Хрупкое равновесие

– Спасибо, – поблагодарила ее менеджер по экспорту. – Но это заслуга Зенобии, ее талант. Я всего лишь поставляю сырье.

Женщины рассмеялись, а Зенобия возразила: она тут ни при чем!

– Все дело в строении лица миссис Гупта. Только взгляните на ее скулы, на элегантную манеру держаться – вот в чем причина успеха.

– Перестаньте! Вы вгоняете меня в краску, – захихикала миссис Гупта.

Женщины заговорили о волшебном действии импортных шампуней и лаков для укладки, и Зенобия так же умело, как крутила локоны и завитки, направила разговор на производство одежды. Миссис Гупта была рада поговорить о своих успехах в «Оревуар экспортс».

– Только за один год я удвоила оборот, – сказала она. – Известные международные компании заказывают мои изделия. – Ее компания – миссис Гупта постоянно подчеркивала свое главенство – поставляет женскую одежду в модные американские и европейские бутики. Шьют одежду небольшими партиями местные портные по европейским стандартам.

– Так мне выгоднее. Это лучше, чем иметь одну большую фабрику, на которой может вспыхнуть забастовка. Особенно сейчас, когда в стране неспокойно. Такой лидер как Джаяпракаш Нараян[27 - Джаяпракаш Нараян (1902–1979) – индийский политический деятель, демократический социалист. Активный участник антиколониальной борьбы в 1930–1940-х. Лидер протестного движения против правительства Индиры Ганди в первой половине 1970-х. Был репрессирован в период чрезвычайного положения. Основатель оппозиционной коалиции Джаната.] открыто призывает к гражданскому неповиновению. Призывает практически во всех делах. Он считает себя вторым Махатмой Ганди.

С подачи Зенобии миссис Гупта согласилась, что Дина идеально подходит ей для работы.

– Думаю, вам будет несложно нанять портных и руководить процессом. Самой надрываться не придется.

– Но я никогда не шила вещи сложных и новейших фасонов, – призналась Дина, и Зенобия нахмурилась. – Только простую одежду – детские платья, школьную форму, пижамы.

– Здесь тоже нет особых трудностей, – успокоила ее миссис Гупта. – Все, что требуется, – это скрупулезно придерживаться выкройки и руководствоваться чутьем.

– Так и есть, – сказала Зенобия, раздосадованная нерешительностью Дины. – И не надо никаких вложений: двое портных легко поместятся в твоей задней комнате.

– А как же домовладелец? – недоумевала Дина. – Если я устрою в квартире пошивочный цех, он может поднять скандал.

– А ему ничего знать не надо, – сказала Зенобия. – Просто держи язык за зубами – не говори соседям и никому другому.

Портные должны иметь собственные швейные машины – таково было условие миссис Гупта. Лучше работать по сдельной системе, это хороший стимул, а дневная оплата труда ведет к потере времени. «И всегда помните: вы главная, и устанавливаете правила тоже вы. Никогда не теряйте самообладания. Портные – особый народ, их орудие – иглы, а важничают они так, словно держат в руках мечи».

Итак, Дину удалось убедить, и она отправилась на поиски двух портных, прочесывая переулок за переулком в грязной утробе города. Каждый день заходила она в полуразрушенные дома и магазины, каждый из которых казался ненадежным карточным домиком. Она видела много портных – в тесных квартирках на чердаках, в подвалах, похожих на подземные норы, в вонючих общежитиях или просто сидящих, поджав ноги, на углу, и все они шили самые разные вещи – от наматрасников до свадебных одежд.

У тех, кто хотел работать с ней, не хватало умения шить одежду на экспорт. Дина видела их продукцию – кривые воротнички, неровные швы, разные рукава. А те, что были помастеровитее, хотели работать у себя дома. Но у миссис Гупта было строгое правило: работа должна проходить под надзором подрядчика. И никаких исключений, даже для подруги Зенобии, ведь выкройки «Оревуар» держались в секрете.

Все, что могла сделать Дина, – это написать свой адрес на бумажных квадратиках и оставлять их в магазинах, где продавали приличный товар. «Если вы знаете кого-то, кто хорошо шьет и нуждается в работе, присылайте его ко мне», – говорила она. Большинство хозяев выбрасывали адрес сразу после ее ухода. Некоторые сначала туго скатывали бумажку, ковыряли ею в ухе, а уж потом избавлялись от нее.

Зенобия тем временем нашла еще вариант для Дины – пустить жильца. И потребуется всего ничего – кровать, шкаф, ванна, ну и еще готовить еду – не намного больше, чем для самой.

– Ты имеешь в виду жильца с пансионом? – спросила Дина. – Ну уж нет. Такой квартирант – настоящий геморрой. Я помню тот случай в «Фиросша Бааг». Что пережили эти несчастные люди!

– Не будь параноиком! Ты же не пустишь мошенника или психа домой. Подумай о ежемесячной квартирной плате – гарантированном доходе.

– Ты с ума сошла! Не хочу рисковать! Рассказывают, что многих стариков и одиноких женщин изводили таким образом.

Но по мере того, как таяли ее скудные сбережения, Дина понемногу сдавалась. Зенобия ее заверила, что квартиру они сдадут надежному человеку, лучше тому, кто имеет свой дом, а в городе бывает наездами.

– Ты ищи портных, а я займусь жильцом, – предложила она.

Дина по-прежнему оставляла свои координаты в магазинах, но границы поисков расширила и теперь ездила на поезде по северным окраинам – в этих местах она ни разу не была за свои сорок два года. Часто в пути поезд задерживался из-за процессий и демонстраций против правительства. Иногда она хорошо видела с верхнего этажа автобуса шумные толпы. Люди несли плакаты, обвиняющие премьер-министра в плохом руководстве и коррупции и призывающие ее уйти в отставку на основании судебного решения о нечестных выборах.

«А станет ли лучше, если премьер-министр уйдет со своего поста?» – думала Дина.

Однажды вечером, когда пригородный поезд остановился у семафора, Дина увидела в окно, как за железнодорожным заграждением из проходящей под землей канализационной трубы бьет струей черная жижа. Несколько мужчин тянули на себя уходящую в землю веревку. Их руки были по локоть черны, грязь капала с рук и одежды. Позади них в городской трущобе готовили пищу, удушливый дым отравлял воздух. Мужчины пытались починить трубу, которую прорвало.

Из ямы, держась за конец веревки, выбрался юноша. Когда он встал во весь рост, его тело в скользкой грязи вдруг засверкало на солнце, мерцая какой-то жуткой красотой. Вставшие дыбом волосы словно превратились в корону из языков черного пламени. Поднимавшийся ввысь дым от трущобных очагов завершал это адское зрелище.

Дина не могла оторвать глаз от этой сцены, потрясенная видом юноши. Она прикрывала нос от страшной вони до тех пор, пока поезд не вырвался на свежий воздух. Но память об этой ожившей преисподней не оставляла Дину ни в этот вечер, ни в последующие дни.

Долгие, тягостные поездки, вид грязных, убогих районов основательно ее измотали. Дина совсем упала духом. Зенобия прочла это в ее глазах.

– Почему у нас такое грустное личико? – спросила она, слегка ущипнув подругу за щеку.

– Я устала бороться. Больше нет сил.

– Тебе нельзя сдаваться. Ко мне обратилось много людей с просьбой о пансионе. Один из них – Манек Кохлах, сын Абан. Помнишь ее? Она училась с нами в школе. Абан написала мне, что Манек в ужасе от студенческого общежития и мечтает оттуда съехать. А ты как раз хотела заполучить хорошего жильца.

– Железнодорожные билеты – пустая трата денег, – продолжала Дина, не слушая Зенобию. Она ждала, что подруга поддержит ее в желании покончить с этими изматывающими поездками.

– Только подумай, насколько легче станет твоя жизнь, когда ты найдешь портных. Или тебе надоела независимость, и ты решила жить у Нусвана?

– Даже не заикайся об этом. – Такая жуткая перспектива заставила ее продолжить поиски, по-прежнему оставляя в магазинах свой адрес. Она вспоминала детей из волшебной сказки, название которой забыла. Те крошили хлеб в надежде отыскать дорогу домой. Но птицы склевали крошки. Интересно, удастся ли ей самой отыскать дорогу, думала Дина. Клочки бумаги может унести ветер, они могут сгинуть в черной канализационной трубе или оказаться в мешке сборщика мусора…

Усталая, потерявшая всякую надежду Дина свернула в переулок, посреди которого текли сточные воды. На поверхности плавали овощные очистки, бычки, яичная скорлупа. Впереди переулок сужался, превращаясь в канаву. Дети пускали в ручеек бумажные кораблики и вылавливали их дальше в луже. Через канаву перебросили доски – проходы в лавки и дома. Когда кораблик проплывал под доской и выныривал в сохранности по другую сторону, дети от радости хлопали в ладоши.

Из-за одной двери доносилось знакомое потрескивание и жужжание швейной машины. – На сегодняшний день это последний портной, – решила Дина, осторожно ступая на доску. Потом она сразу же отправится домой.

На полпути подгнившая доска треснула. Дина коротко вскрикнула, равновесие удержала, но туфля с ноги свалилась. Дети с веселыми криками бросились за туфлей, они шарили в темных помоях, соревнуясь, кто быстрее ее нащупает.

Задыхающийся от волнения мальчуган подал ей у дверей магазина мокрую туфлю, а она дала ему двадцать пять пайсов. Стук швейной машины смолк – портной открыл дверь, привлеченный шумом на улице.

– Что вы опять затеяли, сорванцы? – прикрикнул он на ребят.

– Они помогали мне, – сказала Дина. – Я шла к вам, и у меня свалилась в воду туфля.

– Ну-ну, – проворчал мужчина, несколько разочарованный. – А то они всегда здесь озорничают. – Увидев в Дине возможного заказчика, он сменил тон. – Пожалуйста, заходите.

Ее расспросы о надомных портных разочаровали мужчину. Он оборвал их равнодушным: «хорошо, буду иметь в виду» – и, пока она писала свою фамилию и адрес, крутил в руке сантиметр.

Вдруг лицо его оживилось.

– А ведь вы пришли куда надо. Есть двое прекрасных портных. Завтра я пришлю их к вам.

– Правда? – переспросила Дина, удивившись такой резкой перемене.

– О да! Двое прекрасных портных – или меня зовут не Наваз. Дело в том, что у них нет своей мастерской, и им приходится искать работу на стороне. Они вас не разочаруют.

– Хорошо. Тогда я жду их завтра. – Дина ушла, не питая никаких особых надежд. За последние недели ей не раз такое обещали.

Придя домой, она вымыла ноги и тщательно вычистила туфли. При воспоминании о переулке с детьми и бумажными корабликами ее затошнило. Ничто не сможет поднять ей дух: ни обещания портного, ни уверенность Зенобии в скором появлении жильца – Манека Кохлаха, сына их школьной подруги, который на днях зайдет посмотреть комнату.