Знак Единорога. Рука Оберона

Перед глазами вспыхнули искры, мир дрогнул и поплыл куда-то, теряя реальность… А Жерар рывком поднял меня на ноги. Я увидел его кулак…

Рассвет был дивно красив, вот только смотрел я на него под каким-то неправильным углом – с поворотом градусов этак на девяносто.

У меня жутко закружилась голова, напрочь вытеснив паутину дорожек боли, что покрывала мою спину и сходилась к центру в районе подбородка.

Я висел в воздухе. С трудом повернув голову, я увидел, что мне открывается отменный обзор – в основном вниз.

Что-то крепко держало меня за плечо и бедро. Скользнув взглядом по этим живым тискам, я понял, что это руки. Повернув голову чуть дальше, убедился, что это руки Жерара. Он держал меня над головой на вытянутых руках. Он стоял на краю тропы, откуда открывался прекрасный вид на Гарнат и то место, где далеко внизу заканчивалась Черная Дорога. Если он бросит меня, подумал я, некоторая часть моего тела разделит участь птичьего помета, толстым слоем покрывавшего скалу, а все остальное станет похоже на выброшенную волнами на берег медузу.

– Вот-вот. Смотри вниз, Корвин, – произнес Жерар. Он заметил, что я пошевелился, поднял голову и встретился со мной взглядом. – Стоит мне только разжать пальцы…

– Я тебя слушаю, – негромко проговорил я, силясь придумать, как бы мне и его с собой прихватить, если он выполнит свою угрозу.

– Я никогда не блистал умом, – продолжал Жерар. – Но появилась у меня одна мысль. Жуткая мысль. И что-нибудь предпринять на этот счет я мог только так… А мысль такая: тебя чертовски долго не было в Амбере. Правда, что ты память потерял, или нет – кто тебя знает. Ты вернулся, ты перехватил поводья, но пока что не правишь. Гибель слуг Бенедикта меня обеспокоила, как сейчас беспокоит смерть Каина. Недавно погиб Эрик, а Бенедикт покалечен. Да, именно в этом тебя обвинить нелегко, но вот о чем я подумал: а ведь вполне возможно, что ты тайно договорился с нашими врагами с Черной Дороги?

– Это не так, – ответил я.

– Не суть важно, я о другом сказать хочу. А ты слушай. Все будет так, как будет. Но если ты во время своего отсутствия все это устроил – возможно, даже устранил отца и Бранда как часть твоего плана, – тогда для меня это явная попытка подавить всякое сопротивление твоей узурпации со стороны семьи.

– Будь оно так, разве позволил бы я Эрику пленить меня и ослепить?

– Слушай меня! – рявкнул Жерар. – Ты мог и ошибиться, вот и вышло такое. Теперь уже не важно. Ты можешь быть невиновен, как утверждаешь, или виновен, что возможно. Смотри вниз, Корвин. Вот и все. Смотри вниз, на Черную Дорогу. Смерть ждет тебя в конце твоего странствия, если это твоих рук дело. Я показал тебе свою силу – снова, а то вдруг ты подзабыл. Я могу убить тебя, Корвин. И не думай, что клинок спасет тебя, если я хоть раз сумею до тебя добраться. А я сумею, чтобы сдержать слово. И слово мое такое: если ты виновен, я убью тебя, как только узнаю об этом. Знай, что за мою жизнь есть кому спросить, потому что теперь она неразрывна с твоей.

– То есть?

– Сейчас нас через мой Козырь видит и слышит все семейство. Теперь ты не сможешь устранить меня, не раскрыв всей семье своих намерений. Так что есть кому исполнить мое обещание, даже если сам я погибну, не сдержав его.

– Я тебя понял, – ответил я. – Но что, если тебя прикончит кто-то другой? Меня тоже устранят, и кто останется на баррикадах? Джулиан, Бенедикт, Рэндом и девочки. Просто великолепно – для того, кто стоит за всем происходящим. Тебя кто надоумил, кстати?

– Я! – рявкнул Жерар. – Я один! – И я почувствовал, как он еще сильнее сжал пальцы, как напряглись его мышцы. – Просто ты, как всегда, хочешь все запутать! Как всегда! Не так плохо тут у нас все было, пока ты не вернулся. Будь ты проклят, Корвин! Это все из-за тебя! – воскликнул Жерар и взметнул меня в воздух.

– Это не я, Жерар! – только и успел выкрикнуть я.

И он поймал меня на лету, чуть не вывихнув плечо, и оттащил от края обрыва. Проволок по щебню и поставил на ноги. А сам как ни в чем не бывало зашагал к лощинке, где мы с ним дрались. Я двинулся следом.

Мы оба подобрали с земли свои вещи. Застегивая пряжку широкого ремня, Жерар стрельнул в меня взглядом и буркнул:

– Этот разговор окончен.

– Идет.

Я поплелся к лошадям. Вскоре мы уже продолжали путь.

Родник в роще мелодично журчал. Плывущее к зениту солнце растянуло лучистые струны промеж деревьев. На земле еще оставалась роса, и дерн, который я нарезал, чтобы накрыть тело Каина, был влажным.

Я привез с собой лопату и вскрыл могилу. Жерар молча помог мне перенести тело на расстеленный на земле кусок парусины, также привезенный с этой целью. Завернув в парусину труп брата, мы зашили ткань широкими свободными стежками.

– Корвин! Посмотри! – сдавленным шепотом проговорил Жерар и схватил меня за локоть.

Я посмотрел туда, куда он показывал, и окаменел. Мы оба, не в силах пошевелиться, не могли отвести глаз от дивного зрелища. Мягко-белое мерцание превращало его шерсть и гриву в подобие нежнейшего пуха; изящные копытца казались золотыми, как и тонкий витой рог, растущий из узкого чела. Он стоял на одном из валунов, хрумкая растущими рядом листьями. Глаза его, когда он поднял голову и повернул ее в нашу сторону, сияли двумя изумрудами. Несколько мгновений он был столь же недвижим, как и мы, а потом быстро, взволнованно переступил, приподнял левую переднюю ногу и трижды ударил копытом о камень. А затем словно растаял в воздухе, как снежинка, и безмолвно исчез – возможно, в лесу, что был справа от нас.

Я очнулся и бросился к камню, Жерар за мной. Во мху рядом остались следы небольших копыт.

– Значит, мы действительно видели его… – пробормотал Жерар.

Я кивнул.

– Что-то видели, точно. Прежде тебе доводилось?..

– Нет. А тебе?

Я покачал головой.

– Джулиан божится, что однажды видел его, – сказал Жерар. – Издалека. Говорит, что гончие отказались вставать на след.

– Какой же он красивый – шелковый хвост, сияющие копытца…

– Да. Отец всегда говорил, что встреча с ним – добрый знак.

– Я бы не прочь.

– Странное время он выбрал для появления… столько лет…

Я снова кивнул.

– Может, это что-то значит? В смысле, он наш покровитель и все такое… Может, мы что-то должны сделать?

– Может, и должны, но мне отец ничего про это не говорил, – ответил я и осторожно погладил камень, где стоял единорог. – Если ты знаменуешь некий поворот наших судеб, если ты даруешь нам свою милость, благодарю тебя, Единорог, – сказал я. – Но даже если нет, благодарю тебя за то, что появлением своим ты озарил нашу жизнь в эти мрачные дни[15 - Возможно, скрытая самоцитата-отсылка к «Молитве агностика» из «Порождений Света и Тьмы» (1969).].

Затем мы напились из родника. Взвалив нашу скорбную ношу на спину вьючной лошади, мы повели коней под уздцы и сели верхом, только удалившись достаточно далеко от поляны, где все осталось недвижно, кроме ручья.

Глава шестая

Вечны непрестанные ритуалы жизни, неизменны людские чаяния на лучшее бытие, а впросак попадаешь постоянно. Таков тем вечером был итог моей немалой житейской мудрости, помноженный на чувство творческого вдохновения. Рэндом в ответ на это хмыкнул и кивнул.

Все семейство собралось в библиотеке. Я сел на краешек письменного стола. Рэндом расположился на стуле справа от меня. Жерар стоял у противоположной стены, внимательно разглядывая то ли развешанное по стенам оружие, то ли гравюру Рейна, где был изображен единорог. Ни Жерар, ни мы с Рэндомом не обращали никакого внимания на Джулиана – этот развалился в мягком кресле у стеллажей, сложив руки на груди, вытянув и скрестив ноги и рассматривая исключительно собственные чешуйчатые ботфорты. Фиона, росточком всего-то в пять футов и два дюйма, стояла у камина, беседуя с Флорой, и зеленые глаза искрились, сталкиваясь с синими. Волосы Фи полыхали, с лихвой заменяя отсутствующий в камине огонь. Она почему-то всегда напоминала мне только что завершенную работу художника, который отложил кисть, критически улыбнулся, и в голове у него роятся вопросы. А надключичная ямочка у основания шеи всегда приковывала взгляд, словно метка мастера, особенно когда Фи насмешливо или надменно запрокидывала голову, взирая на нас, высоких. Она едва заметно улыбнулась, несомненно зная, что я на нее смотрю, играя в ясновидящую, которая никогда не утратит способности смущать других. Ллевелла, устроившись в углу спиной к нам, притворялась, будто читает книгу. Зеленоватые волны ее волос немного не достигали темного ворота платья. Являлась ее любовь к уединению следствием сознательного отчуждения или простой осторожности, я никогда понять не мог. Возможно, и то и другое. Ллевелла в Амбере была нечастой гостьей.

…Собственно, тот факт, что мы скорее кучка индивидуалов, чем группа, семья, в то время, как мне требовалось определенное сверхсродство, определенное желание сотрудничать, и был причиной моих наблюдений. Одобренных Рэндомом.

Повеяло родным и близким, раздалось «Привет, Корвин» – и ко мне потянулась Дейдра. Я протянул руку, сжал ее тонкие пальцы, приподнял. Дейдра сделала еще шаг ко мне, словно в первом па парадного танца, и застыла передо мной. Когда она остановилась, ее голова и плечи оказались в обрамлении витражного окна за ее спиной, повторяя изображение на пышной шпалере на стене слева. Спланировано и разыграно как по нотам, безусловно. И все равно эффектно. В левой руке Дейдра держала мой Козырь и улыбалась. Другие смотрели на нас, на ее прибытие, а она, медленно поворачиваясь, улыбкой отражала их взгляды. Мона Лиза с пулеметом.

– Корвин, – промурлыкала она, поцеловав меня в щеку и отступая, – я, наверное, слишком рано?

– Такое просто невозможно. Ты, как всегда, вовремя, – ответил я и обернулся к Рэндому – он уже был рядом с нами.

– Хочешь выпить, сестричка? – спросил он, взяв Дейдру под руку и кивнув в сторону буфета.

– О, конечно, спасибо, – ответила она, и Рэндом увел ее за вином.