Антиглобалист

По мнению Давида, он делал все правильно, привносил в серые будни хоть какое-то разнообразие, веселье, умел поднять настроение, и делал это как раз в самые тяжелые моменты рабочего дня, словно чувствовал, что нужно ребят разрядить и поддержать: «Ану, Студент, врежь по этой наглой морде! Кто учил его так парковаться? – Кричал он в сторону очередного водителя, который подъезжал на погрузку, и смотрел перепуганными глазами на Витю. – Что ты вылупился? Ты видел его, Студент? Иди, вмажь ему!» Или вот еще случай, когда проходила мимо ворот какая-нибудь красотка в откровенном наряде, Витя кричал ей «О-о, худоба пошла! Еще короче юбку не могла одеть? Нечего Студента от работы отвлекать!» и так далее, и все в том же духе. Давиду не все шутки нравились, но ребята смеялись.

Конечно, Витя был не главным. Над ним стоял другой начальник, кладовщик по совместительству Саныч, ровесник Вити, крепкий мужик, честный и строгий, ветеран афганской войны, бывший в горячих точках. Его все уважали и боялись. Он умел видеть людей насквозь, эдакий человек рентген. Все новоприбывшие грузчики проходили первый день стажировки у него на складе, он то и отбирал рабочих и направлял в дальнейшие бригады, которых здесь было несколько. Саныч подмечал за работником абсолютно все, начиная от вредных привычек, повадок, состояние здоровья, психологическим типом человека, и его умственными способностями, которые, на удивление требовались, ведь часто бригады перебрасывали на строительные работы, где нужна была не только сила и выносливость, но и смекалка, и знание ремесел.

Возвращаясь к истории с дракой, на которую звал Витя, те ребята, что не пошли на драку, которых Витя в дальнейшем именовал как Булан Старший и Булан Младший, были определены Санычем с самого начала как неблагонадежные, склонные к сплетням и подставам. Ведь поработав всего один день, и соприкоснувшись с суровым характером Вити, когда грузили поддоны, эти ребята успели пожаловаться на Витю Санычу, а тут такой номер не прокатывает. Не нравится – ответь один на один, не прав – терпи. Об этом, сгоряча, когда шли на работу в тот вечер Витя тоже сказал: «А, трусите идти, я знал что вы не пойдете, не зря мне Саныч сказал, что вас не стоит брать в бригаду.»

Что бы дополнить картину персонажами, мне нужно рассказать ещё о некоторых членах этой бригады.

Дядь Валик, по кличке Политолог. Умный и мудрый мужик, инженер, попавший под волну сокращений, и пришедший сюда, с целью прокормить семью. О таких говорят в наше время «неудачник», но здесь он был правой рукой Вити, рассудительный и честный. Его грешком было скорее то, что он любил ввязываться в политические и всевозможные диспуты и споры, а в целом мужик был толковый и ценился среди коллектива.

Петя, парень из Западной Украины, молчаливый, часто психующий по мелочам, зажатый скрытный, но трудолюбивый и делающий очень хорошо свою работу, временами сильно набожный, особенно когда трезвый. Такое складывалось впечатление, что он никогда не устает, и готов работать сутками, все потому, что он умел скрывать усталость, терпеть и работать на износ.

Илья по кличке Студент, о котором уже упоминалось раньше, пришедший на подработку на лето. Сильный молодой парень, занимающийся в университете смешанными единоборствами, не пьющий не курящий, его часто можно было застать после работы с книгой в руках. Витя часто просил его прочитать какой-нибудь стих, или набить кому-нибудь морду. Морды Илья никому так и не набил, но, во время просьб лицо делал суровое, так что водители и в самом деле пугались, а коллеги по работе смеялись.

Как я уже упоминал, были двоюродные братья Юра и Валера Буланы.       Женя, лет тридцати пяти, со своими друзьями ровесниками Сашей и Сережа. Они работали чуть дальше на отдельной банке с цементом.

Вася, мужичек лет сорока, на погрузчике. Леха и Костя на фасовке песка. Игорь Лыгорий бывший пожарный лет сорока. А также другие фасовщики и грузчики с других бригад с которыми пересекались реже, так как работали они отдельно и жили дальше в отдельных вагончиках.

Короче, Давиду там нравилось с самого начала. Хоть физически было трудно, но по духу команды, по веселью, царившему на протяжении рабочего дня, спектру разнообразных тем перемолотых во время работы, ничего не могло сравниться с этой работой. Тут был свой негласный устав, свои правила, своя философия. Порой, Давиду казалось, что он попал не в бригаду грузчиков, а на Запорожскую Сечь 16-го 17-го столетия. Давид знал, что работа эта временна, наверное, это знание придавало ему сил трудиться и не сдаваться. А к самой работе он относиться не как к физически тяжелой. Больше как к спорту и социальному проекту, в котором можно было не только проявить себя, но и понаблюдать за другими людьми и их поведением.

Это был жаркий летний сезон, и этот день не стал исключением. Ровесники Студента где-то отдыхали, проводили время в кругу друзей и близких, а здесь молодые парни пахали не покладая рук, превращаясь в настоящих мужчин, и это немного угнетало Илью, и создавало иллюзию того, что здесь он ограничен, а свобода где-то там, в другом месте. Но пройдет время, и он будет скучать по этим дням, словно это были одни из лучших годов его жизни. Подобное чувство испытывал и Давид.

В глазах Давида богаче был тот, кто честно зарабатывал. И если можно было поставить на весы его системы ценностей, например одноклассника Сашу, которого Давид случайно встретил на днях в городе (а тот сделал вид, что не узнал его). Сашу, у которого отец совладелец крупной агрофирмы. Который дал сыну образование, купил в городе квартиру, магазин для торговли, дорогой автомобиль, и продолжает поддерживать сына деньгами. А на другую чашу весов поставить Петю грузчика, на котором висело двое младших брат школьник и сестра студентка, которым Петька высылал почти всю свою зарплату каждый месяц. Или Илью Студента, который вместо летних каникул вкалывал не покладая рук, что бы оплатить свое образование, общежитие, и военную кафедру, и вообще жизнь, чтобы не пришлось просить у своих бедных родителей, которые еще тянут младшую сестру. То в двух случая на весах перевешивали Илья и Петька, потому что Давид измерял людей по достоинству приложенной ими силы во благо еще кого-то, а не только себя, ну и тем, как себя вели при этом люди по отношению к окружающим.

Тем более Давид был сердит на одноклассника Сашу, потому что тот просто отморозился при встрече, увидев простой и неказистый вид некогда соседа по школьной скамье. Давид презирал тех, кто делит людей по социальному признаку, лицемерно улыбается, и заискивает, перед финансово богатыми лишь зная факт их богатства, пытается как-то подмазаться и угодить, в дальнейшем надеясь на возможную выгоду или полученные новые знакомства и связи, от людей финансово сильного. А Сашка был именно таким, как и большинство детей из богатых семей. Их изначально приучают к тому, что они особенные. Все начинается с рождения: с особенных палат, в которых рождаются эти дети. С родительских домов, в которые приносят детей, в которых их воспитывают. С шелковых простыней, в которые их заворачивают, и игрушек которые им дарят. Все начинается с особых привилегированных школ и вузов, в которых учатся они и им подобные, в лучшем случае заграничных, где они раз и навсегда усваивают «кто есть кто» в этом мире. И понятно, когда дети олигархов от рождения, не видавшие другой жизни четко ограждали себя от бедных классов, их так воспитали. Но, еще больше Давид презирал тех, кто выбился, как говорят «из грязи в князи», забывал всех тех, кто был рядом, как о страшном сне, забывал о родине, и не редко осуждал и проклинал её, а заодно и всех кто был с ним в эту родину запечатан, словно в консервную банку, а бедности боялся больше всего на свете. И, наверное, по причине этого страха, и по причине неистовой любви к деньгам, сам, некогда, будучи бедным, начинал презирать всех бедных и обездоленных, относясь к ним, как к людям низшего сорта.

Давид смотрел на работу простых парней своих ровесников, и понимал, что дружить всегда легче с людьми финансово бедными. Потому что здесь хоть и подымается, но гораздо реже вопрос денег, а людей оценивают по их качествам.

«Наши люди почти массово носят крестики на груди, и забывают, что тот, кто пригвождён к кресту был плотником, а не бизнесменом. А созидательный труд превыше зарабатывания денег ради денег. Формула сознания сегодняшнего человека «больше зарабатываю, потому что у меня больше алчности, которую нужно кормить» совершенно не делает его выше сортом. Мир ушел в плоскость измерения оценивания друг друга материальными благами. Мир опошлился, и пошлость выдал за норму поведения

Достойный и честный человек должен иметь соответствующий почет в обществе, тем более, если это рядовой строитель, дворник, простой учитель или врач. Люди, сохранившие свое лицо в тяжелых жизненных обстоятельствах заслуживают вдвое больше уважения, чем те, что остаются «белыми и пушистыми» в роскоши и комфорте.

«Хотел бы я увидеть наших олигархов хотя бы изредка, в качестве исправительных работ, метущих двор, собирающих окурки и бутылки, зимой в мороз чистящих снег возле подъездов, сбивающих сосульки с крыш, или грузчиками на фасовке. Да половина, наверное, предпочтет застрелиться, я уверен не только из-за рутинной работы, сколько из-за чувства униженного и подавленного собственного «эго» именуемого достоинством. – В таких размышлениях продолжал свою работу наш герой.

Цементная пыль стояла столбом, от фасовки и погрузки вновь и вновь подъезжающих авто начиная от маленьких газелей, заканчивая ЗИЛами, КрАЗами, КАМАЗами и другими многотонниками. Витя запевал очередную песню, он так часто делал, и ребята подпевали невпопад и не в ноты, басистым хором. Потом песни сменялись шутками, приправленные фольклорной руганью Вити, направленной то на водителя, что не так припарковался, то на фасовщика, что дал перерасход цемента в мешки, то в сторону проходящей мимо барышни за воротами двора фирмы. Тут царил порок, но в то же время за слоем этого порока проглядывались хорошие мужские качества, такие как трудолюбие, честность, пунктуальность, целеустремленность, мужество, характер, воля, выносливость, взаимовыручка и поддержка.

Давид думал об Инне, он был в приподнятом настроении и выкладывался в полную силу. Только начали погрузку первого автомобиля, а на улице уже стояла длинная очередь грузовиков. Смысл работы заключался в фасовке цемента в мешки, укладку мешков на транспортную ленту, а с ленты на грузовики. Цистерн с цементом было шесть, ребята называли их банками. Цемент, как правило, привозили на выходных, выгружали из вагонов и закачивали в цистерны-бочки. Возле каждой цистерны на пульте стоял человек, который фасовал цемент, ещё один собирал лопатой остатки цемента, который рассыпался под цистернами, и закидывал его в отдельную небольшую бочку, с дальнейшей фасовкой мешков из этой бочки. На погрузку, в зависимости от размеров груженого автомобиля, становилось два три человека, плюс бригадир, который то направлял автомобиль для заезда, стоянки, и выезда, погрузки, и временами фасовки, то подымался на авто укладывать мешки, если нужно было кого-то подменить из членов команды, или те не поспевали. Работа рутинная, тяжелая, но исключительно мужская. В бригаду брали только выносливых и сильных парней.

Первая половина дня проходила, как правило, в интенсивной и монотонной работе. Потом был небольшой перерыв, в который по очереди, по два человека, сменяя друг друга, можно было отобедать, а во второй половине дня, если машин на погрузку становилось меньше, и возникала небольшая пауза, садились передохнуть.

В этот день Давид работал в паре с Ильей Студентом и Петькой. Поначалу Петька не вызывал большого интереса к Давиду, пашет и молчит день ото дня, молчит и пашет. Облако цементной пыли никогда не оседало на рабочем месте ребят, как и не останавливалась работа до самого вечера, это было очень вредно для легких. Ребята, которые работали больше двух лет, кашляли, словно, старики. «Благо Иллюха здесь только на лето». – Думал Давид, он особо проникся к этому парню. Саныч подошел, хлопнул Петьку по плечу, когда ребята спустились с первой погруженной машины:

– Сегодня приедет большой караван машин, нужно будет задержаться после работы, выдержишь?

– Выдержу. – Коротко отвечал Петька, и снова замолкал, потупив взгляд в бетонную стену.

– Этот выдержит. – Ворчал про себя Саныч, и удалялся в сторону склада.

Когда Петька возвращался каждый вечер после работы в «бомжатник» (так он называл те две комнаты их ночлега), доставал из холодильника полуфабрикатный ужин, ел, принимал душ и падал спать, чтобы снова подняться рано утром на работу, словно солдат, идущий в бой. Для него эта жизнь – война, на которой такие как он, Витя бригадир, Политолог (годящийся ему в отцы, но при этом верный друг) и другие ребята не сдавались. Здесь мужики никогда не жаловались друг другу на свою тяжёлую жизнь, Петька учился у них не роптать. Не было смысла жаловаться, когда окружён такими же страдальцами. Петька спал на втором этаже кровати, под заплесневелым потолком, из которого капала вода, в дождливые дни. По выходным приходят новые вагоны с цементом, и из них качают цементный песок в бочки, поэтому вся округа здесь в цементной пыли, и даже простыни, которыми укрывается Петька и мужики. Сетка матраса прогибается, перья в подушке воняют от плесени, соседи по комнате постоянно ссорятся, пьют водку и часто дерутся, приходится быть начеку. Потому что можно получить в пузо ножом, и уже завтра, тебя найдут на обочине дороги, как это случилось с одним гастрабайтером прошлым летом. Но в случае наездов – Петька готов постоять за себя, с детства привык.

«Единственные люди, ради которых, живу – сказал однажды Петька Давиду – это мой брат Витя, который ходит в школу и сестра Валя, которая учится в институте. Матери у нас нет. Батя пьет. Я зарабатываю деньги нам троим, и почти все высылаю им, себе оставляю чисто на сигареты и на еду. А без меня они пропадут. Ради них живу. Пускай хоть у них будет какое-то будущее, если у меня не сложилось». Этими словами, и его трудолюбием, пусть еще молодой, пусть из глубинки и во многих вопросах глупый, этот обычный сельский парень казался Давиду святым.

Мало кто знал, но у Петьки появилась девчонка, с которой он познакомился на набережной, официантка, Таня родом из восточной Украины. После окончания школы приехала на заработки в столицу из села. Отец и мать пьют, и сказали ей, чтобы уже сама зарабатывала себе на хлеб. Пришлось работать. А последний раз, который и стал отправной точкой девушки в город, пьяному отцу не понравилось, как Таня на него смотрит, поэтому он поднял ссору и побил девушку, а мать сказала, что так ей и надо: «Будет знать, где ее место». В тот день Таня покинула жилище и приехала в столицу. Поселилась на некоторое время у подруги-студентки на однокомнатную квартиру, которую та снимала еще с одною девушкой.

«Я поживу несколько дней, пока не найду работу и жилье… – говорила Таня, потому что видела, что подруге ее приезд не очень нравится». Теперь Таня работает официанткой в небольшом кафе на набережной. Поначалу жила в старом съёмном домике, который, с другими девушками официантками снимала у какой-то старухи. Условия жизни были ужасными, воду, чтобы помыться, приходилось греть в кастрюлях на плите, свет выключали, когда шел дождь, потому что стены промокали, как раз в тех местах, где шла проводка, кровля протекала. Тогда девушки зажигали свечи. По вечерам в двери периодически били какие-то пьяные мужики, местные алкаши, но девушки не отпирали. Те матерились, и угрожали, что рано или поздно к ним доберутся. Тогда Тане становилось совсем страшно. Она укрывалась одеялом, скручивалась клубочком и молилась святой деве Марии, чтобы та спасла ее, и её горе родителей. Над кроватью Тани была прикрепленная кнопкой вырезка из журнала. На вырезке было фото молодой семьи: отец, молодая мать и детеныш на руках, завернутый в пеленку. Таня надеялась, что у нее будет счастливая семья. Эта надежда таилась в ее груди, и не давала угаснуть в каменных джунглях. Со временем Таня собрала деньги на более комфортное жилье в другом районе, но жить в городе одной тяжело. Петька рассказал однажды Давиду, что познакомился с ней недавно, когда проходил по набережной, и подошел к кафе перекусить. Теперь у него появился еще дополнительный стимул, создать семью, и съехать на съёмную квартиру, жениться на Тане, если она его не разлюбит к тому времени.

Давид знал, почему Петька остается на вторую смену, и заочно уважал его, за это решение. Этим ребятам некому было помогать, они всего добивались сами, и поэтому их достижения стояли в глазах Давида дороже самого дорогого автомобиля бизнеса и самой дорогой квартиры подаренной родителями избалованному не знавшему трудностей чаду. Их достижения имели вкус потраченных усилий «крови и пота».

«Ничто по настоящему ценное не дается просто – думал Давид, нахмурив брови, устремив сосредоточенный взгляд на Петьку – Иногда кажется, что этот город пытается убить, но потом понимаешь, что он просто стремится воспитать. Мой город – моя семья. В его улицах спрятана моя правда, и правда таких, как я. Маршрутка везет по кровеносным сосудам дорог города, во мне самом закипает кровь. И я дышу, немного легче, с каждым честно прожитым днем честно, ведь в каждом дыхании есть смысл, как и в каждой ноте каждого дня и вечера. А где же сейчас та девчонка Инна? И вспомнит ли обо мне? Придёт ли на встречу?»

Рабочий день продолжался, Петьку перебросили на другой автомобиль на бочку к Жене. Давид остался с Ильей, и теперь внимание Давида переключилось на Студента. Уже в семнадцать лет он полностью обеспечивал себя сам, подрабатывал подсобником на стройках, грузчиком, охранником в магазине. Подработок было много разных, но этим летом парень вернулся на фасовку. Сюда он попал через рекомендацию своего друга, который работал здесь раньше.

Илья был парень худощавый не высокого роста, спортивного телосложения. Давид сразу нашел с ним общий язык, сдружился, и они часто работали в паре. Илья был парень смышленый и неплохо шутил.

Работал он хорошо, его ценили. Да и работать с ним было интересно, он любил поговорить, и, будучи человеком открытым – любил рассказать что-то из своей жизни.

Давид, будучи старше своего товарища, всегда внимательно слушал Студента, и редко находил тему для разногласия или спора, наверное, это тоже сближало их ещё сильнее.

При всей открытости Студента, Давид мало что знал об этом парне, молодые юные люди часто остаются недооцененными старшим поколением из-за своего возраста. Но Давид относился к Студенту уважительно, потому что судил людей по поступкам, и считал, что раз этот парень здесь, он справляется с поставленными задачами, то его можно считать мужчиной. Не зря говорят, не важно, король ты или пастух, будь мужчиной.

Что бы в очередной раз скоротать скучную монотонную работу, Давид начал задавать вопросы Илье. В хорошей беседе тяжелая работа переносилась легче.

– У тебя есть возлюбленная?

– Не знаю, друг. – Отвечал как-то с грустью Илья.

– В смысле не знаешь? Девушка есть у тебя или нет? Или ты еще не решил?

– Да там такая история длинная и запутанная. – Лениво отвечал собеседник.

– Так мы никуда не спешим. Нам целый день мешки кидать. Тем более такая жаркая погода. Нужно пережить все это, и лучше в хорошей и длинной беседе. Согласись.

– Ну ладно, может, посоветуешь что. – Немного помолчав, он начал рассказ. Из-за усилившегося ветра, его никто больше не слышал, кроме Давида, это придало Илье уверенности, и он продолжил – даже не знаю с чего начать. Дело в том, что мне нравилась не одна девушка, я довольно влюбчивый. Но, как идеалист, скорее всего, ищу свою единственную, поэтому, влюбляясь, пытаюсь рассмотреть в каждой ту одну, которую полюблю, и не упущу.

И вот, пожалуй, моя история, может покажется неудачной, может смешной и глупой, но, какая есть.

Первый раз я сильно влюбился лет в тринадцать, дело было летом. Я тогда гостил у своей тети. Там у меня уже была своя компания ровесников, мы проводили время на речке, купались, играли в карты, общались, вечерами устраивали посиделки, длительные прогулки. Были у нас и точки сборки, на территории давно уже не работающей школы, на автостанции, ну и на лавочках у девчонок под дворами. В это село к своей бабушке приезжала также одна девочка, она была старше меня на год, звали её Вика. Причем все называли её Вита. Она мне сразу приглянулась и наши общие друзья – познакомили нас. Она была красива и умна, была отличницей в школе, читала книги, изучала французский язык, умела хорошо и грамотно говорить. А я был обычный сельский разгильдяй, убивающий время за китайской подделкой игровой приставки «Dandy». В школе учился на тройки (тогда ещё по пяти бальной шкале), и особо ничем не интересовался. Чем больше я слушал её, чем больше мы проводили время в общей компании, тем сильнее она мне нравилась. Она сразу заметила, как я смотрю на неё, как смущаюсь когда мы остаемся одни, и ей все стало ясно. Девчонки они проницательные. Я также понимал, что играю в её жизни обычную роль простого друга, с которым ей, скорее всего, интересно то не было. Тем более, я был не тактично навязчив, и часто искал встречи с ней, больше чем она того хотела. Мимо двора не мог пройти что бы не зайти, наивный подросток «пойдем на речку», «пойдем погуляем», «выходи на лавочке посидим» клянчил я. Потом заметил, что начинаю раздражать её, поэтому, немного сбавил обороты. Лето подходило к концу, помню, как мы сидели на лавочке возле двора бабушки нашей общей подруги Юли, упершись спинами в деревянный забор, смотрели на звездное небо и предвкушали окончание наших каникул. От этого всем немного становилось грустно. Было нас там, кажется, человек пять Вика её подруга Юля, моя двоюродная сестра Света, двоюродный младший брат Юли Юра и её двоюродная сестра Лена и я. А Вика всегда любила придумывать разные игры, философские беседы. И теперь она задала нам вопрос:

– О чем вы мечтаете? Как бы вы хотели, что бы сложилась ваша жизнь? – это был хороший вопрос, и мы, подростки как оказалось, не задумывались об этом раньше. И, конечно, все начали фантазировать и сочинять на ходу.

– Я хочу стать певицей, заявила моя кузина. Хочу хорошо зарабатывать, жить в Америке, купить себе большую квартиру, и помогать родителям деньгами.

– Ты бы хотела жить в Чили? Или может на Кубе? Может быть в Канаде? – уточняла Вика.

– Нет, я бы в Америке хотела жить, я же сказала. – Возмущаясь за непонимание кузина. Но Вика все понимала, о какой стране говорила Света, ей просто хотелось её подколоть:

– Ты, наверное, имеешь в виду США, местом жительства?

– Ну, да, я же сказала, Америка.