Майская свадьба

– Вы, наверное, сошли с ума, – сказала я. – Мой ребенок не сирота, и только я буду его воспитывать.

– Это совсем не так, мадемуазель де Тальмон. Вы вернетесь в Париж.

– А он? Ребенок?

– Он останется здесь.

– Не понимаю, как это может быть.

– Ваш ребенок останется на Мартинике. Ваш отец не допускает даже мысли, что вы вернетесь во Францию с незаконнорожденным ребенком на руках.

– Вы… вы хотите сказать, что разлучите нас?

– С того мгновения, как он родится. Ваш отец дал мне предписания, которые не допускают двойных толкований. Есть даже семья, готовая принять ваше дитя на воспитание.

У меня во рту все пересохло. Я вздрогнула, пытаясь осмыслить то, что услышала.

– По какому праву? – воскликнула я. – Вы не посмеете прикоснуться к моему ребенку!

– Если вы будете упрямиться, то…

– Что «то»?

– Мне поручено просить помощи или у Воклера, или у солдат в форте.

– Ах вот как! – прошептала я в ужасе. – Так вот почему вы везете меня туда!

Я поняла, что попалась в ловушку. Подлая мадемуазель Дюран, она одурачила меня и лишила поддержки даже Маргариты!

– Вот черт! – воскликнула я в негодовании. – Остановись сейчас же!.. Стой!

Вместо ответа она хлестнула лошадей, и от неожиданного рывка я упала на спину, больно ушибив плечо. Внутри меня словно что-то надорвалось.

– Проклятая старуха! – вырвался у меня возглас. – Заставить меня родить раньше времени тебе тоже приказано, да?

Я понимала, что с ней не справлюсь: она была выше и сильнее меня, к тому же я была на сносях. Но радостное, почти торжествующее восклицание сорвалось у меня с губ, когда я вспомнила, что у нее вывихнута нога. Как вовремя случилась с ней эта беда!

Я не размышляла более. Изловчившись, насколько это позволяла мне раздавшаяся фигура, я соскользнула с повозки – благо, что моя спутница еще не выжила из ума и опасалась погонять лошадей слишком сильно. Спотыкаясь и прижимая руки к животу, я побежала к лесу.

Мадемуазель Дюран, очевидно, не ожидала такого маневра с моей стороны: я успела углубиться в лес на добрых тридцать шагов, прежде чем услышала сзади отчаянный крик старой девы:

– Стойте! Принцу де Тальмону все станет известно!

– Можно подумать, этим ты меня испугаешь, – отвечала я громко, лихорадочно пробираясь между деревьями.

Потом я вспомнила, что Дюран идет очень медленно, и мне пришла в голову мысль беречь силы, потому что от ходьбы я очень уставала. К тому же внутри меня от толчка и бега было что-то нарушено, надорвано. Я чувствовала, что это так.

Я не могла сейчас ориентироваться на местности и лишь предполагала, что ферма Шароле находится где-то в западной стороне. Там, где совсем недавно садилось солнце… Я рассчитывала добраться туда пешком и подобрала юбки, чтобы они не цеплялись за колючки.

– Стойте, – стонала сзади мадемуазель Дюран, – из-за вас я лишусь вознаграждения. Как я тогда оплачу дорогу во Францию?

– Да хоть бы ты тут и навсегда пропала, мерзавка!

Мы шли так десять-двенадцать минут, до тех пор, пока я, обернувшись, не заметила с испугом, что расстояние между нами значительно сократилось. Я побежала вперед, опасаясь, что она меня схватит.

– Мадемуазель! – закричала она, ковыляя следом. – Сейчас станет совсем темно. Вас здесь съедят дикие звери!

Мороз пробежал у меня по коже, но я ничего не ответила и не остановилась.

Куча поваленных бурей деревьев преградила мне дорогу. Осторожно пробираясь через бурелом, я поняла, что здесь мадемуазель Дюран пройти не удастся. Вскорости, проковыляв еще какое-то время, я перестала слышать позади себя стоны и возгласы.

– Эй! – осторожно крикнула я в непроглядную темень. Мой крик замер на кронах деревьев, оставшись без ответа.

– Ну, – прошептала я, стараясь отдышаться, – эта старуха, кажется, отстала. Надеюсь на это…

Какое-то время я простояла в нерешительности, растерянная и подавленная. Я ощущала, как что-то струится у меня по ногам, и знала по рассказам Маргариты, что это околоплодные воды. Что же будет? Потом я сообразила, что мадемуазель Дюран может вернуться и привести помощь. Надо идти вперед…

Было темно, как в аду. В воздухе слышался странный жуткий свист, шипение, шуршание, повизгивание, даже старческое кряхтение, и от этих звуков мне становилось тошно. Здешние места мне были незнакомы. Я уже осознала, что возвращаться в усадьбу для меня так же опасно, как и ехать в форт, и теперь брела куда глаза глядят, сама не понимая, что делаю.

Корявое раскидистое дерево, ветки которого я заметила слишком поздно, впилось колючками мне в платье, больно оцарапало щеки. Я вскрикнула.

– Ах, Боже мой! – сказала я сквозь слезы. – Это невыносимо!

Одежду мне так и не удалось отцепить, и я в сердцах рванула платье, оборвав себе весь подол. Заплакав, я побрела дальше. Какое ужасное положение! Где я найду приют в эту ночь?

Мне встретился водопад, ниспадающий со скалы. Я не столько увидела его в темноте, сколько услышала его шум; наощупь, скользя руками по заросшим мхом камням, я нашла холодную струю воды и умылась. Затем напилась, глотая воду с какой-то судорожной жадностью. Я бы пила еще дольше, но мне было страшно долго стоять в одной позе: в это время кто-то мог напасть на меня сзади. Кроме диких животных, на Мартинике было полно всяких злых духов – по крайней мере, рабыни в Шароле без конца судачили об этом.

– Пресвятая Дева, как же мне страшно!

Я не понимала, куда иду, и брела, брела наугад, насилу переставляя ноги. Сердце у меня сжималось. Предчувствие говорило мне, что роды застанут меня не через неделю, а уже сейчас, этой ночью. Может быть, в эту минуту…

4

–– Нужно было повернуть немного вправо, – прошептала я, – да-да, немного вправо! Там, кажется, дорога полегче…

Я осторожно стала спускаться по склону. Здесь лес был реже, и сквозь щели между деревьями лился лунный свет. Я цеплялась за стволы и ветки, боясь упасть, – земля была влажная после недавнего ливня, и мои туфли с гладкой подошвой очень скользили. Как устали у меня ноги… Непреодолимая сила тянула меня к земле; я думала о том, как было бы хорошо, если бы я хоть на полчаса прилегла. А то бы и заснула.

Ребенок круто повернулся во мне, и его движения вызвали во мне не приятные ощущения, к которым я уже привыкла, – напротив, резкая боль заставила меня согнуться.

– О Господи! – проговорила я, переводя дыхание.

Боль исчезла так же внезапно, как и появилась, но потом стала возникать периодически. Чем больше и быстрее я шла, тем чаще повторялись приступы боли, тем дольше и пронзительнее они становились.

На лбу у меня выступил пот, я тяжело дышала, едва успевая переводить дыхание, которое сковывалось болями, мучившими меня теперь почти каждую минуту.

– К-кажется, – прошептала я, с трудом выговаривая слова, – это уже начинается.

Меня обуял страх. То, что вот-вот должно было произойти, представлялось мне совсем не таким, каким сейчас было. Родить ребенка здесь, в этом диком лесу, где, чего доброго, ползают змеи? Нет, это было бы слишком ужасно!