Убийство журналиста

– А мы, Жека, – хмыкнул Демидов, – и не ждем. Не надо это на нас волну тут гнать. Документы на подписи у командующего. Выйдет приказ, и назначим нашу Катюшу на новую должность, к примеру, начальником передвижного пункта. Переведем человека в новое жизненное качество.

– Вот и ладненько! – Малахов похлопал по плечу засмущавшегося сержанта. – Ты, Катя, не тушуйся. Не Боги горшки обжигают. Все мы через это проходили. Пора тебе начинать командовать…

Заснула по дороге Аннушка и не проснулась, когда ее раздевали и укладывали в кроватку. Уморился вконец бедный ребенок, пока ее мамка вела свои расспросы-допросы. Не раздеваясь, Малахов уселся в кресло и внимательно смотрел на свою раскрасневшуюся женушку.

Оксана почувствовала на себе его взгляд и ласково улыбнулась:

– Что, Жека, что-то было не так?

– Мне показалось, что кто-то меня до сих пор еще ревнует. Я что, подал для этого повод? – он укоризненно покачал головой. – Сана, так нельзя. У нас с Катей все в прошлом. Все случилось до тебя. А ревность это, извини меня, не самое лучшее чувство. Оно не красит человека. Не в меру обостренное чувство частенько действует отталкивающе и, кроме острого раздражения, положительных эмоций, увы, не добавляет.

– Допустим, Малахов, что все у вас в прошлом. Но второй ребенок у нее от тебя, – женские глаза жарко полыхнули непримиримым огнем.

От неожиданности убийственного выпада и от досады на самого себя и некоторые приведшие к этому обстоятельства Малахов крякнул. Ах, вот, оказывается, откуда растут корни сегодняшней вспышки жены.

– Этого ты, мой дорогой, надеюсь, отрицать не будешь?

Задав вопрос, Оксана повернула мужской подбородок к себе и ждала того, как ее муженек начнет изворачиваться. В этом он мастер и еще какой, но невозможно сказать на белое, что оно черное. Хотя, как знать.

– Сана-Сана! – Жека болезненно поморщился.

Его загнали в угол, и выйти из него без потерь не удастся. Проще заключить по этому вопросу бессрочное перемирие, сделать вид, что…

– Не стоит так думать, мое Солнышко, не стоит. Для всех нас лучше, если он будет сыном Мальцева. Может, оно так и есть. И ни к чему эти никому ненужные разборки. Мальчик похож на мать, а вовсе не на меня.

– Жека, – Оксана опустилась на колени к мужу и прижалась к нему. – Но оно и на самом деле так. Если бы ребенок родился в конце декабря, пусть в середине его, но не в ноябре же. Пойми же, что восьмимесячные дети не рождаются. Вот семимесячные еще могут. Это твой сын, не спорь со мной. Если к нему приглядеться, то и невооруженным глазом заметны некоторые характерные черты.

– Хорошо, Сана, – Малахов тяжело вздохнул. – И что мы будем делать? Каждый день пережевывать? Давай, вспомним, что у меня есть ребенок от первой жены. И к ней ты меня тоже будешь ревновать?

– Буду, конечно, буду! – она упрямо вздернула свой чудный носик. – Еще как буду! Ко всем, кто хоть частичку оторвал от всего, что должно было с самого начала принадлежать мне и только мне и больше никому. Эти женщины уже изначально виноваты в том, что посягнули на то, что безраздельно должно принадлежать только мне одной, мне и только мне.

– Ты, моя мелкая собственница, – муж ласково провел рукой по ее рыжим волнам. – Собственница… собственница…

– У, еще какая! – ревнивые искорки вспыхнули, выбросив сноп огня.

Раз у них пошла такая пьянка, Малахов с отчаянной безрассудностью закинул крючок с животрепещущей наживкой:

– Девушка, я молчу про то, что ты работаешь рядом с Ковальчуком. Если только я начну совершать исторические экскурсы! У, сколько там всяких подводных камней и рифов.

– А ты попробуй! – Оксана учащенно задышала и сердито зашипела. – Узнаешь еще, где раки зимуют! – шерсть встала дыбом, и тигрица стала выпускать наружу острые коготки. – Ты еще меня до конца не знаешь. Я могу быть такой, если кого-то довести до точки кипения и не возврата!

– Знаешь, дорогая моя! – возмутился он. – Это несправедливо. Это матриархат дремучий! Мы так с тобой не договаривались!

Женские плечики гордо выпрямились, приподнялся независимый и упрямый в своей неподсудной правоте подбородок:

– Ты обещал мне, что будешь любить только меня, и все! И больше никаких других чему-то обязывающих меня условий. Вот и все.

– Как все? – муж недоуменно поводил глазами, пытался достичь некой справедливости. – А ты, ты мне, что, напомни-ка, обещала?

– То, что все время буду рядом с тобой. Только и всего, – нежно-нежно промурлыкала Оксана.

Едва смог Малахов скрыть улыбку. Снова у него на коленях сидела милая и ласковая кошечка. Его любимая женушка могла быть настолько разной. Только что из ее глаз искрился колючий лед. А вот снова в них разлилась необъятная синь ласкового моря. И за это он тоже любил ее!

– И я с тобой рядом. Слышишь, как бьется мое сердце? Слышишь? Ну, вот! А ты говоришь! – сама преданность заглядывала в его глаза. – Ой, Жека, у тебя ресничка в глазу. Загадай желание. Загадал? В каком?

– В левом, – не раздумывая, ответил муж, конечно же, заметив, куда за секунду до этого был устремлен чей-то полный загадочности взгляд.

Ловкость глаз и никакого с его стороны мошенничества.

– Смотри-ка, снова угадал! – она, недоумевая, пожала плечами. – И что мы загадали на этот раз?

– А ты попробуй угадать с одного раза…

Для решения их семейного ребуса ума много Сане не требовалось.

– Ясно, – она обреченно вздохнула. – Что ты еще, одноклеточный мой, можешь умного придумать? Одно только всегда у тебя на уме. И как только не надоедает одна и та же программа на вечер?

– И что именно? – уточнил въедливый до ужасти муж.

– Ту ты твою русалку хочешь увидеть в лунных брызгах…

Вздохнув, Оксана поднялась и медленно расстегнула одну пуговичку на воротнике тонкой рубашки, вторую…

Достигнув верха блаженства, они так и застыли, набираясь сил.

– Жека, – женщина отдышалась, чуть отдохнула в крепких объятиях мужа, и в ее глазках снова разгорелось нешуточное любопытство. – Жека, скажи, почему оно не сработало? И при чем тут разбавленный спирт?

– Понимаешь… – Малахов нежно провел пальцем по шелковистой кожице женской щеки, – у них положено протирать серебряно-цинковые контакты блоков. А без протирки они быстро окисляются, и тогда все это умное и дорогостоящее оборудование начинает барахлить и выходить из строя. В самый на то неподходящий момент.

– И что? – как человеку сугубо гражданскому и очень далекому от техники, Оксане это, конечно, почти ничего не говорило.

– Я думаю, Сана, что эти ребята-акробаты почти весь выданный им спирт употребили вовнутрь. Так сказать, они применили его по другому назначению. А если он, спирт, еще и на складе при выдаче, был уже прилично разбавлен, то к концу пути в канистре у них…

– Ну-ну, – Оксану все больше распирало нетерпение, а муж все тянул и не ставил точку, нет, чтобы все выдать конкретно и в двух словах, так нет, все щедро водичкой разбавляет, как некоторые выданный им спирт.

– Тут еще сыграли свою роль и разные климатические условия…

Вот-вот! На женских губах проступила скептическая усмешка:

– Различия в погоде тут… с какого еще боку-припеку?

– В Крыму повышенная влажность… да еще жара в те дни стояла. Следовало каждый день протиркой заниматься, а они понадеялись, что их перед выездом протестировали и на все сто процентов подготовили к работе. А может, протирали, и еще хуже становилось. Чем чаще они трут водичкой, тем больше окисления появляется. Химия, черт ее разбери…

Вот теперь-то в ее головке кое-что прояснилось. Другое дело!

– Значит, причина неполадок именно в этом? В том, что они халатно отнеслись к обслуживанию своей техники? В несоблюдении регламента и технологических карт, в подмене одних материалов другими…

– Ну, точно на все сможет ответить лишь экспертная комиссия. Если только ей дадут нормально работать. Вероятнее всего, что к приезду комиссии там все вылижут и выдраят до блеска, никаких следов окислов и не останется и в помине. Будут кивать на фатальный случай, на сбой аппаратуры. Мол, во всем виноват Его Величество Случай.