Час перед рассветом

– Всему своё время. Успокойся. Не торопись. Скажи-ка, ты ведь уже открыл тот ящик?

– Какой?

– Не придуривайся, ты же прекрасно всё понимаешь. Открыл. Понятно. Ну что ж, наслаждайся, читай. Может, ты и вынесешь из моих бредней какие-то уроки.

Мы поговорили ещё немного. В основном он спрашивал либо что-то рассказывал серьёзным тоном, а затем вдруг поинтересовался, как у меня дела с моими рассказами. Я ответил, что не очень-то, хотя пишу понемногу, но в ЦСЛК не получил никакой поддержки, печатать там неизвестного автора не хотят, а издаваться самостоятельно – денег нет. Да и кто меня будет читать без рекламы? Десяток друзей да дюжина подписчиков в интернете. Не складывалось как-то.

– Ладно, не унывай, парень. Хотя… знаешь что? Давай-ка ты подредактируй, приведи в мало-мальски читаемый вид мои дневники и покажи это в своём Центре. Только, ради бога, не вздумай строить эти вычурные предложения с невероятным количеством витиеватых эпитетов! Я уверен, ты сможешь использовать сюжеты из дневников и сделать из этого какие-то рассказы. Кого-то такое и заинтересует.

Затем он рассказал, какие записи можно использовать, а какие нужно убрать подальше и никому никогда не показывать. Естественным условием было изменить все имена, разве что кроме его. Он напомнил, чтобы я исправно платил за коммунальные услуги и телефон, а затем пожелал мне удачи и просто повесил трубку.

С тех пор я усердно стал работать над указанными дневниками. Редактировать пришлось немного – я решил оставить как можно больше того языка, которым писал Илларион, ведь в разное время, на разных этапах жизни речь наша меняется, отражая уровень знаний, мировосприятия, отражая наши текущие ценности. Тот язык, которым мы пользуемся, несёт разгадки ко многим тайнам души человеческой, обнажает самую суть, истинную природу человека. Этот язык неповторим и чудесен, как узор папиллярных линий на кончиках пальцев. Язык – это ключ к пониманию человека.

История, которую я взялся привести здесь, кажется удивительной и фантастичной. Но, думаю, каждый увидит в ней что-то знакомое, какое-то отражение своих проблем или побед, обычную жизнь вперемешку со своеобразными приключениями. Я надеюсь лишь, что пример этого человека, решившего сначала стереть свою историю, а затем вновь её опубликовать, позволит научиться избегать каких-то ошибок в жизни, поможет научиться понимать причины наших горечей и подтолкнёт делать те важные шаги, которые мы так страшимся совершить по тем или иным причинам, каждый раз находя себе оправдания.

Тетрадь первая. Полтергейст

17 октября, пятница

Стол, за которым мы сидели, давно уже опустел, и грязные тарелки, одна за другой, поочерёдно выстроились горой в раковине. Последнюю сизую струйку испустил в пепельнице ёжик из окурков. Короткая стрелка часов приближалась к отметке «9», и гости всё чаще поглядывали то в телефон, то на циферблат на стене. Лёшка подхватил в очередной раз бутылку, поднял её над головой и, прищурившись, посмотрел сквозь муть стекла на яркую лампу под потолком.

– Ну что, на посошок? – Не дожидаясь ответа, наш разливной на сегодня выплеснул подонки в четыре аккуратные стопки.

– Да, всё, пора уже! Спасибо, Илюх, хорошо посидели. Надо чаще так собираться. В следующий раз я готовлю. У батька только поспрашиваю интересных рецептов.

– А что, «Колы» запить уже не осталось?

– Да закусывай – нормально!

Мы схватили с разделочной доски оставшиеся три запеченных с помидорами бутерброда, предварительно порвав почти пополам один, и я, стряхнув крошки в раковину, отставил доску к плите. «Nemiroff» на берёзовых бруньках – водка хорошая, но, как и любая другая, после n-ной стопки становится противно-несносной на вкус и мягко-одобряющей по эффекту. Именно поэтому мы так резко потянулись за закуской, а те, у кого оставалось что-то в стаканах, – за «колой» или соком.

Как и водится, прощались в дверях, обнимаясь и заваливая друг друга комплиментами и добрыми пожеланиями. Жена к этому моменту уже ушла в гостиную и уткнулась в экран, включив какое-то кино. Мы немного потолкались в прихожей, и гости стали выходить на лестничную площадку.

– Зай, – крикнул я в комнату, – мусор вынесу и вернусь.

– Ага, – послышалось в ответ. Она была, видимо, погружена в сюжет какой-то комедии, поскольку сразу же после этого громко засмеялась. Я саркастично хмыкнул, взял пакет с мусором и вышел вслед за друзьями.

На улице мы ещё постояли и покурили, вспоминая всякие весёлые истории из студенчества, раза два-три прощались, похлопывая друг друга по спине, но, вновь вливались в разговор, и так и не расходились. Мы простояли минут пятнадцать, пока я не почувствовал, что надолго выйти в одной футболке в эту октябрьскую сырость было не лучшей идеей. Наконец я нырнул в затхлый воздух подъезда (парадным это язык не поворачивался назвать), немного поёжился и шагнул в лифт. Перспектива уборки и мытья посуды совершенно не радовала, и потому я уже решил, что оставлю это до завтра, а вечер проведу перед телевизором на мягком диване, прижав к груди свою любимую. Что-то у нас в последнее время не ладится с ней: то в молчанку играем, то разбегаемся по разным углам. Нет, конечно, каждому нужно личное пространство, своё время, но как-то это у нас нехорошо складывается, не по-семейному. А раз так, то надо что-то менять. Что там женщинам надо, внимание? Значит, буду оказывать. Хотя усесться в удобное кресло у окна, включить торшер и погрузиться в сюжет книги было бы здорово. Я провернул ключ в замке, потянул на себя дверь и замер в лёгком ступоре – из прихожей на меня выкатился клуб едкого белого дыма.

– Чт… что… кх-акх, – закашливаясь от удушающей пелены, закричал я, – что случилось?!

Дым, найдя новое для себя пространство, пополз по подъезду, рассеиваясь в квартире, и тогда я увидел спокойно сидящую, всё так же уткнувшись в экран, Арину.

– А что такое? – совершенно спокойным голосом, словно не понимая происходящего, отозвалась она.

– Что горит, блин?! Ты на плиту чего-то поставила и забыла? – мысль странная, учитывая, что готовил у нас в семье только я, да и сегодня мы наелись до отвала. Одной рукой разгоняя в стороны дым, а плечом второй закрывая себе рот и нос, я продвигался в гостиную.

– Ничего я не… чего ты опять наезжаешь?! Фу! Что это? – Только сейчас она обратила внимание на расползавшийся по квартире дым. Видимо, сидя вдали от кухни и глубоко погрузившись в происходящее на экране, она постепенно привыкала к нарастающему белому мареву, а потому и не обращала внимания. – А кот? Где кот? Кота возьми!

– Иди уже! – я нетерпеливо рявкнул в ответ. – Кондратий! Кс-кс-ксс!

Кота было не слышно.

– Закрой рот! Не дыши! – Скомандовал я и, схватившись за тонкое запястье, потащил её через кухню на балкон. Дверь пришлось искать на ощупь, поскольку саму кухню словно укрыло облаком или, как говорят походники в горах, она была в молоке. Мы ввалились в спешно распахнутую дверь и, уперевшись руками в поручни, стали пытаться отдышаться, как после долгого забега. Холодный влажный питерский воздух казался уже не таким мерзким, как пять минут назад внизу. Мы глотали его жадно и часто, и не желая останавливаться.

– А, вот ты… кх… где! Иди сюда, я тебя вытащу, – она направилась к дальнему концу балкона, куда выходило окно из спальни. В приоткрытую створку просунулись испуганная кошачья морда и передняя правая лапа – видимо, дальше кот пролезть не смог. Ну, хоть так, зато не задохнулся, молодец.

– Оставайся здесь, – бросил я и шагнул обратно в квартиру. По памяти мне удалось быстро найти пару полотенец, которые сразу же отправились под струю холодной воды в кране. Размахивая одним, как бы разгоняя дым в стороны, второе я потащил на балкон. – Возьми! Дышать будешь через него! – А сам вернулся обратно.

За пару минут я обежал всю квартиру, распахнув настежь окна и двери, и вернулся на кухню. К тому моменту дым поредел, и стало возможно что-то разглядеть. На шкафу у плиты лежала та самая разделочная доска, которую я небрежно отставил в сторону перед выходом на улицу. Именно от неё и валил во все стороны дым, как от сырой деревяхи, брошенной в самый центр костра.

«Твою ж медь! Что за чёрт?», – только и пронеслось в голове. Доска просто лежала на столешнице и сама по себе дымилась! Продолжая размахивать мокрым полотенцем, я схватился за её край и сунул в раковину под струю холодной воды. Раздалось жалобное шипение, и последнее облако белого дыма поднялось вверх и медленно растаяло. Посредине деревяшки чернел обуглившийся круг размером в пару ладоней. Оставив причину мини-пожара остывать под водой, сам я вернулся отдышаться на балкон.

Через час, когда всё проветрили настолько, что возможно было находиться в комнатах, а основной хлам после посиделки убрали, мы без сил рухнули в постель. Нервы пошаливали, ведь подобная чертовщина происходила здесь уже не в первый раз. Нет, до пожаров, конечно, раньше не доходило, но до мурашек нас пробирало. К шагам по квартире, скрипу паркета, произвольно открывающимся дверям и ощущению чьего-то присутствия я уже давно привык, это с самого детства было. Не скажу, что не страшно – когда такое происходит, волосы дыбом встают как в первый раз. Но потом всё равно впечатления угасают, становится именно привычно. Было – и было. Прошло. В конце концов, такие мелочи можно списать на сквозняк, изменения влажности или ещё какой-нибудь обычный физический процесс. Мозг такое устраивает, и тебе уже становится спокойнее. Немного, но всё же. Другие ж про подобное не рассказывают? Нет. А значит, и нет у окружающих таких происшествий. Ну а не может же быть только у меня эта ерунда? Нет, не может. А истории по ТВ и в жёлтой прессе – это выдумки. Вот и всё. И вроде как нервы успокаиваются, и в голове всё мало-мальски укладывается.

А потом вдруг – раз! – и всё, пошло заново, с новой силой. И теперь не только открываются дверцы шкафов на кухне, но и гречка с рисом оказываются в противоположном конце кухни, и кот шипит на тёмные углы, и картины со стен падают, разбивая рамы на мелкие части. Я уже подумал, мало ли, может, домовые и впрямь существуют. Порылся в литературе, вспомнил, что слышал из историй, и стал временами, когда дома никого нет, ходить и вежливо общаться с этим домовым – мол, дедушка-соседушка, будь поспокойнее, не шали… чай ему оставлял, табаку насыпал. Вроде, становилось на какое-то время тише, а потом с новой силой всё повторялось. Прямо проклятье какое-то! Ведь с самого детства всякая белиберда происходит.

А тут, как в эту квартиру въехали, вообще бесконечная чертовщина началась. Насколько я знаю, до нас здесь трое алкашей жили, буянили много, дрались даже, естественно, вовремя не платили. Потом их выселили, правда, двоих – третьего просто вынесли. Перепил и после очередной пьянки так и не проснулся. Конечно, предыдущие хозяева при продаже квартиры этого не сказали, но соседка как-то проболталась. В общем, много всякого было в нехорошей квартире.

Произошедшее этим вечером отрезвило мгновенно, но сердце молотило от волнения ещё немало. Всё это нас утомило. Уснули мы быстро, почти сразу, как легли, около одиннадцати. Но, к сожалению, спать довелось не очень долго. Я очнулся от щелчка, словно пальцами, раздавшегося где-то в прихожей. Почти мгновенно на меня запрыгнул испуганный кот, шерсть которого встала дыбом, хвост вытянулся вверх дрожащей трубой, а уши прижались назад. Кондратий отскочил ещё в сторону от входа в спальню и, прижавшись к полу, пополз под батарею. Тем временем из кухни доносился рокот гитар, и по квартире прокатилось барабанное соло – каким-то образом включился магнитофон. Что за чёрт? Я же выдернул шнур из розетки! Жена тоже проснулась и вжалась в изголовье кровати, поджав ноги и натянув одеяло аж до носа. Мы переглянулись, и я осторожно встал. В прихожей в ту же секунду включился свет. У меня вырвалось несколько бессвязных матов, ноги с трудом слушались, но я поднялся и направился через прихожую на кухню. Раздался звон бьющихся осколков – прямо передо мной со стены упала картинка в раме под стеклом. Я включил свет на кухне и как испуганный ребёнок подбежал к магнитофону, чтобы выключить его. Шнур был в розетке. Я выдернул его, открыл крышку и вытащил ещё вращающийся горячий диск. Наступила тишина. Её разбавляло только тяжёлое дыхание. Через несколько мгновений жена вышла из спальни, прикрываясь одеялом, и молча уставилась на меня.

Я шумно выдохнул. Хотелось смачно выругаться, но слов не было.

– Пойду перекурю, – сказала она и медленно направилась в гостиную, механически включая по пути везде свет.

Я огляделся по сторонам. Всё было спокойно. За окном пронеслась машина. Из комнаты донёсся знакомый звук загружающегося Windows. Из спальни мелкими осторожными шажками крался озирающийся по сторонам кот. А я всё так же стоял посреди кухни с диском какой-то death metal группы в одной руке и проводом с оплавленной вилкой – в другой. «Жесть», – проползло одно лишь слово в голове. Словно соглашаясь со мной, трижды пропищала микроволновка: «бип-бип-биип», открылась её дверца, и на меня вылетело облако пара. Я молча покосился на табло, с которого ритмично мигали цифры «01:03», и поплёлся в гостиную. Теперь я сам дико хотел курить.

Мы с женой сидели молча друг напротив друга, глядя в пустоту и куря уже по третьей сигарете под весёлые песенки Валентина Стрыкало.

– По-моему, у меня где-то оставалась святая вода.

– Ага…

– Пойду.

– Давай. А свечек у нас церковных нет?..

– Не… вроде, не было… Ты куда?

– Я с тобой. Там в спальне «Новопассит» у меня валялся…

Таблетки мы выпили оба, запив святой водой. Минут через пять вся квартира была в брызгах: капли стекали по стенам, проступали тёмными пятнами на постели, блестели на полу. Но всё же спать идти мы не решались. Наконец часа в четыре утра мы свалились на диван и забылись в крепком сне.

18 октября, суббота

Утром, когда всю квартиру залило солнечным светом (на удивление день оказался ясным), ночные происшествия представлялись не более чем обычным кошмаром, а необходимость идти на работу и вовсе стушевала всё в памяти. На некоторое время.

Мы каждый день несёмся куда-то, гонимся непонятно за чем, делаем кучу всего и не замечаем, как это поглощает нас целиком. Стоит нам одеться, обуться, взять ключи и потянуться к дверной ручке, как что-то щёлкает внутри, тумблер переключается, и вместо привычных нас за порог выходит некий робот. Мы ведь даже не помним порой, закрыли ли дверь на замок, не говоря уже о том, как вставляли ключ в замочную скважину. Мы выходим на улицу, протискиваемся в толпе таких же роботов-зомби, как дрессированные стоим у светофоров, механически прыгаем в общественный транспорт или за руль своей машины, одинаково проводим каждый день на работе. Эти искусственные заботы, потребности работы или учёбы, но ни в коем случае не наши, перекрывают собой те редкие желания и мысли, то настоящее, что иногда появляется внутри нас. Жизнь заменяется выживанием, существованием безмозглой рыбки в аквариуме. Нам становится не важно, что было вчера и будет завтра у нас, но мы думаем, как бы вовремя сдать отчёт, дописать программу, как избежать ссоры с начальником или как надоедает этот сумасшедший раздолбай в очках, не выпускающий из рук свой гаджет.