, будто он строился на протяжении многих веков. Когда его обитатель решал, что ему нужна еще одна комната, он просто проделывал дыру в стене и строил рядом с ней другую. Из нескольких десятков труб, торчавших из черепичной крыши, валил дым. Мы остановились ярдах в десяти от дома.
– Выключи музыку, – рявкнул я на Буирни. – По идее это то самое место.
– О, слава хореографам! – воскликнула Калипса и направилась к входной двери. Я оттащил ее назад.
– Не так быстро! Что ты делаешь?
– Так мы войдем внутрь? – спросила Калипса, озадаченно переводя взгляд с меня на Танду. – Или нам лучше не пользоваться дверью?
– Это может оказаться не так просто, как кажется, – сказал я.
– Конечно, просто, – сказала она, широко раскрыв глаза. – Поднимаешь защелку, толкаешь ее… я что-то упускаю?
Я застонал. Она была так юна, так наивна!
– Коварство, – сказал Эрзац. – Дорогое дитя, это крайне изолированное место. Живи ты здесь одна, вдали от всякой помощи, разве ты не опасалась бы посторонних? Ты бы наверняка придумала, как себя защитить.
Калипса смутилась.
– Я всегда жила в деревне, – сказала она.