Аукцион

Аукцион
Роберта Вустерова

Думаете, у домовых не бывает проблем с проживанием за теплой печкой? Как бы не так! Тем более, если эта печка – в избушке Бабы Яги, всегда готовой нагреть руки тайком от благородного сообщества домовых, леших, кикимор, болотных хмырей и прочих своих соплеменников.

АУКЦИОН

– Лот четырнадцатый. Избушка Бабы Яги, э-э-э-э… обитаемая. Слайды, пожалуйста.

На простыне, натянутой меж сосен, появилось фото бревенчатого строения на курьих ногах.

– Какая-то она скособоченная, – шепнул Василию его друг, болотный хмырь Сигизмунд. – Похоже, у нее одна нога короче другой. Скатываться будешь. Заснешь за печкой, проснешься у двери.

Шепнул, вроде, едва слышно, да и сидели они в последнем ряду. Однако чертова Ягушенция, расположившаяся перед «партером» на поваленной ступе, взвилась со своего места как подорванная.

– Объясняю молодым идиотам, у которых все лучшее, от аппендицита до подагры, еще впереди. Когда делались фотки, правую курью ногу внезапно настиг прострел. Но моя мазь «Чернопуп» уже ей помогла. На «Чернопуп», кстати, введена скидка для постоянных клиентов.

Василий огорчился. Ему решительно нельзя было ссориться с Ягушенцией. Он должен заполучить этот лот. Во-первых, уже послезавтра он станет бездомным. Во-вторых, Марфуше наверняка понравится его авантюризм.

– В линейке моих радикальных мазей еще три продукта, – продолжила выжимать максимум из подвернувшейся возможности хозяйка лота. – «Краснопуп», «Синепуп» и…

– Уважаемая! – прервал рекламное выступление Бабы Яги аукционист. – Попрошу не вскакивать, пока вас не вызвали. Соблюдайте протокол. Я сам все расскажу и покажу.

Он взял с высокого пенька, служившего кафедрой, ивовый прутик и замахал им перед простыней. От легкого ветерка, налетавшего с озера, простыня то надувалась, как парус, то подергивалась рябью, отчего казалось, что избушка переступает с ноги на ногу.

– Как известно сообществу, на аукцион выставлено право пожизненного проживания за печкой этого прекрасного жилища. Здесь, – аукционист ткнул прутиком в изображение, – его внешний вид. Но, как я догадываюсь, потенциальных заселенцев интересует в первую очередь интерьер. Следующий слайд, пожалуйста.

– Придержи коней, папаша, – хрипло проорали с дуба. – Сначала объясни, что это там за пятно под крышей? Плесень? Крыша течет?

Аукционист, удержав одним взглядом Бабу Ягу от подскакивания, другим взглядом прожег в дубе приличное дупло.

– При всем уважении, – прошипел он, – настойчиво рекомендую вам пересесть поближе или хотя бы протереть глаза. Тогда вы увидите, что крыша, можно сказать, почти новая, заново перекрытая влагостойким камышом в Незапамятные времена. Бревна сухие, хорошо просмоленные. А пятно, – аукционист непринужденно хохотнул – оно на простыне. От сока бузины.

– От бузины, так от бузины, – заржали на дубе. – Ладно, папаша, давай, показывай интерьер. Понравится – прикуплю твое пожизненное.

Василий задрал голову, чтобы рассмотреть нахального конкурента. Нависавшие почти над всей поляной нижние ветви дуба, как всегда, оккупировали водяные, русалки и болотные – хмыри, шиши и шишиги. Никто не запрещал им располагаться внизу, в «партере», на пяти рядах ошкуренных сосновых стволов. Сигизмунд, например, никогда по веткам не шарился. Но отвязная болотная нечисть, насидевшись в топях, на собраниях предпочитала высоту, откуда капала на прочую публику тиной и ряской, радостно при этом гогоча. Сегодня болотные облепили дуб, как груши грушевое дерево в урожайный год. Между ними небольшими группками мостились лешие и кикиморы. Василию поплохело. Рядом с тайной усладой его сердца, прижимаясь к ней боком, скалил зубы леший Самоварчиков, известный в Забайкальских лесах задира и обормот. То, о чем Василий так страстно мечтал – уговорить игривую кикимору Марфушу свить за печкой Бабы Яги уютное семейное гнездышко, – прямо на глазах накрывалось медным тазом.

– Продолжаем, – постучал аукционист прутиком по кафедре. Сообщество одобрительно загудело. Потенциальных заселенцев среди собравшихся было трое-четверо от силы, зато всем хотелось узнать, действительно ли у Бабы Яги есть стиральная машина фронтальной загрузки, барабан которой, как говорили, крутится без всякого электричества.

Раздался громкий щелчок – это лесная нимфа Лапанальда по своей дурной привычке хрустнула пальцами, прежде чем крутануть колесико проектора, – и перед взволнованной публикой появился интерьер избушки. Хотя изображение было повернуто вверх ногами, все сразу разглядели в центре у задней стены белый агрегат. Дверца его была гостеприимно распахнута.

– Ой! – вскрикнула Лапанальда. – Щас поправлю.

Она снова хрустнула пальцами, фото на секунду исчезло, а потом опять появилось на простыне, но уже в нормальном виде.

Рассеянно слушая рассказ аукциониста, Василий перебирал в кармане то, что мог предложить Ягушенции в качестве платы. Три старинных перстня с изумрудами и сапфирами – наследство от прабабули. Роскошная медная цыганская серьга, подаренная ему на прощанье последней хозяйкой. Он сжал зубы. Негусто.

Сигизмунд считает, что для домового Василий слишком робок и честен. Да, он не тырит по углам, как некоторые лешие, что плохо лежит. Поэтому даже у болотных шишей добра больше, в болотах за века много чего утонуло. Серьезной борьбы за угол ему не выдержать. Зато все знают, какой у него покладистый характер. Если бы к последней хозяйке не понаехали из провинции многочисленные родственники, она бы ни за что с ним не рассталась.

Торги стартовали. Пока Самоварчиков выметал из состязания мелкую шушеру, Василий помалкивал, потом выложил первый перстень. Леший легко перебил его непонятной блестящей круглой штукой, от покачивания которой часть сообщества впала в транс, а Баба Яга пришла в восторг. Когда со свистом пролетел и второй перстень, Василий решил, что цена растет слишком быстро. Хорошо, что он заранее продумал тактику поведения. Пора вытащить из рукава припасенный козырь. Если ему удастся заронить сомнение в куриные мозги Самоварчикова, тот, глядишь, снизит обороты.

Он вздохнул и полез на бревно.

– Что предлагаете вы? – вопросил аукционист.

– Пока ничего, – Василий переступил с ноги на ногу. – Мне только хотелось бы узнать, почему от места у Бабы Яги отказался последний жилец.

Публика в «партере» развернулась и уставилась на нарушителя протокола. С дуба донеслось хриплое «Во дает!».

Однако аукционист был готов к такому повороту. Он благосклонно наклонил голову и сообщил, что на торги специально на случай подобной коллизии приглашен последний квартиросъемщик уважаемой хозяйки.

С крайнего места в первом ряду поднялся худющий домовой. Вид у него был испуганный, ходившие ходуном руки с трудом удерживали клюшку.

Поклонившись сообществу, он промямлил что-то себе под нос и попытался было снова сесть, но аукционист придержал его за рукав. Тогда домовой, закрыв глаза, зачастил так, что половины слов было не разобрать. Тем не менее из его сбивчивой речи выяснилось, что в одно ужасное утро, когда он проходил мимо открытой дверцы стиральной машины, его внезапно затянуло во вращающийся барабан вперед ногами. Куда утянуло бы дальше, он не знает, потому что успел зацепиться клюшкой за печку, тем и спасся. Железная тварь повсасывала его несколько мучительных минут, потом в ней что-то лязгнуло, и его выплюнуло наружу. В тот же день он съехал с арендуемой площади, не потребовав от Бабы Яги возврата аванса за следующий месяц.

Домовой умолк, с чувством поцеловал клюшку и сел.

Сообщество забурлило. Версии высказывались самые фантастические. Наиболее приемлемую, вакуумную, предложил аукционист: в отдельных редких случаях в машине при вращении барабана может создаваться разреженное пространство, способное всосать находящееся поблизости тело. В общем, ничего загадочного и страшного. Покрутит, как на карусели, ну, укачает немного, и все приключение. А если у кого нервы развинтились, техника не виновата. Угол за печкой Бабы Яги и без вакуума только для сильных духом.

Василий вынужден был признать, что вопрос исчерпан. Он слез с бревна и окончательно запечалился. Его большим надеждам, похоже, не суждено сбыться.

Помощь пришла неожиданно. С третьего ряда подал голос банный анчутка Кукуцаполь, большой любитель замутить какой-нибудь скандальчик.

– А вот скажите мне, любезнейшая, – затянул он, покачиваясь, – правда ли, что ваши квартиросъемщики то и дело пропадают? Говорят, за год аж трое с концами сгинули, и никто не знает, куда.

Сообщество зашумело. То тут, то там раздавались возгласы, из которых следовало, что о «черной дыре» в жилище Бабы Яги наслышаны многие.

– Если не знаешь, так нечего языком зря трепать, – взвизгнула Ягушенция. – Вовсе они не пропадают, а находят, где лучше. Мало ли у кого какое шило в заднице.

– Так-так, – обрадовался Кукуцаполь. – Я правильно понял: вы признаете, что ваших жильцов то и дело затягивает в стиральную машину, а временами они бесследно исчезают? Тогда следующий вопрос: зачем вы летом топите печь?

– У-у-у! – завопила Баба Яга, тряся метлой и осыпая мусором первые ряды «партера». – Ты на что намекаешь, гад?! Что я их в тесте запекаю? Да чтоб ты знал, я с Незапамятных времен это не практикую. А пропаданцы ваши и возвращаются, и приветы шлют.

– Ну-ну, – ядовито улыбнулся банный анчутка. – И кто же вернулся? Предъявите нам его, любезнейшая.

Сообщество оживилось.

Аукционист промокнул лоб платком, нагнулся к Ягушенции и о чем-то с ней пошептался. Выпрямившись, он объявил, что сейчас пошлет за вернувшимся сову, а пока предлагает потренироваться в хоровом пении гимна Забайкальских лесов. Праздник не за горами.

Возвращенец появился на двадцать втором куплете. Он был густо-зеленый, сильно заросший с одного бока мхом и неразговорчивый. Василий охнул. Он узнал в чудище домового Тыманчу, бывшего одноклассника по начальной школе. До заселения в избу Ягушенции Тыманча имел вполне себе нормальный вид и слыл местным оратором, чье красноречие доводило слушателей до желудочных колик. Сейчас членораздельная речь давалась ему с трудом. То ли он был вдупель пьян, то ли обрастание мхом сильно повлияло на его способность изъясняться понятно. Он имеет право не свидетельствовать. Затянуло, потом оттянуло. Туда и обратно. Чего-чего, а против себя фиг. Ни разу не тепло. Сосны и сосны. Как хоббит.

Речевые потуги Тыманчи прервал обормот Самоварчиков.

– Кончай базар, папаша, – крикнул он аукционисту, размахивая хвостом. – Заладили: затянуло, оттянуло. Чего тут разбираться! Выбросить стиралку к чертовой матери, и вся недолга. Как заселимся, в тот же вечер только на фотке и останется. И просторно станет. Вот нарожает мне подруга пацанов, – он крепче прижал к себе Марфушу, – будет им где порезвиться.

Бабу Ягу затрясло.

– Ушлый какой – выбросить! Я те покажу, как чужим имуществом разбрасываться! Под штрафные санкции меня хочешь подвести? Пальцем дотронешься – чебуреком станешь.

– Уважаемый, – раздраженно произнес аукционист. – Отстаньте от пожилой женщины. Ну чем вам стиральная машина не понравилась? Стоит себе спокойно, никого почти не трогает. Огибаете ее стороной и живете припеваючи. А вы – выброшу, выброшу. Нельзя. К вашему сведению, данный агрегат обременен договором сервитута, его на сантиметр переставить невоз…