Мужчина и женщина. Цена одной ошибки

Скоро нашлась маленькая двухкомнатная квартирка совсем рядом с институтом. Час-два после работы, включая и субботние дни, он проводил там. Часто привозил готовую еду, потому что девушка абсолютно не умела готовить, и они обедали вместе. Осторожно, чтобы кто-нибудь из живущих по соседству преподавателей или студентов не заметил его, он парковал машину неподалеку и, нагруженный пакетами, быстро заходил в плохо убранный и плохо освещенный подъезд. В несколько прыжков он добирался до дверей квартиры Лауры на втором этаже. Девушка, в застегнутом на одну пуговицу халате, надетом на худенькое голое тело, открывала дверь, продолжая сушить волосы. Иван Ильич за несколько секунд сбрасывал с себя одежду, заходил под душ и, едва промокнувшись полотенцем, бросался на старый широкий диван к Лауре. Тонкое стройное тело трепетно ждало его ласк, и он любил ее неистово, забывая обо всем на свете. Боже, откуда у него столько сил? Как бы хотелось часть их посвятить Ирине, но она все равно отложит интим на завтра, на послезавтра, а вместо этого будет часами говорить по телефону о всяких пустяках. Нет, эта часть жизни у них с Ириной закончилась, но он продолжает любить ее как родное существо, заботиться о ней. Сколько лжи, неправды в человеке, сколько тайных увлечений и стремлений! Сколько энергии и усилий он тратит, чтобы не раскрыться перед окружающими, чтобы спрятать свое истинное лицо и порочные желания. А может, он просто я отдает свою нерастраченную природную энергию? Чувствует ли жена, что у мужа существует другая жизнь? Безусловно, да. Включается интуиция, инстинктивные ощущения, почти всегда близкие люди, да и не только близкие, чувствуют неестественность, фальшь в отношениях.

Два года Иван Ильич наслаждался и обманывал, убеждал себя, что Ирина, мать, дети и, в конце концов, коллеги не замечают изменений в его поведении. Изменилась его внешность, он заметно похудел, подтянулся, помолодел, движения стали порывистыми, взгляд блуждающим, неспокойным. В душе Иван Ильич был доволен, его самооценка как мужчины, как удачливого самца повысилась. Однако у него не оставалось ни времени, ни желания серьезно заниматься наукой. Аппетиты Лауры, подогреваемые ее матерью, постепенно росли. Она потребовала сперва машину, чтобы по воскресным дням ездить на дачу. Ивану Ильичу с трудом удалось оформить на Лауру кредит для покупки автомобиля, так как зарплата у нее была маленькая и кредит ей не полагался. Пришлось уговорить главбуха, обещать помощь в защите диссертации ее мужа, чтобы получить справку с отметкой о завышенной зарплате. Добавились и другие расходы. Девушка и ее мать требовали деньги для поездки летом в Турцию, Египет или Болгарию.

Иван Ильич обнаружил, что Стелла, вопреки обещаниям жить у матери во Фрязино, ночевала у дочери и постепенно переносила туда свои вещи. Девушка объясняла, что вещи и одежда матери находятся здесь, потому что, приезжая в Москву, она должна переодеваться. Лаура понимала, что он догадывается – ее мать появляется сразу после его ухода. В квартире постоянно ощущался тяжелый, неприятный запах этой женщины. Купленные в супермаркете продукты на неделю заканчивались через день-два, так как Стелла обладала исключительным аппетитом. Иван Ильич критиковал Лауру, она плакала, начинала оправдываться, но все повторялось снова и снова. Потом ему стало известно, что Стелла забирает у дочери почти все полученные от Ивана Ильича деньги под предлогом, что это оплата за ее согласие на сожительство с Лаурой. Несколько раз на теле Лауры он обнаруживал следы побоев, и после долгих уговоров она призналась, что мать избивает ее, если она ей перечит, и угрожает, что опозорит ее и Ивана Ильича, напишет о его моральном облике в ректорат, Министерство образования и газеты.

Стелла требовала все больше и больше денег, сперва на дорогостоящие фарфоровые зубы у известного московского дантиста, на одежду, косметику, потом завела нового любовника, бывшего милиционера, и угрожала, что если Иван Ильич не выплатит всех требуемых ею денег, то будет иметь дело с бравым полицейским. Сначала он все это воспринимал со снисходительной иронией, подозревая, что Лаура хочет показать себя жертвой, мученицей, но потом убедился, что наоборот, девушка все передает в более мягком виде, чем есть на самом деле. Однажды, когда Иван Ильич умиротворенный, в хорошем настроении вышел от Лауры, он нашел свою машину с разбитым передним стеклом и проколотыми шинами. Проклиная все на свете, он вызвал из техцентра помощь, и машину увезли в ремонт. Он понял, что Стелла задействовала своего бравого полицейского, поскольку Иван Ильич в последнее время уменьшил непредусмотренную их первоначальным устным договором сумму. Поздно вечером, раздраженный и простуженный после долгого стояния под моросящим дождем, он добрался домой. Рассказал Ирине небылицу, что попал в ДТП. Иван Ильич понимал, что так приятно начатый секс-роман подходит к завершению.

Обстановка разрядилась неожиданно. Летом он отправил Лауру с ее мерзкой мамашей на отдых в Болгарию, откуда она вернулась с другом, аспирантом, и сообщила, что парень сразу же после возвращения с отдыха сделал ей предложение и даже представил своим родителям, приезжим из Армении, занимающимся бизнесом в Самаре. Однако если Иван Ильич согласен оставить жену и жениться на ней, то Норайру – так звали аспиранта, – несмотря на то, что парень он скромный и перспективный, она откажет. Взволнованный Иван Ильич согласился дать ей пять тысяч долларов на подготовку к свадьбе. Разумеется, идея развестись с Ириной и жениться на Лауре отметалась им сразу из-за полной несерьезности, но помочь девушке он счел своим долгом. В конце концов, она хоть и не образец целомудрия и порядочности, но сколько приятных часов подарила ему и какое-то время даже по-настоящему любила его. «Что ни говори, – размышлял Иван Ильич, – главное в человеческих отношениях – культурное соответствие, культурный код, даже если люди – представители разных национальностей. Стелла и ее полицейский – представители моей нации, религии, и более того, рожденные и выросшие в моем городе, но для меня они чужды и враждебны, как варвары со своей психологией хищника.

Иван Ильич в душе переживал расставание с Лаурой, которую любил своеобразной любовью отца-покровителя, брата и любовника в одном лице, прощал ее глупости и недостатки. Любил ее тонкое, гибкое тело, девичью непосредственность. С ее уходом он лишился того огромного удовольствия, какое может дать только любимое женское тело. «Жить без женской ласки означает постепенно гаснуть, преждевременно стареть. Печальная перспектива», – думал Иван Ильич. Какой интерес еще в этой тоскливой однообразной жизни? Выпивать вместе с Ириной? По вечерам играть с матерью в карты, по воскресеньям общаться с детьми и внуками? Лекции? Заседания кафедры, ученого совета, диссертационных советов, скрытая неприязнь коллег? Ничего искреннего, душевного между ними, просто вынужденная совместная работа абсолютно чужих людей. Российская скудная общественная жизнь, холод, напряженное транспортное движение, безумно дорогие рестораны, небезопасные улицы, вечно плохая погода, кроме двух-трех месяцев в году. Куда себя деть? Был какой-то светлый луч, озаряющий его безрадостное существование, и этому пришел конец. Ну не могла же его связь с Лаурой продолжаться вечно? Она – лукавая девушка, использовала его по полной программе: поступила в аспирантуру, приобрела машину, худо-бедно одевалась, отдыхала и ухитрилась устроить за его деньги жизнь своей мерзопакостной обжоры-матери. Он вспомнил, как взволнованная Лаура с тревогой сообщила, что ее жених Норайр как-то вскользь, но с явным намеком предупредил, что женится только на девственнице. Иван Ильич быстро нашел клинику, где проводили экспресс-гименопластику – операцию по восстановлению девственности, и за двойную цену Лаура вне очереди прошла эту процедуру.

По отношению к Ирине Иван Ильич чувствовал себя бесконечно виноватым. Как человек, как личность она несравнимо превосходила легкомысленную, порой лживую Лауру, но они люди разных поколений и, что особенно важно, представляют различные социальные группы. Ирина начитанна, воспитана в интеллигентной среде, играет на пианино, неплохо разбирается в музыке, литературе, живописи. Может, из-за своей женской ненужности и опустошенности она старалась забыться с помощью алкоголя? Может, в ней проявилась так часто встречающаяся в русских людях склонность утопить свое горе в вине? Возможно, и так, но он, Иван Ильич, профессор, интеллигент, своей похотью, своим эгоизмом, даже животно-телесным эгоизмом, толкнул жену на одиночество и душевные страдания. А может, сейчас за закрытыми дверьми Ирина лежит мертвой? «О Боже, не накажи меня так строго, я слаб, я совершил грех, думал только о себе и забыл о ближнем! Ирина, моя Ирина ни в чем не виновата, только слабая и безвольная, но честная и порядочная».

– Ирина, дорогая, – закричал он вдруг, – открой дверь, прошу, умоляю!

– Успокойся, – послышались легкие шаги Ирины. Хриплым сонным голосом она спросила:

– Ты что, Вань, истерику устраиваешь? Сейчас помоюсь и выйду.

Иван Ильич бурно обнял ее, не обращая внимание на сильный запах идущего от нее винного перегара, осыпал поцелуями ее опухшее лицо:

– Милая, любимая, у нас будет новая светлая жизнь, вот увидишь, я обещаю.

– Что с тобой, Ваня? Ты что, выпил? Не похоже на тебя.

* * *

Последний воскресный день уходящего лета. Завтра начнутся занятия в институте. Первым делом надо принять на работу новую лаборантку вместо ушедшей в декретный отпуск Лауры. Она пока оформилась на год, но объявила, что через год, а может и два, выйдет на работу. Лаборантский труд довольно заметный в деятельности кафедры, особенно в процессе организации и оформления расписаний, составления исходящих документов. Поэтому эта должность долго оставаться свободной не может. Сейчас на это место срочно надо подыскать подходящую кандидатуру. «Последние деньги, что потратил на даче и передал Лауре для подготовки свадьбы, меня совсем посадили на мель, – с горечью констатировал Иван Ильич. – Надо опять работать сверх нагрузки или увеличить число абитуриентов, ведь других источников зарабатывания денег у меня нет. К сожалению, к приемным экзаменам я доступ не имею, там можно было бы что-то заработать. Но с внедрением этого дурацкого ЕГЭ денежные потоки от высшей школы перешли в руки сотрудников Министерства образования федерального и регионального уровня, школьных учителей, других технических работников, имеющих отношение к организации ЕГЭ. Идиоты, забили последний гвоздь в гроб образовательной системы России. Выпускники школ не знают, кто такие Петр I, Ленин, Наполеон и на каком континенте находятся Франция или Америка. Художественные произведения студенты, да и преподаватели почти не читают. Растет поколение плохо информированных и духовно бедных людей».

Звонок в дверь прервал нерадостные мысли Ивана Ильича. Пришла дочь Эмилия с внучками, десяти и восьми лет.

– Пап, – быстро начала она, – а где мама? Еще у себя? Хорошо, ладно. Возьмите детей к себе, я очень тороплюсь. Если смогу, заберу их сегодня. Если нет, они останутся у вас, тогда я утром сразу от вас отведу их в школу. Накормите их, они голодные. Если что, позвоните на сотовый, – и исчезла.

Дети, привыкшие к такому распорядку воскресного дня, быстро скинули с себя школьные ранцы и переоделись в домашнюю одежду. Через пять минут старшая внучка смотрела свою любимую программу по телевизору, а младшая в кабинете Ивана Ильича, сидя в его кресле, рисовала. С опухшим, угрюмым лицом из своей комнаты вышла Ирина.

– Вань, – не смотря в его сторону, виноватым голосом обратилась она к нему, – сходи в супермаркет, купи два цыпленка и рис, хочу сварить для детей бульон с рисом и поджарить цыпленка с картошкой, еще, пожалуйста, купи фруктов и сыр разных сортов. Возьми еще две бутылки белого вина, лучше «Шардоне», как-никак сегодня воскресный день.

Иван Ильич надел джинсы, куртку и вышел на улицу. Погода была не солнечная, но теплая. Людей и машин было меньше обычного, что напомнило ему о Москве советских времен, тихой и удобной для прогулок, посещения музеев и кино. Жаль, азиатизация мира заметно коснулась и Москвы. Из страны уехали российские немцы и евреи, успешные русские и средняя техническая интеллигенция, ставшие лишними на своей родине. Вместо них столицу осваивают огромные потоки людей чужой культуры и внешности, очень удобных на первых порах для низкооплачиваемой работы. Скоро в стране останутся только чиновники и силовики, нефтяники и газовики, и еще обслуживающий их среднего уровня медперсонал и учителя. Печально. «Ввходные и праздничные дни, – размышлял Иван Ильич, шагая в сторону супермаркета, – самые тяжелые для меня, не знаю, чем себя занять. В остальные дни работа поглощает все мое время. Ведь другие живут так же, и как будто ничего, на жизнь не жалуются, как я. Получается, что с уходом лукавой Лауры у меня ничего личного не осталось. Понимаю, что нарушаю привычные представления морали, но мне тоскливо, даже очень тоскливо. Неужели я как мужчина никому уже не нужен? Впереди старость, одиночество и скука. Всю жизнь я был примером для своего окружения. В школе был первым отличником, окончил ее с золотой медалью, в институте отличником и именным стипендиатом. Мои товарищи гуляли, веселились, встречались с девушками, расходились, находили других. Я трудился, писал отличные курсовые и рефераты, ждал и верил, что найду единственную любовь. На старших курсах мне было стыдно признаваться друзьям, что я еще девственник, обманывал их небылицами. Поступил в аспирантуру и через два года защитил кандидатскую диссертацию. Но не имел ни близких друзей, ни подруг. Заведующий кафедрой, добрый интеллигентный профессор пригласил меня к себе домой, потом на дачу и фактически инициировал мою женитьбу на своей дочери Ирине. Она была хоть и не первой красавицей, но очень обаятельной. Высокая, стройная, с открытым интеллигентным лицом, веселым и легким нравом. Ирина понравилась мне сразу, и через несколько недель я уже не мог представить мою жизнь без нее. Я думал, что не смогу влюбиться, но Ирину полюбил искренне и самозабвенно. Впервые я узнал женщину и был счастлив. Родились дети, но лет через 15–20 я понял: чего-то мне не хватает. По-видимому, в первую очередь огорчало однообразие московской жизни. Когда дети были еще маленькие, я организовывал рыбалку или лыжные походы, а потом перестал – слишком много хлопот. Гостей на дачу мы раньше часто приглашали, но это отнимало много времени и энергии, да было и не особенно интересно. Одни и те же люди, одни и те же разговоры, иногда кто-то из моих друзей еще и напивался. Приходилось его оставлять на ночлег, беспокоиться, как он утром доберется на работу. Великая радость – оставаться наедине со своими книгами. Это пришло ко мне после 45 лет. Но когда я уединялся в своем кабинете, Ирина безумно тосковала. Я понимал, что каждый этап жизни ставит перед человеком новые задачи, новое восприятие мира и человеческих отношений. Самое главное, когда человек и его окружение меняются гармонично, их мироощущение продолжает, хотя бы в главном, совпадать. Но к великому сожалению, люди развиваются и меняются по-разному, даже родные и самые близкие. Много хороших друзей молодости я потерял именно потому, что наше развитие и жизненные интересы пошли разными путями. Встречаешься со старым другом, и оказывается, что, кроме воспоминаний, между вами ничего общего. Жаль, что так случилось и в нашем с Ириной случае. Я усердно работал, писал книги. У меня были международные конференции, командировки, симпозиумы, встречи. А она ограничилась только домом и детьми, при этом все время требовала от меня каким-то образом поменять ее жизнь. Может, я просто из той категории людей, которые не могут быть счастливыми и дать счастье другим. На моих глазах Ирина постепенно стала другим человеком – невеселым, раздражительным, замкнутым. Если о чем-то и разговаривали, то только о детях. Что сломалось в нас, чего не хватало для счастья – я трудно представляю и сейчас, хотя в общих чертах ответ у меня есть. А может, я просто не понимаю, что я счастлив. А может, это и есть счастье. И как могла ничем не выдающаяся, худенькая Лаура так возбудить во мне страстного ненасытного самца? Может, сознание, что я сожительствую с девушкой на тридцать с лишним лет моложе меня, моложе моей дочери, что я нарушаю общепринятую мораль, придало мне новые импульсы для удовольствия и наслаждения. Не двигало ли меня тайное влечение первородного греха, наподобие вкушающей запретный плод Евы, изгнанной из рая. Ведь если вдруг обнаружится тайная сторона моей жизни, общество может меня изгнать из условного моего рая, я потеряю уважение своего окружения, буду вынужден уйти с работы, разрушится семья. Преувеличиваю. Возможно, с молоденькими девушками вступают в интимные отношения тысячи, миллионы взрослых успешных мужчин, и ничего, им это сходит с рук. Однако есть одно правило, и его надо блюсти. Исключить скандалы, шум, недовольство другой стороны, не допустить возникновения таких причин».

– Иван, как быстро ты вернулся домой. А где вино и фрукты?

– Прости, Ирина, забыл в машине, сейчас принесу.

Иван Ильич вернулся в супермаркет, докупил недостающее и поспешил обратно домой.

* * *

Дверь открыла Эмилия, высокая, начавшая слегка полнеть миловидная брюнетка, напоминающая мать в молодости.

– Не надеялся увидеть тебя дома. Ты же обещала, что вернешься или вечером, или завтра утром.

– Встреча была недолгой.

– Мне проявить любопытство или ограничиться констатацией факта, что ты дома?

– Если интересно, могу рассказать. Недавно случайно на одной встрече познакомилась с отставным моряком-подполковником чуть старше сорока. Не то из Херсона, не то из Севастополя. В военной форме он смотрелся очень даже импозантно. Мы снова по его просьбе встретились в кафе. Как раз сегодня. В гражданской одежде он мне показался таким жалким и провинциальным! И тут же выложил свои нехитрые планы: обосноваться в столице, найти работу и квартиру.

– Может, человек стоящий, чего сразу его браковать, Эмилия?

– Мне показалось, что извилин в его голове мало. И к тому же за ним приданое – оставленная семья: жена-алкоголичка и два сына-беспризорника.

– Не хочешь проявить милосердие и гуманизм?

– Не смешите, уважаемый профессор, мне нужны не плачущие мужчины, а успешные, у которых проблемы другого плана: купить дом на Лазурном берегу Франции или в Майами, «Мерседес» или «Бентли», двухкаратный бриллиант или трехкаратный.

– Продолжай поиски. Может, вместе с «Бентли» и домом в Майами найдется человек с сердцем и головой. Впрочем, это будет такой редкий случай. Не забудь, что у тебя еще двое детей, а с мужем вы официально пока не разведены. Парень он хороший, ну, музыкант, любит веселиться, погулять на стороне. В конце концов, насытится и вернется. Так что не торопись.

– Это не помеха. Вы с мамой еще так молоды и полны энергии, что я с радостью оставлю моих детей на ваше попечение. Получите огромное удовольствие от общения с ними. Если, конечно, найдется рыцарь на «Бентли» и с доброй душой, как ты говоришь.

– Радужная перспектива. Действуй, Эмилия, может, и получится.

– А почему бы и нет? Дочь столичного профессора, с прекрасным образованием, с двумя иностранными языками. Имею еще и музыкальное образование, пою, прекрасно танцую. Многие говорят, что я еще и чертовски обаятельна. Ты не представляешь, папа, какие голодные, готовые на все девушки приезжают в Москву из провинции. Работают официантками, стриптизершами и вдруг в столице подстреливают такую дичь, что хватит на весь сиротский дом лет на сто вперед.

– Это что у тебя, Эмилия, новый светский жаргон?

– Иван, Эмилия, что вы так весело обсуждаете в дверях, заходите на кухню, я тоже хочу узнать, о чем речь, – вышла в прихожую Ирина.

– Мама, ты слишком впечатлительна для таких разговоров.

– Ты лучше помогла бы мне обед приготовить и стол накрыть, ведь детей надо скоро кормить. Открой еще одну бутылку вина, работа пойдет живее.

Иван Ильич ушел в свой кабинет и начал листать представленные преподавателями кафедры программы на новый учебный год. Работа привычная, повторяется из года год. Составляются учебные программы, иногда с новой трактовкой известных политико-исторических событий, пишутся новые монографии и учебники, но их уже мало кто читает. Студенты, читающие учебники, – редкость. Необходимую скудную поверхностную информацию для сдачи экзаменов и зачетов они скачивают из Интернета. Во время экзаменов пользуются наушниками, мобильными телефонами, с грехом пополам сдают сессию и тут же забывают, о чем шла речь. Их мир другой, намного более прикладной, более динамичный и разнообразный, чем было в недавнем прошлом. Главный девиз их жизни: удовольствия, удовольствия и еще раз удовольствия. По возможности меньше работать, больше получать. Профессорско-преподавательский состав кафедры стареет, пенсии мизерные, трудно и больно кого-то заставить выйти на пенсию. Но молодежь уже не идет ни в науку, ни на преподавательскую работу, как раньше, это на сегодня мало оплачиваемые, не особо престижные занятия.

– Папа, бабушка зовет к телефону.

– Да, мама, где ты? Может, зайдешь к нам, пообедаем вместе. Как раз и Эмилия с детьми здесь.

– Иван, ты не забыл, что со мной Ольга, твоя аспирантка? Вечером мы с ней собираемся в театр. Ну что ж, тогда повидаюсь с вами, заодно перекусим перед театром.

– Ирина, Эмилия, у вас все готово? Сейчас мама зайдет вместе с моей аспиранткой.

– Папа, какая еще аспирантка, я ее знаю?

– Это девушка из провинции. Она около двух недель назад прилетела в Москву, общежитие не было готово, поэтому я ее на несколько дней поселил у мамы.

Через час вся семья и смущенная Ольга в купленном Людмилой Васильевной недорогом платье, с новой модной прической (они уже успели побывать в парикмахерской) сидели за столом. Эмилия дружелюбно беседовала с Ольгой и давала советы о московской жизни. Ирина слушала Людмилу Васильевну и сама себе наливала вино, стараясь не встретиться взглядом с Иваном Ильичом.

– Так-так, все семейство обедает, а единственный сын, гордость архитектурного сообщества столицы, даже не приглашен на обед.