– Хорошая идея, – Зеб взял у Джейка какую-то штучку и поставил на стол передо мной: она напоминала игрушку, что была у меня в детстве, только у этой вместо шести шипов имелось четыре: три касались стола, образуя треногу, четвертый смотрел прямо вверх.
– Это оружие, – сказал Зеб, – изобретенное много веков назад. Концы должны быть острыми, тут они сточены, – он подкинул «ежика», и тот снова упал на стол. – Как бы оно ни упало, одна колючка всегда направлена вверх. Разбросай их на пути атакующей кавалерии, и лошадям это вряд ли понравится. В Первую и Вторую мировые их снова использовали – против всего, что ездит на надувных шинах – велосипедов, мотоциклов, грузовиков и тому подобного. Если сделать их достаточно большими, то они способны повредить танки и другие гусеничные машины. Для партизанской войны подходят маленькие, вырезанные из колючих кустов – обычно они бывают отравленные и довольно опасные.
Но сейчас эта смертоносная игрушка – всего лишь геометрическая проекция, изображение координат четырехмерного пространственно-временного континуума. Каждый шип находится под углом девяносто градусов к любому другому.
– Вовсе нет, – возразила я, – эти углы больше прямых.
– Я же сказал, что это проекция, Язва, это изометрическое представление четырехмерного пространства в трехмерном. Это искажает углы, ну а возможности человеческого глаза ограничены. Закрой один глаз и посиди тихо, и ты увидишь только два измерения. Иллюзия глубины – это результат работы мозга.
– Я не особенно хороша в «сидении тихо».
– Да, чего нет, того нет, – согласился мой муженек, которого я нежно люблю, но в этот момент готова была придушить.
– Но я могу закрыть глаза и ощутить три измерения своими руками.
– Хороший подход. Тогда закрой глаза, возьми эту штуку и представь, что шипы – это четыре направления в четырехмерном пространстве. Тебе что-нибудь говорит слово «тессеракт»[35 - Тессеракт – четырехмерный куб. – Прим. С. В. Голд.]?
– Мой учитель геометрии в школе показывал нам, как их делать – то есть их проекции, – используя модельный воск и зубочистки. Это было прикольно. Я нашла другие четырехмерные фигуры, которые было легко проецировать. И разные методы проекций.
– Язва, у тебя был незаурядный учитель геометрии.
– И он вел незаурядный курс геометрии. Не падай в обморок, Зебби, но я училась с теми, кого называли «опережающими учебный план» после того, как стало «недемократичным» называть их «особо одаренными».
– Вот черт! Почему же ты вечно изображаешь из себя дурочку?
– А почему ты судишь обо всем поверхностно, молодой человек? Когда не смеешь плакать, остается только смеяться. Это безумный мир и единственный способ получать от него удовольствие – относиться к нему как к шутке. Но это вовсе не значит, что я ничего не читаю и не умею думать. Я прочитала все от Элоизы Джиблетт[36 - В оригинале просто «Джиблетт», но это, скорее всего, Э. Джиблетт (1921–2009), выдающаяся ученый-генетик и гематолог. Хайнлайн изучал гематологию и не мог бы пропустить ее имя. – Прим. С. В. Голд.] до Фреда Хойла, от Поля Сартра до Лайнуса Полинга. Я читаю в ванной, я читаю в туалете, я читаю в кровати, я читаю, когда ем в одиночестве, и я бы читала во сне, если бы умела спать с открытыми глазами.
– О'кей. Я прошу прощения. Профессор, мы можем ускорить наш семинар, мы недооценили нашу опережающую учебный план студентку. Хильда – это сплошной интеллект!
– Зебби, может, поцелуемся и заключим мир?
– Занятие еще не закончено.
– Зебадия, для этого всегда найдется время. Правда, папа?
– Поцелуй ее, сынок, или она будет дуться.
– Я не дуюсь, я кусаюсь.
– И к тому же она просто милашка, – сказал Зебби, после чего сграбастал меня за плечи, подтащил к себе через стол и крепко поцеловал. Потом он резко отпустил меня и продолжил: – Внимание, класс. Два шипа макета, окрашенные в синий цвет, изображают трехмерный мир нашего опыта. Третий, окрашенный в желтый – привычное на t-время. Четвертый, красный, изображает одновременно тау-время и тэ-время, неисследованные временные измерения, необходимые для теории Джейка.
Язва, мы ужали шесть измерений в четыре, и теперь мы либо работаем с ними как с аналогией шести, либо нам придется использовать математику, которую никто не понимает, кроме Джейка или моего брата Эда. Если, конечно, ты не сможешь придумать какой-нибудь способ спроецировать шесть измерений в три – ты, похоже, отлично разбираешься во всяких проекциях.
Я закрыла глаза и хорошенько поразмыслила.
– Зебби, я не думаю, что такое можно проделать. Может быть, Эшер[37 - Мауриц Эшер (1898–1972) – нидерландский художник, работы которого отличаются причудливыми пространственными искажениями. – Прим. С. В. Голд.] сумел бы с этим справиться.
– Это можно сделать, дражайшая моя, – сказал мой дражайший, – но весьма неудовлетворительным образом. Даже на дисплее, при наличии компьютера такой мощности, что он способен будет схлопнуть одно или несколько измерений одновременно. У супергипертессеракта – а в шестой степени – слишком много граней, углов, сторон, плоскостей и гиперплоскостей, чтобы их можно было охватить глазом. Заставь компьютер схлопнуть измерения, и останется то, что ты уже знаешь. Я боюсь, что это врожденный порок визуальных концепций в человеческом мозге.
– Думаю, папа прав, – согласилась Дити. – Я долго поработала над такой программой. Я не думаю, что сам доктор Марвин Мински[38 - Марвин Мински (1927–2016) – американский ученый, занимавшийся созданием искусственного интеллекта. – Прим. С. В. Голд.] смог бы лучше показать все в плоской проекции. Головидение? Я не знаю. Я бы попыталась, окажись у меня в руках компьютер с голодисплеем и умением добавлять, схлапывать и вращать шесть координат.
– Но почему измерений шесть? – спросила я. – Почему не пять? Или даже четыре, раз вы говорите, что они замещают друг друга при вращении.
– Джейк? – спросил Зеб.
Мой дорогой выглядел озадаченным.
– Меня беспокоит то, что пространственно-временной континуум, по-видимому, требует три пространственных измерения, но только одно временное. Конечно, Вселенная есть то, что она есть, но мы видим в природе множество проявлений симметрии. И даже после опровержения принципа четности[39 - Принцип четности (симметрии физических величин) означает, что при смене знака какой-то величины в физическом уравнении оно по-прежнему будет описывать реальный мир. Принцип проявляется в самых разных сферах: пространственная четность – инверсия пространства при смене направлений координат, временная – смена направления потока времени, зарядовая – при смене знака заряда частицы на противоположный и т. п. Нарушение принципа четности было экспериментально подтверждено в 1956 г. – Прим. С. В. Голд.] ученые продолжают обнаруживать новые. Философы истово преданы симметрии, но я не беру в расчет философов.
– И не надо, – согласился Зеб. – Никакой философ не позволит, чтобы его мнению мешали какие-то там факты. Случись такое, его с позором изгонят из собственной гильдии. Большинство из них – просто упертые теологи.
– Я согласен. Хильда, дорогая, когда я сумел поставить эксперимент, он показал существование шести измерений. Возможно их больше, но я не знаю, как до них добраться.
– Давай посмотрим, – сказала я. – Насколько я поняла, любое измерение можно заменить на другое.
– Да, поворотом на девяносто градусов.
– То есть из шести измерений мы можем создавать наборы по четыре штуки. Сколько их всего?
– Пятнадцать, – ответил Зебби[40 - Формула числа сочетаний по k элементов из n возможных C
= n!/ (n-k)! * k! – похоже, Зеб прибедняется насчет своих познаний в математике. – Прим. С. В. Голд.].
– Ничего себе! Целых пятнадцать вселенных? И мы используем только одну?
– Нет, нет, моя дорогая! Столько дадут вращения на девяносто градусов в евклидовой вселенной. Но наша вселенная или вселенные не являются евклидовыми, это известно с 1919 года… или с 1886-го, если угодно. Допускаю, что космология – несовершенная дисциплина, и тем не менее, по соображениям, которые я не могу сформулировать без применения математических формул, я вынужден предполагать, что наше пространство искривлено с положительным радиусом кривизны, иными словами – оно замкнуто. Поэтому количество вселенных, до которых мы можем добраться либо с помощью вращения, либо с помощью перемещения по одной из осей, значительно больше. Это число…
И тут мой муж быстро написал три шестерки.
– Шесть шесть шесть, – удивленно сказала я. – Число Зверя.
– Что? А! Откровение Иоанна Богослова. Нет, я слишком небрежно написал. Ты подумала, что это «666», но я хотел написать вот это: ((6)
)
. Шесть в шестой степени и результат тоже возводится в шестую степень. Получается вот такое число: 1,03144х10
, или, если полностью, то 10,314,424,798,490,535,546,171,949,056. Иными словами, у нас этих вселенных более десяти миллионов секстиллионов.
Да, вот уж откровение!
Пока я его переживала, Джейк продолжал:
– Эти вселенные – наши ближайшие соседи, к ним ведет одно вращение или одно перемещение. Но если включить комбинации вращения и перемещения – представь гиперплоскость, проходящую через супергиперконтинуумы в стороне точки «здесь и сейчас», то результат становится неисчислимым. Это не бесконечность, поскольку у бесконечности нет смысла. Это то, что невозможно сосчитать. Число, которое не может быть субъектом манипуляций той математики, которую мы знаем на данный момент. Все эти вселенные достижимы с помощью континуумохода, но нам неизвестен способ их подсчитать.
– Папа…
– Да, Дити?