Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы

– Хоп! – зеваки шарахнулись к околице аила.

Как-то еще можно было перенести удар копытом строптивой козы, но страшно казалось попасть под копыта необъезженных коней.

В клубах золотистой пыли диким блеском сверкали их враждебно-злобные, то и дело косящие по сторонам глаза. Шелковистые крупы покрылись присохшими крупными хлопьями грязной от пыли пены.

– Хоп! – харачу сидели на низкорослых с крутыми боками лошадках, грязно ругались и орали, озлобившись, то один, то другой охаживали бока лошадей кнутами, длинными шестами-укрюками.

Человеку, никогда подобного не видевшему, могло показаться, что погонщики своей свирепостью и дикостью превосходили и жеребцов, посреди их широких скуластых лиц не менее ярко сверкали узкие глаза.

Потемневшие лица пастухов в крупных каплях пота. Обветренные черные губы потрескались от знойной жары и пыли.

Визгливые вопли и громкий топот заполонили всю округу.

Невольно Суара с брезгливым отвращением поморщилась: и до того пыльный воздух наполнился невыносимой вонью, проник в легкие.

Женщина отвернулась, стала спиной. Дышать, конечно, стало чуть легче, но ненамного. Нет, она никогда не сможет к этому привыкнуть!

Внимание Суары приковал мальчонка лет пяти возле входа в сильно потрепанную, посеревшую от времени и дождей палатку.

Пристально направленные в невидимую точку и застывшие глаза. Низко посаженные глаза. Узкий лоб. Выдающийся вперед подбородок. Вытянутые вперед скулы. Выставленные неестественно длинные руки при очевидно непомерно коротковатых ногах. Оттопыренные уши. Они делали сходство человеческого дитя с мартышкой почти неотразимым.

– О, Аллах! – тихо прошептала женщина.

Ей показалось, что ребенку не хватает хвоста для полного сходства с той вертлявой обезьянкой, которую она видела в детстве. Еще немного воображения, и вот мальчонка, превратившись в дикое животное, чуть нагнется и побежит на четырех лапах, задрав кверху длинный хвост…

Со всех сторон стали съезжаться охотники на шустрых быстроногих мохнатых лошадках, везли с собой в притороченных сумах добычу: зайцев, антилоп, ежей, лисиц, куниц, мелких зверьков и всякую дичь.

Самые удачливые, красуясь, оглашали поселение торжествующими криками, сжимая колени и круто натягивая поводья, заставляли коней подниматься на дыбы, сталкиваться с другими конями.

Они громко хохотали, словно сумасшедшие, размахивали в воздухе кривыми мечами, еще сильнее сдавливали кривоватыми ногами бока приземистых лошадок, скакали по кругу.

– Смотри, Хорилартай, – женщина толкнула своего мужа в бок. – Ты и здесь, дорогой, не останешься без своего любимого занятия – охоты…

Основных занятий у степняков имелось два: скотоводство и охота. Но главным из них, на многие века определившим самую основу их образа жизни, стало круглогодичное кочевое скотоводство.

Им приходилось постоянно переходить с одного места на другое в поисках хороших пастбищ для скота.

После перекочевки степняки устанавливали свои жилища в наиболее удобном месте на неделю-две, а иногда и на более долгий срок – в зависимости от возможностей пастбищ и величины стад.

От этого же зависела и длина перекочевок: чем больше было стадо, тем длиннее был кочевой переход. Сена на долгую зиму в восточной части Великой степи не запасали. Сами перекочевки устраивались так, чтобы зимой оказаться в бесснежных равнинных степях,

Летом кочевали по отрогам гор и речным долинам, где трава росла сочней и богаче, зимой же там было больше снега, что скоту затрудняло добывание пищи. В весенне-летний период такие перекочевки могли варьироваться и сообразно преимущественному составу стад: горные пастбища больше подходили для коней, приречные – для овец…

– Не нравятся мне эти хвастунишки, – хмыкнула женщина. – Задрали сами зайца, а шуму на целого слона…

Видно, не только одной Суаре не нравились подобные горделивые и хвастливые игрища напыщенных самцов.

Когда, покрасовавшись собой вдоволь, мужчины входили в юрты, оттуда послышались совсем не ласковые, пронзительные голоса и едкие насмешки жен, без всякой почтительности отчитывающих своих чуть присмиревших мужей. Между рядами юрт уже разгорались костры.

Кочевники ходили по аилу с дымящимися факелами в руках, потому что степное небо над головами очень быстро темнело, приобретало пурпурный оттенок. Надвигалась ночь…

Из юрты, что им любезно предоставили гостеприимные хозяева, выглянула служанка и предложила серебряные чаши с кумысом.

Суара задумчиво водила пальцем по затейливому рисунку. Даже тут уже ощущалась близость царства Хань. Чаши куплены, может, попросту и украдены у какого-нибудь бродячего китайского торговца. Или они были на что-то когда-то выменяны или захвачены в бою.

– А что, дорогой муженек, – улыбнулась она, подмигивая чем-то сильно озабоченному Хорилартаю, – юрта-то ничего, жить можно…

Вообще-то, к этому времени она уже знала о том, что, на самом деле, кочевники юртом называли все земли, по которым кочует их род или одна отдельная семья. И границы этого юрта строго определялись и могли быть большими или меньшими. Само жилище же монголов, их кочевнический шатер именовался «гер». «Юртой» его стали называть путешественники, сразу не разобравшиеся в этих тонкостях. Но она уже привыкла называть юртой само жилище…

– Ничего… – мужчина задумчиво осмотрелся.

– Мне наша юрта больше нравилась, – Суара печально вздохнула, дотронувшись пальчиком до задумчивых губ.

Куполообразную юрту изготовили из толстого серого войлока с едва заметными черными прожилками, растянутого на крепких жердях.

По размеру она казалась чуть больше той юрты, что поставил для нее Хорилартай. Вот только их прежнее жилище они покрыли сверху белоснежным войлоком, что составляло предмет ее особой гордости.

В остальном все было устроено схоже. Через небольшое круглое отверстие в крыше дым выходил наружу длинными серыми перьями.

Под отверстием стояла мерцающая тусклым светом наполовину уже потухших угольков грубо изготовленная металлическая жаровня.

Она и служила единственным источником света. Правда, в одном из углов, хорошенько приглядевшись, Суара обнаружила светильник.

На стенах развесили шелковые покрывала. Местами свисали куски белого войлока, искусно расписанные раскрашенными фигурками.

Их какие-то неестественные позы сильно контрастировали с хорошо выписанными изящными чертами лиц человечков и мордами животных.

Рисовал кто-то из китайцев. На фоне его искусства дикие кочевники, грубые и неотесанные, казались еще сильнее и могущественнее.

Толстенные ковры привезли откуда-то из Бухары. Их выложили на грубый серый войлок, выстеленный прямо на земляной пол.

Мерцающий огонек от жаровни, отбрасывая по стенам причудливые тени, освещал ковры, показывал на большой сундук из тика, добытого, скорее всего, во время грабительского налета на китайский караван.

Шагнув ближе, Суара провела тонким пальчиком по украшавшей сундук искусной резьбе. Она изображала густые заросли высокого бамбука. В укромных местах в нем прятались гроты. Высоко выгнутые мостики парили в воздухе. Длинноногие цапли и зеленые лягушки. Буддийские монахи в своей простой и суровой одежде с длинными рукавами и в высоких шляпах. Стайка юных дев и диковинные цветы.

Скривив губы, женщина подумала о том, что этому сундуку явно не место в юрте диких кочевников и смотрится он в этом жилище, словно дорогое седло на запаршивевшей корове.

– Что скажешь, хатын, останемся мы тут или двинемся дальше? – Хорилартай поймал направленный на него и словно чего-то ждущий взгляд жены, которая и силилась, но все никак не могла что-то очень для себя важное решить, раз и навсегда.

– А ты что, думаешь, мой дорогой муженек, – женщина хитровато прищурилась, – что дальше будет лучше? Степь-то она везде одинакова, чем дальше на полдень, тем только жарче и невыносимо печет…

– Не знаю я, – лесной охотник неопределенно пожал плечами.

Место ему понравилось. Лесов-урманов тут огромных, правда, нет, но и дальше в пустыне их тоже не будет. Зато есть речка, и смерть от жажды им не страшна. Гора имеется с густеющим бором, станет хоть чем-то напоминать родные места. Он и раньше слышал про звериные угодья возле Бурхан-Халдун и о прекрасных землях в этих местах.

Кочевья здесь близки к Шинчи-баян-урянхаю, на котором рядком поставлены божества, владетели Бурхан-Халдуна…

В то время как муж раздумывал об охоте, жену его волновал вопрос несколько другой.