Девять принцев Амбера. Ружья Авалона

– На мне все заживает как на собаке,?– успокоил его я.?– Так как насчет денег?..

– Каких денег?

– Отступные, чтобы я не подавал в суд на твое заведение. За всякие злоупотребления и прочее.

– Не валяйте дурака!

– Кто здесь валяет дурака? Согласен на тысячу, но наличными и сразу.

– Даже говорить на эту тему не желаю!

– А ты лучше подумай. Выиграю я суд или проиграю, но какую рекламу получит твое заведение, если я сумею дать несколько интервью еще до суда, а? Я ведь доберусь и до АМА[9 - АМА – Американская медицинская ассоциация. Самое обширное объединение американских врачей и медработников.], и до газетчиков…

– Шантаж,?– заявил он,?– и я тут вообще ни при чем.

– Заплатишь ты сейчас или по приговору суда,?– отозвался я,?– мне, в общем, без разницы. Но сейчас выйдет дешевле.

Если согласится, значит, я прав и здесь что-то нечисто.

Тип в халате долго буравил меня взглядом.

– У меня нет здесь тысячи,?– заявил он наконец.

– Тогда назови сумму сам.

– Это грабеж.

– Нет, Чарли[10 - В американском сленге обезличенно-пренебрежительное обращение, также употребляется в третьем лице.], это самообслуживание. Итак?

– В сейфе, наверное, сотен пять найдется.

– Ладно. Доставай.

Покопавшись в небольшом стенном сейфе, он заявил, что там четыреста тридцать долларов. Проверять не хотелось: могли остаться отпечатки пальцев. Так что я принял тощую пачку банкнот и сунул в карман.

– Теперь такси. Какая ближайшая компания обслуживает эту территорию?

Он назвал, я проверил телефонный справочник. Похоже, где-то на севере штата Нью-Йорк.

Я велел ему самому вызвать для меня такси, ибо по-прежнему не знал названия этого места и не хотел, чтобы он знал, в каком состоянии у меня память. Один из бинтов-то был у меня на голове…

Он заказал машину, и я услышал, как он назвал свое заведение: частная клиника «Гринвуд».

Я погасил окурок, закурил новую сигарету и с облегчением плюхнулся в мягкое коричневое кресло возле книжного шкафа, освободив свои бедные ноги от двухсот фунтов живого веса.

– Подождем здесь, потом проводишь меня до дверей,?– сказал я.

Больше я от него и звука не услышал[11 - Событийно и стилистически вся первая глава романа повторяет эпизод из рассказа Р.?Чандлера «Человек, который любил собак» (1936), позднее переписанного в кусок его же романа «Прощай, красотка» (1940).].

Глава вторая

Было около восьми утра, когда таксист выбросил меня в ближайшем городке. Я расплатился с водителем, побродил минут двадцать по улицам. Потом зашел в кафе и заказал сок, яичницу, ветчину, тосты и три чашки кофе. Ветчина оказалась слишком жирной.

Завтракал я не торопясь, наверное, не меньше часа. Потом снова бродил по городку. Нашел магазин одежды, дождался, пока он откроется в половине десятого, и купил брюки, ремень, три спортивные рубашки, белье и подходящие ботинки. Выбрал еще носовой платок, бумажник и расческу.

Потом отправился на автостанцию «Грейхаунда»[12 - Greyhound Lines – крупнейший в Америке оператор междугородних автобусных перевозок.], где сел на автобус до Нью-Йорка. Никто не пытался меня задержать. Никто вообще не обращал на меня внимания.

Сидя в автобусе и лениво поглядывая на проплывавшие мимо осенние пейзажи, на ясное холодное небо, я мысленно перебирал все, что знал о себе и обстоятельствах вокруг меня.

Итак, моя сестра Эвелин Флаумель поместила меня в клинику «Гринвуд» под именем Карла Кори. Это было следствием аварии, случившейся дней пятнадцать назад, во время которой я переломал себе все кости. Ноги меня, кстати сказать, совершенно не беспокоили.

Никакой сестры Эвелин я не помнил. В «Гринвуде» меня должны были держать «овощем» и очень испугались проблем с законом, когда я вырвался и озвучил эту угрозу. Хорошо. Кто-то меня почему-то боится. Будем иметь в виду.

Я упорно пытался вспомнить хоть что-нибудь об этой автокатастрофе, просто голова распухла. Почему-то я полагал, что авария не была случайной, почему – не знаю, но я выясню, и кто-то за это заплатит. Заплатит по полной! Гнев, жуткий гнев вскипел внутри. Тот, кто пытался причинить мне вред, использовать меня – он пожалеет, что решился на это, и получит по заслугам, кто бы он ни был. Мне захотелось прикончить, уничтожить того, кто несет за это ответственность, и я знал, что не впервые мне приходится испытывать это чувство, и еще я знал, что не раз прежде следовал ему. Не раз…

За окном, медленно кружась, опадали осенние листья.

Первое, что я сделал, добравшись наконец до Большого Города[13 - Прозвище Нью-Йорка.],?– это постригся и побрился в ближайшей парикмахерской. А затем зашел в туалет и полностью переоделся во все новое – терпеть не могу ходить с волосами по всей спине. Пистолет, конфискованный у безымянного типа из «Гринвуда», сунул в правый карман куртки. Пожалуй, пожелай тот тип или моя сестрица Эвелин организовать мне неприятности с законом, повод вышел бы железный – нарушение «закона Салливана»[14 - Закон Салливана – принятый в 1911?г. по инициативе сенатора Т.?Салливана антиоружейный акт, запрещающий в штате Нью-Йорк скрытое ношение огнестрельного оружия без соответствующей лицензии (выдавалась только полицией и с немалыми ограничениями, в т.?ч. во время действия романа).]. Но я все же решил рискнуть. Меня еще найти надо, а мне нужны ответы. Я наскоро пообедал и около часа добирался на метро и автобусе через весь город, а потом на такси прибыл в Вестчестер, к дому Эвелин, моей номинальной сестры и потенциального триггера воспоминаний.

По дороге я обдумывал, какой тактики мне следует придерживаться.

Так что, когда массивная дверь огромного старого особняка открылась через полминуты после моего стука, я уже знал, что именно скажу. Я все продумал, пока шагал к дому по длинной, продуваемой ветрами и вымощенной белым гравием подъездной аллее, по обе стороны которой росли мрачные дубы и яркие клены. Листья шуршали под ногами, ветер забирался под ворот и холодил свежевыбритую шею. Аромат лосьона смешивался с затхлым запахом гниющей листвы, исходившим от увитых плющом старых кирпичных стен. Ощущения чего-то знакомого не было. Раньше я здесь не бывал.

Я постучал в дверь, ответило гулкое эхо. Я сунул руки в карманы и стал ждать.

Дверь отворилась, и я улыбнулся и кивнул возникшей на пороге горничной – смуглая, конопатая, с пуэрториканским акцентом.

– Что вам угодно?

– Я бы хотел видеть миссис Эвелин Флаумель.

– Как мне о вас доложить?

– Ее брат Карл.

– О, пожалуйста, войдите,?– пригласила горничная.

Я вошел в холл. На полу – мозаика из мелких плиток цветов лососины и бирюзы, стены отделаны красным деревом, слева – цветочная кадка с чем-то большим и крупнолиственным. Под потолком – куб из стекла и эмали, из которого вниз лился водопад желтого света.

Служанка удалилась, а я вертел головой в поисках хоть чего-нибудь знакомого. Ничего.

Что ж, подождем.

Вскоре горничная вернулась, с улыбкой кивнула:

– Пожалуйста, прошу за мной. Она ожидает в библиотеке.

Я пошел за нею, миновал три лестничных марша, коридор и две закрытые двери. Третья, слева, оказалась открытой, на нее мне горничная и указала. Я вошел и остановился на пороге.