Валентин Понтифик

В тот день когда они наконец появились, было тепло, почти жарко, с запада дул сырой ветер. Весь день по берегу туда-сюда маршировали крабы: взводы, фаланги, полки крабов, будто готовясь отразить неприятеля. Это был верный знак.

Ближе к полудню было второе знамение: из волн прибоя кувырком появилась похожая на большой пудинг толстая зубожаба, состоящая, казалось, лишь из живота, пасти и острых, как пила, зубов. Она проковыляла несколько ярдов подальше от воды и села на песок, тяжело вздыхая, трясясь всем телом и моргая огромными молочно-белыми глазами. Чуть позже вторая жаба вылезла из воды неподалеку и уселась, злобно уставившись на первую. Потом появилась небольшая процессия большеногих омаров – дюжина, а то и больше пестрых сине-красных созданий со вздутыми задними ногами решительно вышли из воды и принялись быстро закапываться в песок. За ними явились красноглазые гребешки, пританцовывающие на слабых желтоватых ногах, костлявые угри с белыми мордами и еще какие-то рыбы – они беспомощно бились на песке, пока за них не взялись крабы.

Лиимены кивали друг другу в нарастающем волнении. Жителей прибрежных отмелей могло заставить так резко броситься на сушу лишь одно – мускусный запах морских драконов, ненамного опережающий их самих, уже распространился в воде.

– Теперь смотрите, – резко сказал старший лиимен.

С юга надвигался передовой косяк драконов – две или три дюжины огромных созданий, высоко распростерших черные широкие кожистые крылья и изогнувших длинные толстые шеи кверху, словно лук. Они не спеша вплыли в заросли морской травы и принялись собирать с них урожай: били крыльями по воде, спугивая жителей водорослей и с неожиданной свирепостью набрасывались на них, заглатывая без разбору и траву, и лобстеров, и зубожаб, и всех кто попадется. Эти гиганты были самцами. Позади них, переваливаясь с боку на бок, плыла небольшая группа самок, раздувшихся как стельные коровы, а за ними – сам вожак стада, настолько огромный, что его можно было принять за перевернутый килем вверх корабль, и то это была видимая часть вожака – лапы и хвост находились под водой.

– Склонитесь и воздайте молитву! – приказал старший и упал на колени.

Вытянутой левой рукой с семью костлявыми длинными пальцами он снова и снова творил знак морского дракона: растопыренные крылья, хищно изогнутая шея. Он наклонился и потерся щекой о мокрый холодный песок, поднял голову, посмотрел на вожака драконов, которых был сейчас не более чем в двухстах ярдах от берега, и усилием воли попытался призвать огромного зверя к берегу.

– Приди к нам… приди… приди…

– Настало время. Мы долго ждали. Приди… спаси нас… веди нас… спаси…

– Явись!

Глава 10

Механическим росчерком он поставил подпись на чуть ли не десятитысячном за сегодня документе: «Элидат Морвольский, первый советник и регент». Рядом с подписью он небрежно проставил дату, и один из секретарей Валентина положил перед ним новую стопку бумаг.

Подписанию бумаг Элидат посвятил весь день – это тяжкое мучение повторялось еженедельно, но без него никак нельзя было обойтись. Каждый втородень после полудня он покидал свою резиденцию – Двор Пинитора и являлся во внутренний Замок, в кабинет короналя, усаживался за величественный стол лорда Валентина с огромной столешницей из темно-красного палисандра, на которой узор волокон складывался в эмблему звездного огня, и час за часом секретари один за другим подкладывали ему бумаги, приходящие из всевозможных правительственных учреждений сюда на окончательное утверждение. Пускай даже корональ был в отъезде с великой процессией, шестерни государства продолжали крутиться, извергая нескончаемым потоком указы, поправки к указам и указы об отмене указов. И все это должен был подписывать корональ или назначенный им регент – одному Божеству известно зачем. И еще раз: «Элидат Морвольский, первый советник и регент». И число. Готово.

– Давайте дальше, – сказал Элидат.

Поначалу он честно старался прочитать или хотя бы пробежать глазами каждую бумагу, перед тем как подписывать. Затем перешел на чтение кратких пояснений, прикрепленных к каждой папке – восемь или десять строк. Но даже и это чтение ему пришлось давным-давно прекратить. Неужели Валентин прочитывал все это? – удивлялся он. Это невозможно. Даже если читать только пояснения и выжимки, потребуются целиком все дни и ночи без перерывов на сон и еду, и, уж конечно, на серьезные государственные дела тоже не хватит времени. И сейчас Элидат ставил подпись почти не глядя. Он понимал, что, возможно, росчерком пера запрещает есть сосиски в зимнедень, или объявляет вне закона дожди в провинции Стойензар, а может быть, вообще подписывает конфискацию всех своих поместий и передачу их в пенсионный фонд административных секретарей. Понимал, но все равно подписывал. Корональ – или его заместитель – должен доверять компетенции своих служащих, в противном случае работы станет не просто очень много, а невозможно много.

И он подписывал. «Элидат Морвольский, первый советник…»

– Дальше!

Он все еще чувствовал себя немного виноватым, что не читает документы. Но неужели короналю действительно важно знать о том, что города Малдемар и Тидиас пришли к соглашению насчет совместного владения какими-то виноградниками, о принадлежности которых они спорили, начиная с седьмого года понтифика Тимина и короналя лорда Кинникена? «Нет. Нет, – думал Элидат. – Подписывай и давай дальше, а Малдемар и Тидиас теперь добрые соседи, пускай возрадуются и не беспокоят короналя».

«Элидат Морвольский…»

Он держал в руках очередную бумагу и искал где расписаться, когда секретарь сказал:

– Сэр, прибыли лорды Миригант и Диввис.

– Зовите, – ответил он, не поднимая головы.

«Элидат Морвольский, первый советник и регент…»

Лорды Миригант и Диввис, советники внутреннего круга, кузен и племянник лорда Валентина, соответственно, являлись к нему каждый день примерно в это же время, чтобы пригласить на пробежку по улицам Замка; таким образом он отдыхал от напряженных обязанностей регента. Другого времени для физических упражнений у него не было, и ежедневная пробежка была по-настоящему бесценной.

Пока лорды, грохоча башмаками по украшенному искусной мозаикой полу, шли от двери к столу через большой роскошный кабинет, отделанный панелями из банникопа, семотана и других редких пород дерева, Элидат успел подписать еще пару документов. Он потянулся за третьим, сказав себе, что на сегодня это последний. Там был всего один лист, и Элидат поймал себя на том, что читает его. Это был патент на дворянство, ни больше ни меньше, возвышающий какого-то счастливчика из простого люда до посвященного рыцаря Замковой горы в знак признания его высокого достоинства, неоценимых заслуг и так далее…

– Что вы сейчас подписываете? – спросил Диввис, перегнувшись через стол и показывая на бумагу перед Элидатом. Это был крупный мужчина среднего возраста, чернобородый и плечистый, до жути похожий на своего отца, бывшего короналя. – Валентин опять снижает налоги? Или решил сделать государственным праздником день рождения Карабеллы?

К подобным шуточкам Диввиса Элидат привык, но сейчас, после целого дня нудной и бессмысленной работы, шутить ему не хотелось. Неожиданно он разозлился.

– Леди Карабеллы, вы хотите сказать? – резко спросил он.

Диввис, похоже, изумился:

– Мы сегодня общаемся по всей форме, первый советник Элидат?

– Если бы я назвал вашего покойного отца просто Вориаксом, то представляю себе…

– Мой отец был короналем, – произнес Диввис холодно и напряженно, – и заслужил все уважение, оказываемое покойным государям. Тогда как леди Карабелла всего лишь…

– Леди Карабелла, кузен, супруга вашего царствующего государя, – сухо перебил Миригант, повернувшись к Диввису с таким гневом, какого Элидат никогда не видел от этого добродушного человека. – Также, должен напомнить, она является женой брата вашего отца. И в силу двух этих причин…

– Ладно, – устало произнес Элидат. – Хватит глупостей. На пробежку-то мы сегодня выйдем?

Диввис рассмеялся:

– Если вы не слишком устали от выполнения обязанностей короналя.

– Больше всего мне бы хотелось, – сказал Элидат, – побежать вниз с горы до самого Морвола. Может, месяцев за пять хорошим шагом и доберусь, и следующие три года заниматься своим садом… А, ладно! Пойду с вами на пробежку. Дайте только с этим закончить…

– Празднование дня рождения леди Карабеллы, – улыбаясь, сказал Диввис.

– Патент на дворянство, – ответил Элидат, – согласно которому, если вы помолчите, среди нас появится новый посвященный рыцарь, некий Хиссун, сын Эльсиномы, как тут написано, житель Лабиринта, в знак признания его высокого достоинства, неоценимых заслуг и так далее…

– Хиссун, сын Эльсиномы? – возопил Диввис. – Да вы хоть знаете, Элидат, кто он такой?

– С чего бы мне знать такие подробности?

– Вспомните торжество в честь восстановления Валентина на престоле, когда он настоял, чтобы вместе с нами в тронном зале Конфалюма были все эти его неприятные типы: жонглеры, однорукий скандар-капитан, хьорт с оранжевыми усами и прочие. Помните, среди них был еще и мальчишка?

– Вы о Шанамире?

– Нет, тот был еще моложе. Маленький худенький мальчик десяти-одиннадцати лет, не уважающий вообще никого, с глазами воришки. Он все время задавал глупые вопросы и клянчил у всех медали и знаки различия, цеплял их себе на тунику и без конца вертелся у зеркала. Мальчишку звали Хиссун!

– Маленький мальчик из Лабиринта, – сказал Миригант, – который взял со всех обещание нанять в проводники именно его, если им случится попасть в Лабиринт. Да, я его помню. Очень умный плутишка, я бы сказал.

– Этот плутишка теперь посвященный рыцарь, – сказал Диввис, – или станет им, если Элидат не порвет сейчас указ, на который с таким недоумением глядит. Вы ведь не станете его утверждать, Элидат?

– Стану, конечно.

– Посвященный рыцарь из Лабиринта?

Элидат пожал плечами:

– Мне без разницы, пусть хоть меняющий облик из Илиривойна. Я здесь не для того, чтобы перекраивать решения короналя. Если Валентин сказал, что он посвященный рыцарь, значит, он посвященный рыцарь, будь он хоть мошенник, хоть рыбак, продавец сосисок, метаморф, да хоть уборщик навоза… – Он быстро вписал дату около подписи. – Вот. Готово! Теперь этот мальчик так же благороден, как вы, Диввис.