Зов Юкона

И ты, к миражу направляясь, погибнешь, воды не найдя.
Порою шагаешь в горы, где долог ночлег у костра,
И ты, с голодухи слабея, ремень свой жуешь до утра.
Порою шагаешь к Югу, туда, где болот гнильё,
И ты от горячки подохнешь, и с трупа стащат тряпьё.
Порою шагаешь на Север, где холод с цингою ждут,
И будешь ты гнить при жизни, и зубы, как листья, падут.
Порой попадёшь на остров, где вечно шумит прибой,
И ты на пустой простор голубой там будешь глядеть с тоской.
Порой попадёшь на Арктический путь, и будет мороза ожог,
И ты через мрак поползёшь, как червяк, лишившись навеки ног.
Путь часто в могилу ведет – не забудь; всегда он к страданьям ведет;
Усеяли кости друзей этот путь, но всё же тебя он влечет.
А после – другим по костям твоим идти предстоит вперед.

С друзьями распрощайся ты, скажи любви: «прощай»;
Отныне – Одинокий Путь, до смерти, так и знай.
К чему сомнения и страх? Твой выбор совершён;
Ты выбрал Одинокий Путь – и пред тобою он.

    Перевод С. Шоргина

Сосны

Наша дрема длится веками – первобытных сосен покой;
Под мха седыми клоками теснее смыкается строй,
Все глубже хватка в стылую хмарь, бессолнечных дней чередой.

Штормами изранены склоны – там наши столпились полки;
Пускаясь в набег на пустынный брег, песнь поем океанской тоски;
От владений морей до владений снегов наша власть крепка, как тиски.

Мы скудной страною гонимы, заперты тундрой и льдом;
Нами Севера земли хранимы, нам твердыней стоять и щитом,
Покуда последней лавиной рухнет мир, как карточный дом.

Нам – от глухого начала, сквозь эпохи мертвого сна;
Нам – тот удар, когда камни и пар метнула шипя глубина;
Нам – ледниковая поступь, медлительна и холодна.

С востока ветры, с запада ветры, странствуя там и тут,
Ваши песни пойте в вершинах крон, пусть людей сыновья поймут:
Несравненные сосны в начале пришли, последними сосны уйдут!

Мы столпы благовонного храма; мы венец, где орлы парят;
От нависшего полюса ветер падет, и старейшин рушится ряд;
Но где воин пал средь крошливых скал – стеною встанет отряд.

Из мрачной утробы каньона – в рост; разлеглись на коленях долин;
От белесой каймы морской бахромы до небо скребущих вершин
Мы восходим, и вод златоглазых болот ловим блеск в просвете лощин.

Поднимись на горбатый водораздел, огляди открытый простор:
Сосны и сосны, и темные сосны – насколько видит взор;
Доблестных рыцарей строг легион в верховном владычестве гор.

Солнце, луна и звезды, – скажите, разве не ввек,
Как нынче, стоять нам стражей, взирая на времени бег,
Часовыми безмолвья, в чьей власти земель пустынных ковчег?

    Перевод Е. Кистеровой

Наваждение

Глушь зовет меня – послушай – запустение рыдает!
Догадалась, испугалась, хочешь силой удержать?
Плачешь ты во сне, и слезы на щеках твоих мерцают —
Слышишь дали отголоски, что зовут меня бежать?

Заклинают: брось подругу! Просят, молят дни и ночи,
Север стонет, запад стонет – плач с равнины, с диких гор;
День и ночь – ты, верно, слышишь? – ну, а мне уж нету мочи:
«Возврати, кого взяла ты: нам он отдан с давних пор».

И преследуют, терзают окаянные просторы —
Хнычут, воем завывают, будто в каждом есть душа:
Это полюс ограждают коченеющие горы,
Мрака стылые пустыни, одиночеством страша.

По кострам моим тоскуют: не мелькнет ли бесшабашный
Блеск на ледяной равнине, где царит одна пурга.
Я друзей мечтал найти в них – одинокий и отважный,
И меня, как прежде, любят верные мои снега.

Кличут снова – впору сдаться: бесполезно отрекаться;
Зачарован, как ребенок, кроток, как зверек ручной —
Наяву, во сне страдаю; не уйти от них, я знаю:
Тихих голосов оковы – власть Безлюдья надо мной.

Я боюсь сказать, родная; мне не вынести прощанья;
Потихоньку, до рассвета, от любви твоей сбегу.
О, жестоко, как жестоко! – слышит Бог мои рыданья;
Но создавший всё, Он знает – у Пустыни я в долгу.

    Перевод Е. Кистеровой

Песня добровольного раба

Когда окончится длинный день, и Хозяин даст мне расчет —
Думаю, в адскую пропасть меня пламя не завлечет.