Клетка без выхода

– ...Авторитет ему поднять захотелось! – возмущался менее пострадавший скиталец, обращаясь к собрату по несчастью. – Ты хоть успел понять, против кого мы с тобой клинки обнажили?.. – Второй раненый не ответил, поскольку от потери крови находился в полуобморочном состоянии. Но товарищ продолжал разговаривать с ним как ни в чем не бывало: – Теперь доволен? Будешь знать, как бросать вызов маэстро фехтования!.. «Давай, Броуди, пощупаем этого ублюдка! Ишь ты, хламиду нацепил, наверное, драгоценности под ней прячет!..» Твои слова, Зальц? Твои, не отпирайся!..

Зальц и не отпирался. В его состоянии требовалось уже не спорить, а молить Баланс дать шанс дожить до прихода лекаря.

– Ну и кто кого в конце концов пощупал? – продолжал ворчать Броуди. – Проклятье, надо было еще полгода назад разорвать с тобой соглашение! И не пришлось бы тогда перед всем миром позориться! Оружие потеряли, сами едва ноги унесли!.. Вот взял бы да сам тебя прикончил, урода... Эй, Зальц, чего примолк? Ты живой? Не вздумай умирать – ты мне еще тысячу монет должен!..

Зальц с трудом разлепил веки и еле слышно прохрипел что-то похожее на ругательство. Мысли его были сейчас заняты явно не долговыми обязательствами.

– Неудачный день, респетадос? – приблизившись к страдальцам, вежливо полюбопытствовал я.

– Проваливай, тонто! – огрызнулся Броуди. Грубо, но в его состоянии простительно. Хотя другой скиталец на моем месте не проявил бы великодушие и закрепил для этой парочки урок, который она плохо усвоила при покушении на маэстро фехтования. – Если хочешь заштопать свою дырявую шкуру, приходи завтра. Анна сегодня на всю ночь наша!

И уныло осклабился собственной шутке.

– А где она? – спросил я.

– Да кто ее знает! Полдня уже где-то шляется! – раздраженно бросил Броуди, морщась от боли в истерзанном вражеским клинком теле. – Может, выхаживает кого, а может, Фило во дворце ублажает. Придет, куда она денется... Но ты учти: полезешь без очереди, кишки выпустим без разговоров. Не смотри, что мы малость порезанные – это так, мелкое недоразумение, пара лишних шрамов на память... Я всю жизнь в дуэлях провел и еще не одному болвану уши обстригу...

– Нет проблем, респетадос, – пожал я плечами. – Верю на слово. И часто Анна в таких отлучках бывает?

– Вообще-то, впервые с ней такое, – признался Броуди, польщенный моей учтивостью. – На два, на три часа иногда уходит, но в основном дома практикует. Что ни говори, а лекарь она отменный.

Идти проверять, действительно Анна отсутствует или нет, смысла не было. Истекающие кровью неудачники-дуэлянты наверняка уже отбили о дверь этого дома все кулаки. Я оставил скитальцев в покое и направился дальше по улице, но дойдя до первого же проулка, свернул в него. Строения в этом квартале фуэртэ Транквило стояли впритык друг к другу и имели общие задворки. Попасть на них не заходя в дома можно было только через подобные узкие проулки. Запомнив, каким по счету в ряду зданий идет дом лекаря, я миновал несколько одинаковых, как вспаханные поля, задних двориков и уже через минуту находился у черного хода особняка Анны.

Поднявшись на крыльцо, я подергал дверь за ручку: заперто. Не став стучать и в этот раз, я извлек из ножен свой короткий тесак – универсальный инструмент для всего на свете, в том числе и для взлома не слишком крепких дверей, – а затем огляделся по сторонам и, не обнаружив свидетелей, принялся ломать замок. Раз дома никого нет, то и бояться нечего, но, если лекарь прячется даже от нуждающихся в срочной помощи пациентов, неизвестно, кого сейчас должна сильнее мучить совесть – Проповедника или Анну.

Меня спасла старая грабительская привычка – ломать замки, стоя в целях безопасности сбоку от дверного проема; Арсению Белкину приходилось хаживать на дело, зная, что будущие жертвы подготовлены к визиту недоброжелателя. Не успел я еще вклинить лезвие тесака в дверную щель, как за дверью грохнул выстрел и в ней, на уровне моей головы, образовалась дыра размером тоже примерно с голову. Щепки картечью вылетели из пролома, а оконное стекло в доме напротив зазвенело, разбитое прошившим дверь навылет зарядом крупной дроби. Что ж, каков гость, таково и гостеприимство; на иное с моими манерами рассчитывать не приходилось.

Однако раздавшийся за дверью отвратительный булькающий голос принадлежал явно не Анне.

– Только сунь сюда нос, Проповедник, и я сверну ей шею! – пригрозил голос, хозяин которого, очевидно, высмотрел меня сквозь щели в занавесках еще у парадного входа. – Понял или нет? Я тебя спрашиваю!

Я не отвечал; вернув тесак в ножны, извлек из-под плаща «Экзекутор», а затем резким движением заглянул в пролом и столь же быстро отпрянул назад, к стене.

Увиденного за секунду вполне хватило, чтобы оценить ситуацию. Анна находилась дома, но отказывалась принимать больных не по своей прихоти. Улизнувший от проповеди одержимый – с такими особыми приметами его и в полумраке опознаешь – опередил меня и появился здесь, как и предсказывалось. Пират захватил Анну в заложники и, вероятно, намеревался уединиться с ней до тех пор, пока у него не зарубцуется рана на черепе. В данный момент почуявший угрозу пират держал заложницу за шею, а в другой руке у него был помповый дробовик, вероятно, реквизированный у хозяйки. Только в сложившемся положении это грозное оружие обладало одним крупным недостатком. Впрочем, одержимый уже сам об этом догадался.

– Перезаряди! – рявкнул он на Анну, продолжая удерживать на прицеле дверь. – Быстрее, сука!

Женщина подчинилась. Перезаряжающий механизм дробовика клацнул, и мне пришлось оставить намерение ворваться в дом – не хотелось из-за спешки лишиться головы. Угрозой свернуть заложнице шею меня было не остановить. Повторное бегство одержимого могло повлечь за собой не один десяток свернутых шей. Плохо только, что город останется без лекаря, но в мире, где правит Баланс, такие социальные перекосы исправлялись быстро – у многих травников имелись талантливые ученики.

– Идиот! Забирай оружие и беги, пока цел! – гневно прошипела Анна. Она, наверное, была наслышана о моей беспринципности при отлове строптивой «паствы». – Беги и не останавливайся! Когда же вы, недоумки, наконец поймете, что время ваших безмозглых развлечений давно прошло!

Или одержимому почудилось, что я пошел на штурм, или у него просто дрогнул на спусковом крючке палец, но второй выстрел, напрочь снесший верхнюю часть двери, грянул совершенно беспричинно. Он-то и стал для меня командой к атаке. Я сшиб ногой оставшийся дверной обломок и ворвался в дом со штуцером на изготовку. Во мне еще теплилась надежда на то, что я успею предотвратить трагедию.

Одержимый и заложница уже не маячили возле выхода. Звуки возни раздавались из-за угла коридора. Пират, кажется, решил последовать совету лекаря и тащил ее к парадному входу, намереваясь прятаться за живым щитом, пока не доберется до двери. Одержимый и стрелял лишь затем, чтобы припугнуть меня и отыграть несколько секунд.

– Дергай, сука! – вновь потребовал он от Анны оказать ему услугу. Не знай я, чем они там в действительности занимаются, мог бы вообразить какую-нибудь скабрезность.

Я скинул плащ, после чего бросился на пол и, скользя на сминаемом в гармошку половике, выкатился в коридор следом за отступающей парочкой. Прямо перед моим носом упала стреляная гильза – Анна только что снова перезарядила своему пленителю оружие.

Что ни говори, удобно с таким неполноценным черепом прикрываться заложником. Макушка пирата, которая должна была высовываться из-за головы женщины, могла бы стать подходящей мишенью для меткого стрелка, но отсутствие у одержимого куска черепа уравняло в росте похитителя и заложницу. Бесспорно, за истекшие сутки голова одержимого слегка увеличилась, однако до обретения прежней формы ей было необходимо «дозревать» еще как минимум три дня.

Я не собирался повторно калечить ублюдку голову. Благодаря вышеописанному маневру, я очутился перед пиратом в неожиданной позиции для стрельбы – лежа на боку. Выкатись я в коридор мгновением раньше, успел бы и вовсе, извиняюсь, заглянуть Анне под юбку. Дробовик одержимого искал цель гораздо выше.

При моем внезапном появлении женщина испуганно взвизгнула, будто узрела на полу не меня, а мерзкую крысу. Этот естественный женский испуг оказался очень своевременным. Повиснув на руке одержимого и поджав ноги, Анна невольно открыла мне... нет, не то, что скрывалось у нее под юбками, а лодыжки своего похитителя – в моем положении самые удобные цели...

Пуля четвертого калибра – это звучит убедительно и в моем родном мире, и в Терра Нубладо. Перед сногсшибательным «очарованием» этой свинцовой малышки невозможно устоять в прямом смысле слова. А тем более устоять, когда каждую из твоих лодыжек целует такая красавица. Я выстрелил по ногам одержимого из обоих стволов поочередно. Пират взвыл и замахал руками, пытаясь удержать равновесие на подрубленных конечностях. Однако сделать это было для него уже физически невозможно, а повисшая у него на руке Анна лишь ускорила падение обезноженного врага. Запоздало выпущенная им третья пуля ушла в потолок, а угроза свернуть заложнице шею так и осталась лишь на словах.

Едва Анна и придавленный ею пират рухнули на пол, я без промедления ухватил ее за лодыжку и рванул на себя, вырывая хозяйку из лап похитителя. Перепуганная женщина опять завизжала и начала брыкаться, чем только ускорила собственное освобождение. Удержать ее было нелегко, но я все же успел оттащить заложницу подальше от корчившегося врага.

Одержимый безумно вращал глазами, яростно рычал, брызгал слюной и заливал пол кровью из грубо ампутированных ног. Кровь брызгала и на стены: пират в ярости дрыгал конечностями, желая вскочить и кинуться в драку. А может, убежать. К сожалению для него, он свое уже отбегал. Но даже сейчас пират не орал и не впадал в шок – одержимость Величием продолжала подавлять его нечеловеческую боль. Жажда жизни подстегивала одержимого. Собравшись с силами, он вскочил на четвереньки и пополз к двери. Не сомневаюсь, что адепт Дисбаланса добрался бы в таком состоянии даже до моря Встречного Ветра, только я не позволил пирату пересечь порог этого дома.

Одержимый сопротивлялся, но после всего случившегося разве это было сопротивление? Обычное трепыхание рыбины, брошенной на разделочный стол...

«Откровение четыреста пятьдесят пять открыто!» – последние слова, которые расслышал одержимый, прежде чем его тело свела судорога, а дыхание перехватило. Когда же оно вновь пришло в норму, принявший Воздаяние пират сделал лишь десяток вдохов. На большее у пирата не хватило сил, которые улетучились из него, словно воздух из пробитой на выстрел шины. Взгляд бывшего одержимого потух и остекленел, а последняя вялая судорога прекратилась.

– И это все? – раздался у меня за спиной дрожащий голос Анны. Пока я читал проповедь, она приходила в себя, сидя на полу и с опаской наблюдая за моими действиями.

– Что – все? – не оборачиваясь, переспросил я, массируя виски – это помогало восстановить душевное равновесие после проповеди. Вроде бы привычное занятие – утихомиривать мятежные души, – но возбуждение после него всегда будоражило кровь, как в первый раз. Только, в отличие от секса, удовольствия в том возбуждении не было в помине. Наоборот, в последнее время я все чаще боялся, что после такой нервной перегрузки меня долго, если вообще не окончательно, не потянет к женщинам.

– Твой ритуал... – уточнила Анна. Ее продолжало трясти, но она старалась держать себя в руках и ей это, надо признать, удавалось. – Откровение, или как его... Я полагала, что изгнание одержимости происходит иначе. Драматичнее, что ли. Ведь это не какой-нибудь обыденный обряд, вроде похорон, а настоящее мистическое таинство – такая редкость для нашего мира.

– О каком драматизме ты толкуешь? – буркнул я, оставляя тело одержимого в покое и поднимаясь с колен. – Мне что, надо было петь ему обрядные песни и устраивать вокруг него ритуальный танец, воздавая хвалу Балансу?

Только теперь я обернулся и посмотрел на Анну...

Женщины Терра Нубладо безусловно заслуживают того, чтобы посвятить им не несколько скупых строк, а целую книгу. Если бы от меня потребовали полюбить этот проклятый мир в обязательном порядке, я полюбил бы его только из-за женщин. К ним силы Баланса проявляли просто безграничное великодушие. Эталонной красотой местных женщин Баланс словно уравновешивал ту чашу весов, которую тянули вниз угрюмость ландшафтов, осточертевший туман и порядки, плохо способствующие мирному существованию. Весомый получался противовес. Даже такой обиженный на всех и вся бродяга, как я, начинал радоваться жизни, когда оказывался в компании представительниц прекрасного пола. В большей степени это касалось очаровательных скиталиц.

Выделять в их описании такие черты, как красота, грация и обаяние, было излишне. Каждая из скиталиц олицетворяла собой если не воплощение всех вышеперечисленных качеств, то близкий к идеалу образец. Причем неважно, сколько образцу было лет. Вольному образу жизни все возрасты покорны – это правило распространялось и на женскую половину местного населения. И хрупкие девушки, едва вышедшие из подросткового возраста, и зрелые женщины, в чьих волосах уже проглядывалась седина, скитались по миру наравне с мужчинами и требовали к себе не меньшего уважения. Кто отказывался считаться с их требованиями, мог крепко об этом пожалеть. Прекрасные леди стреляли и фехтовали ничуть не хуже джентльменов, а дамские альянсы были на редкость сплоченными и иногда существенно влияли на политическую обстановку. Я лично встречался с двумя диктаторшами, за обаятельными улыбками которых скрывалась такая сила духа, какой порой не обладали и одержимые. И все это непременно в сочетании с дьявольской красотой... В моем родном мире я побаивался и недолюбливал таких женщин, здесь пришлось научиться их уважать.

Пожив немного в Терра Нубладо, я выявил еще одну любопытную особенность: скиталицы не старели, по крайней мере внешне. Доживая до возрастного предела, за которым начинается столь пугающее женщин увядание, красавицы туманного мира словно замораживали для себя ход времени, продолжая оставаться на пике своей красоты. Возраст читался у них только в глазах, однако это лишь усиливало женские чары: сногсшибательная внешность в сочетании с умудренным взглядом... Этого было вполне достаточно, чтобы заставить неровно дышать даже хладнокровного Проповедника.

Нашего же брата-скитальца старость била безо всяких поблажек, но била толково – не превращала в немощных развалин, а лишь закаляла. Мы старели, как хорошее вино – во многом это шло нам только на пользу. Морщины и шрамы чеканили наши лица, головы седели либо лысели, фигуры теряли стройность и становились кряжистыми. Но спасибо Балансу: глаз оставался точным, а рука не дрожала. Такой старости можно было не бояться, только далеко не всем скитальцам довелось побывать в шкуре матерого ветерана. До седой бороды доживал редкий пилигрим – счастливчик, который избежал клинков и пуль, не поленившись в молодости достичь совершенства в искусстве выживания. Либо это был невероятный приспособленец, наподобие маэстро Гвидо, обладавший достаточной гибкостью ума, чтобы вовсе обходиться в этом мире без оружия.

С оседлыми все обстояло иначе. Среди них было полно и согбенных древних старух, и дряхлых старцев, разве что, как я уже напоминал, обладающих на зависть крепким здоровьем, не соответствующим их преклонным годам. Что вынуждало оседлых стареть по совершенно отличным от скитальцев критериям? Неужели причина крылась только в различных укладах жизни? Впрочем, эта загадка имела гораздо больше логичных объяснений, нежели причуды местной воды и вечный туман на горизонте.

Во взгляде Анны читался ум, что было вполне естественно для скиталицы, избравшей непопулярную среди бродячего люда стезю лекаря. Легкомысленная дурочка не тратила бы время, постигая науку приготовления из трав целебных зелий – такая женщина нашла бы себе более увлекательное занятие. Анна была уже не молода, но выглядела так, что в сравнении с ней меркла половина фотомоделей моего родного мира. Светлые волосы, выдающие в ней уроженку севера; короткая прическа «а ля Жанна д’Арк», больше характерная для воинственных амазонок; миловидное лицо, чувственные губы, роскошная фигура... В общем, сплошные достоинства и никаких недостатков. Женщина моей мечты, как и остальные полсотни, встреченные мной за день...

– Ты цела? – поинтересовался я на всякий случай, хотя видел, что Анна не пострадала. Да и заработай она пару синяков, выведет их за пару минут своими снадобьями. Но спросить все равно необходимо: незачем оставлять о себе негативные впечатления.

– Надо же, какой он теперь заботливый! – уперла руки в бока Анна. – Не слишком ты обо мне переживал, когда по этому мерзавцу стрелял! Мог ведь и промахнуться! Я слышала, такое уже бывало.

– Бывало, – признался я. – Но попадаю я все-таки чаще...

Входная дверь затряслась от ударов, и уже знакомый голос неудачливого дуэлянта Броуди взволнованно прокричал:

– Эй, есть кто живой?! Анна, что у тебя за пальба?! Открывай, а то вся улица сбежится! Анна, ты в порядке? Слышишь или нет? Помощь не нужна?..

– К тебе пациенты, – кивнул я на дверь. – Между прочим, полдня уже порог обивают.