– Настои на травах с причудливыми названиями, причем в огромном количестве. Какие-то корешки. Кристаллы, талисманы, амулеты…
– Ну, и что в этом особенного? В любой лавчонке можно накупить такой ерунды целый короб.
– Она, не забывай, медицинский работник, – возразил Лаббок. – Так к чему ей вся эта хреномун-дия?
– А может, она ведьма? – в шутку сказал Джексон.
Лаббок шутку не принял.
– И книги с крайне странными картинками и символами. Как ты думаешь, не подключить ли к Делу Эссекса?
– На мой взгляд, сам Сатана внедрил Эссекса в лос-анджелесскую полицию. Культами, видите ли, он занимается! Тоталитарными сектами! А у нас с тобой самое обыкновенное убийство.
– А с чего ты взял, что оно самое обыкновенное?
– Да ради всего святого, человека убили. Давай все по порядку.
– Ладно, Эссексу пока ничего говорить не будем, – согласился Лаббок. – Только я все равно ничего не понимаю. Она же медицинский работник.
– Ты что, совсем невежа? А откуда, по-твоему, взялись ведьмы? Они лечили людей травами и притираниями.
– А еще летали на метле. Как тебе кажется, сиделка Бакет летает на метле или нет?
– Думаю, нет.
– Ну, шило-то в жопе у нее есть, это точно.
Глава восемнадцатая
Майк Риальто всегда боялся темноты. Причем нельзя было сказать, будто он боится ночи, – но только пока кругом остается достаточное количество огней. В таком огромном городе, как Лос-Анджелес, где ночное небо залито огненным маревом, он чувствовал себя отлично. А вот оставшись в запертом помещении – даже в собственной квартире, – начинал нервничать после заката. И даже поздние телешоу не избавляли его от страха.
Когда он не занимался всегдашним сводничеством и поиском молодых дарований, способных сверкать разве что на панели, и не выслеживал сутками напролет, уличая в неверности, чьего-нибудь мужа или чью-то жену, его можно было увидеть на автобусной остановке в Сансете, в Голливуде, в Мелроузе или в Санта-Монике. Он сидел на скамье, приветствуя взмахом руки ночных бабочек и вышедших на охоту за ними гуляк и подкрепляя тем самым собственную репутацию чудака, одного из самых главных чудаков во всем Хуливуде.
Рассказывали, что Ричард Никсон в ходе своей первой предвыборной кампании проехал в лимузине с машинами сопровождения мимо одной из этих остановок, разглядел Риальто и поинтересовался, кто он такой, в ответ на что получил самые исчерпывающие объяснения.
Никсон велел водителю развернуться, подъехал к остановке, открыл окошко лимузина и спросил:
– Как поживаешь, Майк?
Риальто уставился единственным целым глазом на незнакомца с подозрительно знакомой физиономией, встал со скамьи, сошел на дорогу, приблизился к машине и сунул голову в окошко.
– Все у тебя в порядке, Майк? – спросил Никсон, которого явно позабавило замешательство случайного человека, столкнувшегося со столь важной шишкой; кандидат в президенты ожидал в ответ на свои слова бурного взрыва восторга.
– Вот что я тебе скажу, Дик, – как ни в чем не бывало возразил Риальто. – Интересно, почему это ты мне никогда не звонишь?
Никсон, рассказывают, чуть не обмочился от смеха.
Все это свидетельствует о живости ума, присущей Риальто, но ничего не говорит о его страхе перед темнотой. Прямо-таки детском страхе, но тем не менее.
Но после панического ужаса, пережитого им при встрече с Кении Гочем, племянником Эба Фор-стмена, он просто-напросто повалился бы на кушетку, даже не зажигая в спальне света, и уснул. Кроме того, его чудовищно раздражал стеклянный глаз; глазница из-за чертовой штуковины постоянно слезилась, и лицо приходилось то и дело вытирать носовым платком. Надо было вынуть глаз и дать глазнице отдохнуть. Ничто другое не помогло бы.
Поэтому он рванулся к старому «кадиллаку» и помчался домой – и пропади оно все пропадом!
Чтобы почувствовать запах крысы, вовсе не обязательно быть котом.
Канаан сидел у себя дома и смотрел "Человека, у которого была тысяча лиц" по одному из независимых местных каналов. Смотрел вполглаза.
А на самом деле он видел изуродованное тельце маленькой Сары. Видел осторожную переглядку между Боско и Свистуном, когда он подошел к столику, а они солгали ему, будто говорят о какой-то ерунде. Он не столько подслушал их разговор, сколько включилась в автоматическом режиме его интуиция опытного сыщика.
Он слышал вопли и стенания своего брата и золовки, пока Свистун рассказывал о том, как Майк Риальто сообщил ему что-то про Кении Гоча – про того парня, который надевал алые платья, носил сандалии из крокодиловой кожи и называл себя Гар-риэт Ларю.
Нет, Свистуну все равно не удалось бы ничего скрыть от него. Да он и не стал бы ничего скрывать, кроме новых сведений об убийстве маленькой племянницы самого Канаана. А в последнем случае непременно постарался бы не бередить старую рану. Значит, он, Канаан, обо всем узнал, хотя ему вроде бы ничего не сказали. И теперь ему требуется только подтверждение. Требуется получить ту же самую информацию из первоисточника.
Еще часок он позволит себе отдохнуть, а затем отправится на поиски Майка Риальто по круглосуточным кофейням и по скамьям на автобусных остановках. И выяснит, на чем поскользнулся этот поганец в крови мертвеца.
Он знал многое из того, о чем не подозревало большинство полицейских, видящих вроде бы то же самое, что и он. В мире существовала такая вещь, как Зло, и Зло жило в мире под сотней разных имен, самым распространенным из которых был Сатана, а во власти у Сатаны находились мириады дьяволов и демонов, – а тот из них, что убил его маленькую племянницу, был в этих мириадах далеко не последним по счету.
Он закашлялся, затем кашель перешел в спазмы, ему пришлось отхаркнуться себе в ладонь. Он встал и, не выключая телевизора, прошел на кухню. Снял с полки еврейскую поминальную повязку, наложил ее себе на лоб, закрепил черной резинкой. Затем повязал другую на руку – так подсказывала ему не столько вера, сколько традиция.
Прикоснулся к вискам кончиками пальцев обеих рук и принялся раскачиваться из стороны в сторону, представляя себе, будто он находится у Стены Плача в Иерусалиме.
Когда Риальто поднялся по лестнице к себе на второй этаж и, миновав площадку, оказался перед дверью в собственную квартиру, у него не хватило остроты реакции, чтобы броситься в бегство.
Из тени коридора выступили Эрни Лаббок и Марти Джексон.
– Ну-ка, поглядим, – сказал Лаббок. – Никак, одноглазый зассыха домой наведался. Но к чему тебе уборная? Ты ведь ссышься прямо из глаза.
– Подойди поближе и я вытру ссаку о твой галстук, – ответил Риальто.
– На обмен любезностями нет времени, – сказал Лаббок. – Впусти нас. Надо же наконец укрыться от ветра.
– Нет никакого ветра, – возразил Риальто.
– Сейчас уши тебе прочистим – и сразу начнется, – сказал Джексон.
Подражают комическим парочкам с телевидения, подумал Риальто. Что ж, дело привычное. Он вставил ключ в скважину.
Лаббок и Джексон, оттерев его плечами, ввалились в квартиру первыми. Походили они сейчас на двух слонов. Лаббок застыл посредине гостиной, а Джексон наскоро осмотрелся в квартире, сунув нос и в кухню, и в ванную.
– Вот, значит, как живет городское дно, – сказал он.
Риальто следил за ними. В руке у него был ключ – и он жалел о том, что это не нож и не пистолет. Как бы ему хотелось избавиться от этих ублюдков – избавиться раньше, чем они возьмутся за него как следует.
– В ногах правды нет, Майк.
Произнеся это, Джексон сел на диван и бесцеремонно развалился на нем. Лаббок тут же занял единственное кресло, оставил на выбор хозяина несколько одинаковых стульев с жесткой спинкой. Стулья окружали журнальный столик у окна. На столике стояла пишущая машинка и в беспорядке лежали перепечатанные и недопечатанные отчеты.
– Над чем-нибудь работаешь или только малолетками торгуешь? – спросил Джексон столь же непринужденно, как если бы осведомился о том, как поживает матушка собеседника.