Harry’s countenance fell; tears came into his eyes, and he gazed on Lady Vandeleur with a tender reproach. “My Lady,” said he, “what is an insult? I should think little indeed of any one who could not forgive them by the score. But to leave one’s friends; to tear up the bonds of affection – ” He was unable to continue, for his emotion choked him, and he began to weep. Lady Vandeleur looked at him with a curious expression.
“This little fool,” she thought (этот дурачок, – подумала она; to think – думать), “imagines himself to be in love with me (воображает, что влюблен в меня). Why should he not become my servant instead of the General’s (почему бы ему не стать моим слугой, вместо /того, чтобы быть слугой/ генерала)? He is good-natured, obliging, and understands dress (он добродушный, предупредительный и знает толк в платьях); and besides it will keep him out of mischief (и кроме того, это оградит его от бед). He is positively too pretty to be unattached (он точно слишком мил, чтобы быть одиноким: «непривязанным»).” That night she talked over the General (тем вечером она переговорила с генералом), who was already somewhat ashamed of his vivacity (который был уже немного смущен своей горячностью); and Harry was transferred to the feminine department (и Гарри был переведен на женскую половину), where his life was little short of heavenly (где его жизнь ненамного отличалась от райской; short of – не достигая; short – короткий).
“This little fool,” she thought, “imagines himself to be in love with me. Why should he not become my servant instead of the General’s? He is good-natured, obliging, and understands dress; and besides it will keep him out of mischief. He is positively too pretty to be unattached.” That night she talked over the General, who was already somewhat ashamed of his vivacity; and Harry was transferred to the feminine department, where his life was little short of heavenly.
He was always dressed with uncommon nicety (он был всегда одет с необычайной щепетильностью), wore delicate flowers in his button-hole (носил нежные цветы в петлице; to wear – носить), and could entertain a visitor with tact and pleasantry (и мог развлечь гостью с тактом и веселостью). He took a pride in servility to a beautiful woman (он гордился рабской преданностью красивой женщине: «брал гордость»; to take – брать); received Lady Vandeleur’s commands as so many marks of favour (принимал приказы леди Венделер как многочисленные знаки благосклонности); and was pleased to exhibit himself before other men (и с радостью выставлял себя напоказ другим мужчинам: «был рад…»), who derided and despised him (которые высмеивали и презирали его), in his character of male lady’s maid and man milliner (в его роли мужчины-горничной и мужчины-модистки). Nor could he think enough of his existence from a moral point of view (он также не мог нарадоваться своему существованию с моральной точки зрения: «не мог думать достаточно о…»; nor – и не). Wickedness seemed to him an essentially male attribute (безнравственность казалась ему преимущественно мужской чертой), and to pass one’s days with a delicate woman (и проводить свои дни с изящной женщиной), and principally occupied about trimmings (/будучи/ в основном занятым отделкой /платьев/), was to inhabit an enchanted isle among the storms of life (было /словно/ жить на зачарованном острове среди жизненных бурь).
He was always dressed with uncommon nicety, wore delicate flowers in his button-hole, and could entertain a visitor with tact and pleasantry. He took a pride in servility to a beautiful woman; received Lady Vandeleur’s commands as so many marks of favour; and was pleased to exhibit himself before other men, who derided and despised him, in his character of male lady’s maid and man milliner. Nor could he think enough of his existence from a moral point of view. Wickedness seemed to him an essentially male attribute, and to pass one’s days with a delicate woman, and principally occupied about trimmings, was to inhabit an enchanted isle among the storms of life.
One fine morning (в одно прекрасное утро) he came into the drawing-room (он вошел в гостиную) and began to arrange some music on the top of the piano (и начал приводить в порядок какие-то ноты на крышке рояля). Lady Vandeleur, at the other end of the apartment (леди Венделер в другом = противоположном углу комнаты), was speaking somewhat eagerly with her brother, Charlie Pendragon (говорила несколько нетерпеливо со своим братом, Чарли Пендрагоном), an elderly young man (престарелым = стареющим молодым человеком), much broken with dissipation (сильно потрепанным разгульной жизнью; to break – портить, ломать;to dissipate – рассеивать, разгонять /облака, мрак, страх и т. п./; расточать, растрачивать /время, силы/; транжирить, проматывать /деньги/; кутить, развлекаться; вести распутный образ жизни), and very lame of one foot (и сильно хромающим на одну ногу). The private secretary, to whose entrance they paid no regard (личный секретарь, на чье появление они не обратили внимания; to pay regard – обратить внимание: «заплатить»), could not avoid overhearing a part of their conversation (не мог избежать того, чтобы подслушать часть их беседы).
One fine morning he came into the drawing-room and began to arrange some music on the top of the piano. Lady Vandeleur, at the other end of the apartment, was speaking somewhat eagerly with her brother, Charlie Pendragon, an elderly young man, much broken with dissipation, and very lame of one foot. The private secretary, to whose entrance they paid no regard, could not avoid overhearing a part of their conversation.
“To-day or never,” said the lady (сегодня или никогда, – сказала леди). “Once and for all (раз и навсегда = окончательно), it shall be done to-day (это будет сделано сегодня).”
“To-day, if it must be,” replied the brother, with a sigh (сегодня, раз это должно случиться: «быть», – ответил брат со вздохом). “But it is a false step (но это неверный шаг), a ruinous step, Clara (губительный шаг, Клара); and we shall live to repent it dismally (и мы когда-нибудь горько раскаемся в нем: «доживем, чтобы раскаяться в нем горько»).”
Lady Vandeleur looked her brother steadily and somewhat strangely in the face (леди Венделер посмотрела своему брату твердо и немного странно в лицо).
“You forget,” she said (ты забываешь, – сказала она); “the man must die at last (он должен умереть в конце концов).”
“Upon my word, Clara,” said Pendragon (честное слово, Клара, – сказал Пендрагон), “I believe you are the most heartless rascal in England (я думаю, ты – самая бессердечная негодяйка в Англии).”
“To-day or never,” said the lady. “Once and for all, it shall be done to-day.”
“To-day, if it must be,” replied the brother, with a sigh. “But it is a false step, a ruinous step, Clara; and we shall live to repent it dismally.”
Lady Vandeleur looked her brother steadily and somewhat strangely in the face.
“You forget,” she said; “the man must die at last.”
“Upon my word, Clara,” said Pendragon, “I believe you are the most heartless rascal in England.”
“You men,” she returned, “are so coarsely built (вы, мужчины, – ответила она, – так грубо сделаны: «построены»; to build – строить), that you can never appreciate a shade of meaning (вы никогда не умеете понять оттенок значения). You are yourselves rapacious, violent (вы сами ненасытны, жестоки), immodest, careless of distinction (бесстыдны, неразборчивы: «беспечны к разборчивости»); and yet the least thought for the future shocks you in a woman (и при этом малейшая мысль о будущем шокирует вас в женщине). I have no patience with such stuff (я терпеть не могу такое: «не имею терпения»). You would despise in a common banker the imbecility (вы бы презирали в заурядном клерке то тупоумие) that you expect to find in us (которое вы ожидаете найти в нас).”
“You are very likely right,” replied her brother (ты, очень вероятно, права, – ответил ее брат); “you were always cleverer than I (ты всегда была умнее, чем я). And, anyway, you know my motto (и, в любом случае, ты знаешь мой девиз): The family before all (семья прежде всего).”
“Yes, Charlie,” she returned, taking his hand in hers (да, Чарли, – ответила она, беря его руку в свою), “I know your motto better than you know it yourself (я знаю твой девиз лучше, чем ты сам его знаешь). ‘And Clara before the family («а Клара – прежде семьи»)!’ Is not that the second part of it (разве не это вторая часть его = девиза)? Indeed, you are the best of brothers (в самом деле, ты лучший из братьев), and I love you dearly (и я люблю тебя нежно).”
“You men,” she returned, “are so coarsely built, that you can never appreciate a shade of meaning. You are yourselves rapacious, violent, immodest, careless of distinction; and yet the least thought for the future shocks you in a woman. I have no patience with such stuff. You would despise in a common banker the imbecility that you expect to find in us.”
“You are very likely right,” replied her brother; “you were always cleverer than I. And, anyway, you know my motto: The family before all.”
“Yes, Charlie,” she returned, taking his hand in hers, “I know your motto better than you know it yourself. ‘And Clara before the family!’ Is not that the second part of it? Indeed, you are the best of brothers, and I love you dearly.”
Mr. Pendragon got up (мистер Пендрагон встал; to get up – встать), looking a little confused by these family endearments (выглядя слегка смущенным этими семейными нежностями).
“I had better not be seen,” said he (лучше бы меня не видели, – сказал он: «лучше бы я не был увиден»). “I understand my part to a miracle (я понимаю свою роль на диво /хорошо/), and I’ll keep an eye on the Tame Cat (и я буду следить за этим ручным котиком: «буду держать глаз на…»).”
“Do,” she replied (да, пожалуйста: «делай», – ответила она). “He is an abject creature (он – жалкое существо), and might ruin all (и может испортить все).”
She kissed the tips of her fingers to him daintily (она поцеловала кончики своих пальцев ему изящно = послала воздушный поцелуй); and the brother withdrew by the boudoir and the back stair (и брат удалился через будуар и черный ход: «по задней лестнице»; to withdraw – удалиться).
Mr. Pendragon got up, looking a little confused by these family endearments.
“I had better not be seen,” said he. “I understand my part to a miracle, and I’ll keep an eye on the Tame Cat.”
“Do,” she replied. “He is an abject creature, and might ruin all.”
She kissed the tips of her fingers to him daintily; and the brother withdrew by the boudoir and the back stair.
“Harry,” said Lady Vandeleur, turning towards the secretary (Гарри, – сказала леди Венделер, повернувшись к секретарю) as soon as they were alone (как только они остались одни), “I have a commission for you this morning (у меня поручение для вас сегодня: «этим утром»). But you shall take a cab (но вы должны будете взять кеб); I cannot have my secretary freckled (я не хочу, чтобы мой секретарь покрылся веснушками: «я не могу принять своего секретаря веснушчатым»).” She spoke the last words with emphasis (она произнесла последние слова с выразительностью) and a look of half-motherly pride (и с видом полуматеринской гордости) that caused great contentment to poor Harry (что причинило великое удовольствие бедному Гарри); and he professed himself charmed to find an opportunity of serving her (и он заявил, что восхищен найти возможность услужить ей).
“Harry,” said Lady Vandeleur, turning towards the secretary as soon as they were alone, “I have a commission for you this morning. But you shall take a cab; I cannot have my secretary freckled.” She spoke the last words with emphasis and a look of half-motherly pride that caused great contentment to poor Harry; and he professed himself charmed to find an opportunity of serving her.
“It is another of our great secrets,” she went on archly (это еще одна из наших великих тайн, – продолжила она игриво; to go on – продолжить), “and no one must know of it but my secretary and me (и никто не должен знать о ней, кроме моего секретаря и меня). Sir Thomas would make the saddest disturbance (сэр Томас был бы самым печальным = неприятным беспокойством: «сделал бы»); and if you only knew how weary I am of these scenes (и если бы вы только знали, как я устала от этих сцен)! Oh, Harry, Harry, can you explain to me (о, Гарри, Гарри, можете ли вы объяснить мне) what makes you men so violent and unjust (что делает вас, мужчин, такими жестокими и несправедливыми)? But, indeed, I know you cannot (но, по правде говоря, я знаю, что вы не можете /объяснить/); you are the only man in the world (вы – единственный мужчина на свете) who knows nothing of these shameful passions (который не знает ничего об этих постыдных страстях); you are so good, Harry, and so kind (вы такой хороший, Гарри, и такой добрый); you, at least, can be a woman’s friend (вы, по крайней мере, можете быть другом женщине); and, do you know (и знаете /что/)? I think you make the others more ugly by comparison (я думаю, вы делаете других /еще/ более отталкивающими по сравнению /с вами/).”
“It is you,” said Harry gallantly, “who are so kind to me (это вы, – сказал Гарри любезно, – так добры ко мне). You treat me like (вы обращаетесь со мной как) – ”
“Like a mother,” interposed Lady Vandeleur (как мать, – вставила леди Венделер); “I try to be a mother to you (я пытаюсь быть матерью вам). Or, at least,” she corrected herself with a smile, “almost a mother (или, хотя бы, – поправилась она с улыбкой, – почти матерью). I am afraid I am too young (боюсь, я слишком молода) to be your mother really (чтобы быть вашей матерью на самом деле). Let us say a friend (скажем – другом) – a dear friend (дорогим другом).”
She paused long enough to let her words take effect in Harry’s sentimental quarters (она помолчала достаточно долго, чтобы дать ее словам подействовать на сентиментальные сферы = чувства Гарри; to take effect – подействовать: «взять эффект»; quarters – жилище, жилье, помещение, квартира), but not long enough to allow him a reply (но недостаточно долго, чтобы позволить ему ответ/ить/).
“It is another of our great secrets,” she went on archly, “and no one must know of it but my secretary and me. Sir Thomas would make the saddest disturbance; and if you only knew how weary I am of these scenes! Oh, Harry, Harry, can you explain to me what makes you men so violent and unjust? But, indeed, I know you cannot; you are the only man in the world who knows nothing of these shameful passions; you are so good, Harry, and so kind; you, at least, can be a woman’s friend; and, do you know? I think you make the others more ugly by comparison.”
“It is you,” said Harry gallantly, “who are so kind to me. You treat me like – “
“Like a mother,” interposed Lady Vandeleur; “I try to be a mother to you. Or, at least,” she corrected herself with a smile, “almost a mother. I am afraid I am too young to be your mother really. Let us say a friend – a dear friend.”
She paused long enough to let her words take effect in Harry’s sentimental quarters, but not long enough to allow him a reply.
“But all this is beside our purpose,” she resumed (но все это не относится к нашему делу: «помимо нашего замысла»). “You will find a bandbox in the left-hand side of the oak wardrobe (вы найдете шляпную картонку в левой части дубового гардероба); it is underneath the pink slip (она под розовой нижней юбкой) that I wore on Wednesday with my Mechlin (которую я носила = надевала в среду с моим кружевным платьем[1 - Имеется в виду бельгийский город Мехелен, находящийся в историческом герцогстве Брабант, известном своими кружевами.]; to wear – носить одежду). You will take it immediately to this address,” and she gave him a paper (вы отвезете ее немедленно по этому адресу, – она дала ему бумажку), “but do not, on any account, let it out of your hands (но ни при каких обстоятельствах не выпускайте ее из рук) until you have received a receipt written by myself (пока вы не получите расписку, написанную мной самой). Do you understand (вы поняли)? Answer, if you please – answer (ответьте, пожалуйста, ответьте = повторите ваши инструкции)! This is extremely important (это крайне важно), and I must ask you to pay some attention (и я должна просить вас обратить внимание = внимательно исполнить это поручение).”
“But all this is beside our purpose,” she resumed. “You will find a bandbox in the left-hand side of the oak wardrobe; it is underneath the pink slip that I wore on Wednesday with my Mechlin. You will take it immediately to this address,” and she gave him a paper, “but do not, on any account, let it out of your hands until you have received a receipt written by myself. Do you understand? Answer, if you please – answer! This is extremely important, and I must ask you to pay some attention.”
Harry pacified her by repeating her instructions perfectly (он успокоил ее, повторив ее инструкции в совершенстве); and she was just going to tell him more (и она как раз собиралась сказать ему больше = еще кое-что) when General Vandeleur flung into the apartment, scarlet with anger (когда генерал Венделер ворвался в комнату, багровый от ярости; to fling – бросить/ся/), and holding a long and elaborate milliner’s bill in his hand (и держащий длинный и подробный счет от модистки в руке).
“Will you look at this, madam?” cried he (хотите посмотреть на это = взгляните на это, мадам! – вскричал он). “Will you have the goodness to look at this document (окажите любезность взглянуть на этот документ: «будет ли у вас любезность…»)? I know well enough you married me for my money (я прекрасно знаю, что вы вышли за меня из-за моих денег), and I hope I can make as great allowances as any other man in the service (и я надеюсь, что могу давать вам такое же большое содержание, как любой другой на службе = в армии); but, as sure as God made me (но так же точно, как то, что Бог сотворил меня), I mean to put a period to this disreputable prodigality (я намереваюсь положить конец этой постыдной расточительности; prodigal – расточительный).”
Harry pacified her by repeating her instructions perfectly; and she was just going to tell him more when General Vandeleur flung into the apartment, scarlet with anger, and holding a long and elaborate milliner’s bill in his hand.
“Will you look at this, madam?” cried he. “Will you have the goodness to look at this document? I know well enough you married me for my money, and I hope I can make as great allowances as any other man in the service; but, as sure as God made me, I mean to put a period to this disreputable prodigality.”
“Mr. Hartley,” said Lady Vandeleur, “I think you understand what you have to do (мистер Хартли, – сказала леди Венделер, – я думаю, вы понимаете, что вы должны сделать). May I ask you to see to it at once (могу я попросить вас приняться за дело немедленно: «присмотреть за этим»; at once – сразу же)?”
“Stop,” said the General, addressing Harry (стойте, – сказал генерал, обращаясь к Гарри), “one word before you go (одно слово прежде чем вы уйдете).” And then, turning again to Lady Vandeleur (и затем, повернувшись снова к леди Венделер), “What is this precious fellow’s errand (каково поручение этому благородному юноше)?” he demanded (спросил он). “I trust him no further than I do yourself (я доверяю ему не больше, чем вам самой), let me tell you (уверяю вас: «позвольте мне сказать вам»). If he had as much as the rudiments of honesty (если бы у него были хотя бы зачатки порядочности), he would scorn to stay in this house (он бы счел невозможным оставаться в этом доме); and what he does for his wages (а что он делает за свое жалование) is a mystery to all the world (тайна для всего мира). What is his errand, madam (в чем его поручение, мадам)? and why are you hurrying him away (и почему вы торопите его «прочь»)?”
“Mr. Hartley,” said Lady Vandeleur, “I think you understand what you have to do. May I ask you to see to it at once?”