Клетка без выхода

Я тоже не собирался совершать такой самоубийственный поступок. Тринадцать агрессивных и хорошо вооруженных одержимых – давненько мне не приходилось сталкиваться со столь серьезной угрозой. Уже случалось, что при большом количестве «паствы» мои проповеди затягивались на несколько дней, а то и неделю. Иногда одержимым удавалось удрать от меня, и я пускался в погоню, бегая за ними как угорелый; иногда приходилось отступать самому, чтобы зализать раны. Но не было случая, чтобы я не доводил проповедь до конца.

Я планировал для начала отрезать Твердолобому путь к отступлению, а уже потом заняться им и его сворой. Мне действительно предстояло сыграть с Либро партию в калибрик, правда, начнется она не по правилам – со столкновения массивных фигур и при солидном перевесе одной из сторон.

Что ж, противник вывел свои фигуры на позиции, теперь подошел черед делать ответный ход...

Оставленные на катамаране пираты перезарядили мортиры и замерли возле них, прикрывая ушедших к «Гольмстоку» товарищей. Я же тем временем прокрался вдоль берега вверх по течению – туда, где заросли подступали вплотную к реке, – нырнул и поплыл под водой к пиратскому судну. Точнее, даже не поплыл, а, сберегая силы, отдался воле волн, которые никак не могли пронести меня мимо широкого катамарана.

Для пущей устойчивости «Рабиосо» – так называлось пиратское судно, – вся его артиллерия располагалась на палубе, что соединяла две ланчи в катамаран. Сами ланчи предназначались в основном для складирования награбленного товара. Поэтому шайка и пользовалась катамараном. Обычная ланча никогда не вместила бы столько добра, сколько стало доставаться Либро с приходом к нему феноменального везения.

Упершись руками в скользкие доски и нащупав выступ, за который можно было уцепиться, я осторожно высунул голову на поверхность и отдышался. Сейчас канониры не могли меня заметить – я вынырнул аккурат промеж ланч, под соединяющей их палубой. Палубные доски были подогнаны друг к другу не слишком плотно, и в щели между ними я имел возможность следить за обоими пиратами. Они продолжали находиться возле орудий и скорее всего будут торчать там до тех пор, пока Либро не подгонит сюда «Гольмсток» для перегрузки добычи. У меня еще имелось в запасе время, но медлить все равно было нельзя.

Вынырнув, я едва не стукнулся затылком о расположенный под палубой поворотный механизм мачты. Для его обслуживания в настиле был пропилен небольшой люк, которым я и воспользовался для проникновения на борт «Рабиосо». Люк размещался у подножия мачты, то есть прямо посередине палубы, а значит, мне предстояло выбирать, кем из канониров заняться в первую очередь. Использовать «Экзекутор» я не мог: во-первых, после купания требовалось несколько минут для просушки патронов, а во-вторых, было рановато привлекать внимание Твердолобого.

Я подтянулся на крепежной распорке и прильнул глазами к щели в люке, оценивая ситуацию. У канонира, который обслуживал кормовое орудие, на поясе болталась кобура с револьвером. Второй был вооружен карабином, прислоненным к борту в двух шагах от пирата. Головорез с револьвером выглядел проворнее, к тому же он стоял к люку боком, а его товарищ – спиной. Проблема выбора приоритетной атаки отпала сама собой.

Набрав в рот воды, я плюнул ею на петли люка, дабы те не скрипели, подождал несколько секунд, после чего быстро, но без стука, распахнул люк и мягко, по-кошачьи выскочил на палубу. На меня падала тень от паруса, что также способствовало маскировке. Время раздумий закончилось, теперь все решали скорость и выверенность действий...

Ощущаю себя охотящейся пантерой... Четыре шага до первого одержимого, четыре быстрых бесшумных шага... Я понемногу забираю вправо – атаковать необходимо не с бока, а со спины. «Экзекутор» оставлен мной у люка, поэтому руки совершенно свободны. План атаки определен, и даже если жертва начнет дергаться, он не изменится. А жертва непременно забеспокоится – пусть я и предельно осторожен, не заметить меня трудно. О втором одержимом я на несколько секунд забываю – если все пройдет как надо, он так и останется стоять спиной ко мне. Если нет – пока развернется на звук, пока осознает, что происходит, пока подберет карабин... В любом случае я окажусь возле него вовремя.

Канонир у кормового орудия замечает меня боковым зрением, когда я нахожусь от него в двух шагах. Рука канонира устремляется к револьверу... Проворный малый, надо отдать ему должное. Он успевает ухватиться за рукоятку, однако моя левая ладонь ложится поверх его руки и не позволяет выхватить оружие из кобуры. Правой рукой я затыкаю одержимому рот и крепко прижимаю к себе. Ухо пирата оказывается в паре сантиметров от моих губ...

– Воздаяние четыреста сорок три открыто! – произношу я быстрым шепотом. Одержимый хочет вырваться из моих объятий, но после первых же слов Откровения дыхание его перехватывает, словно он получает удар под дых. Глаза пирата едва не вылезают из орбит, а тело бьется в судорогах. Я крепче прижимаю собачку бойка его револьвера, поскольку одержимый может конвульсивно нажать на спуск.

Пока все идет как положено. Проповедь начата, и реакция «пациента» вполне нормальная. Завершить Откровение можно и позже – вмиг утративший волю одержимый будет пребывать в таком состоянии сколь угодно долго. Однако оружие у него надо от греха подальше отобрать.

Я отнимаю у пирата револьвер, а его самого роняю на палубу, пнув под сгиб колена. Этот противник мне больше не угрожает. Сейчас он балансирует между жизнью и смертью – именно так я называю состояние одержимого в момент проповеди. В какую сторону затем сместится баланс, решать опять же мне. Но чуть позже, поскольку меня уже поджидает следующий «пациент», внимание которого привлекает звук упавшего на палубу тела...

Теперь расстояние до жертвы в два раза больше – восемь шагов. Но на практике получаются все десять. Заметив, через какое плечо начинает поворачиваться на звук канонир носового орудия, я изменил вектор атаки и стал подкрадываться к жертве таким образом, чтобы все время держаться у нее за спиной. Получалась не прямая, а огибающая мачту дуга, зато тень от паруса снова пришла мне на выручку. Второй канонир вовсе не обнаружил угрозы; все, что он успел, так это окликнуть лежащего без чувств товарища. После чего поперхнулся собственным криком и забился в конвульсиях, будто я не шепнул ему на ухо слова Откровения, а ошарашил электричеством...

– Воздаяние четыреста сорок четыре открыто! Внемли Проповеднику, одержимый Величием! Ощути истинную силу Баланса! Покорись его воле и вернись в этот мир кротким и полностью прощенным! Изгони из себя мятежный дух Дисбаланса! Он толкает тебя на неверный путь, умножает скорбь и разрушает твою жизнь. Сорви пелену с глаз, ужаснись плодам своих деяний и прими Воздаяние! Баланс милостив! Он прощает тебя и дает последнюю возможность изменить свою судьбу к лучшему и вернуть уважение братьев твоих! Слова Откровения просты, но именно в простоте их несокрушимая сила! Прислушайся к ним, одержимый, ибо, не сделав этого, ты будешь отвергнут Балансом и никогда не вернешься под его покровительство...

Усмиренный во мне бунтарь Арсений Белкин всегда удивлялся, каким образом Проповеднику удается без запинки выдавать на-гора подобный бред. Слова вырывались из меня бешеной скороговоркой, я едва успевал их осмысливать. Белкину на трезвую голову такое на ум точно бы не пришло. С Откровением я буквально преображался, даже мой голос менялся до неузнаваемости, становясь холодным и отстраненным, почти механическим. В преображенном Проповеднике уже мало оставалось и от скитальца Терра Нубладо, и от прежнего человека. Если честно, я даже побаивался себя в новой ипостаси. Неконтролируемая речь – еще куда ни шло; меня беспокоило, как бы однажды она не перешла в неконтролируемые поступки.

Но удивляться здесь было бы нечему. Как говорил маэстро Гвидо, Откровение было ниспослано мне вовсе не для личного пользования, наоборот – это я придавался в услужение Откровению. И если в ходе следующей проповеди силы Баланса потребуют, чтобы Проповедник прошелся перед одержимым на голове, не сомневайтесь: пройдусь, никуда не денусь, пусть отродясь не занимался циркачеством. Не хочешь – захочешь, не можешь – помогут... Впрочем, далеко не все так плохо, как кажется. Обидно быть простой марионеткой, а участь избранной марионетки все же более почетна.

– Воздаяние четыреста сорок четыре закрыто! – доложил я не то силам Баланса, не то оставленному в покое бывшему одержимому. Сейчас в ногах у меня валялся и приходил в чувство обычный человек. Внешне он ничем не отличался от прежнего одержимого, однако взгляд его уже не пылал огнем презрения, характерным для всех одержимых Величием. Человек зябко дрожал и больше не намеревался оказывать сопротивление. Пользы от него пиратам, как от вояки, отныне было мало. Любой из оседлых легко одолел бы его даже на кулаках. Деморализованный флибустьер отлично понимал это и потому вел себя тише воды ниже травы.

Избавленному от одержимости давался второй шанс начать жизнь заново и вновь заработать уважение, выбрав себе занятие по душе. Вплоть до того же самого пиратства, но по законам Терра Нубладо. Воздаяние, которого так испугался самоубийца Кастор, возвращало одержимого к некой точке отсчета, лишая его физических сил, воли и как следствие этого – авторитета. Баланс забирал у провинившегося перед ним скитальца все, кроме жизни, но на фоне утраченного он лишь сильнее начинал дорожить оставшимся богатством.

Грубо оттолкнув пирата, я отнял у него винтовку, а затем поспешил к его бьющемуся в судорогах товарищу. «Четыреста сорок третий» срочно нуждался в душеспасительных словах Откровения. Я еще не подозревал, какие именно слова скажу этому человеку, но знал – как только я открою рот, дабы завершить проповедь, слова сразу отыщутся. Любопытно, испытывают ли аналогичное озарение священники моего родного мира, когда проповедуют перед паствой? Или столь всепроникающее вдохновение присуще лишь тому, кто не верит, а действительно знает, что он является рупором высших сил?

Удачным выдалось начало для тяжелой проповеди, однако мой первый ход в этой партии еще не закончен. Я захватил «Рабиосо» и теперь собирался использовать трофейное судно для реализации дальнейших планов.

– Поставьте парус и можете проваливать! – приказал я едва оклемавшимся пиратам. Ни один из них не посмел мне перечить. Двигаясь словно сомнамбулы – сказывалось-таки моральное и физическое истощение после Воздаяния, – «амнистированные» взялись поднимать спущенный парус, а я тем временем выбрал якорь. Вялый ветер кое-как расправил и надул парусину, и снявшийся с якоря «Рабиосо» двинулся вдоль берега, постепенно удаляясь от заводи. Выполнившие приказ пираты попрыгали за борт, доплыли до мелководья и кинулись к ближайшим кустам. Возвращаться к Либро после такого прокола они, естественно, не собирались.

Без поддержки гребцов «Рабиосо» будто сам избавился от одержимости. Теперь катамаран еле-еле справлялся с течением, не в пример тому, как стремительно он блокировал выход из заводи. Планируй я бегство, курс против течения явился бы крайне неудачным вариантом. Проще было бы удирать в сторону фуэртэ Транквило. Я мог и сейчас пустить катамаран в том направлении, однако тогда пираты бросились бы в погоню на «Гольмстоке» и это не позволило бы мне использовать против них палубную артиллерию – топить ланчу Инода я не имел права. Двинув под парусами против течения с малой скоростью, я рассчитывал на то, что одержимые решат догнать убегающий «Рабиосо» по берегу. Тут-то и настанет мой черед делать следующий ход в этой партии...

Пока одержимые не объявились, я проверил артиллерию и, к своему удовольствию, обнаружил в ящиках с боезапасом снаряды со шрапнелью. Перезарядив обе мортиры, я подобрал просохший «Экзекутор», заткнул за пояс трофейный револьвер, положил под руку карабин и притаился за мачтой. Выходить на позицию к орудию было рановато – ребята Либро глазастые; заметят на палубе Проповедника и уже не полезут в бой очертя голову. Тогда моя контратака утратит внезапность. А так пусть думают невесть что о сбежавшем «Рабиосо» – все равно об истинной причине его бегства пиратам не догадаться.

Неприятный сюрприз ожидал Либро и компанию: пока одно богатство шло шайке прямо в руки, другое, давно принадлежащее ей, вдруг исчезло. Поэтому томиться в ожидании мне пришлось недолго. Ребята Твердолобого быстро заметили пропажу «Рабиосо» и высыпали на берег, не успел еще катамаран отдалиться от заводи. Прибежали не все – я насчитал только семерых. Сам Либро с тремя пиратами остался у «Гольмстока», переложив проблему на плечи соратникам. Видимо, Твердолобый счел ее несущественной и решил не отвлекаться от исследования захваченной ланчи. Опрометчивое решение капитана флибустьеров в конечном итоге и упростило мне проповедь.

Дни Либро были сочтены в любом случае. Однако, не раздели Твердолобый силы, бегать бы ему на воле еще неделю-другую – задачку мне подбросили не на день работы, это точно. А так все утряслось за какие-то четверть часа, правда, ради этого пришлось изрядно попотеть. У меня было достаточно информации о Твердолобом, чтобы вычислить, каким «букетом заболеваний» страдают он и его шайка: нечеловеческие сила, быстрота и меткость, а также феноменальная живучесть, что позволяла одержимому вести бой даже будучи пронзенному насквозь или лишенному конечности. К живучести прилагалось ускоренное восстановление здоровья. Смертельные раны у таких одержимых затягивались буквально на глазах, что делало эту категорию приверженцев Дисбаланса практически неистребимыми.

Мне уже доводилось читать проповеди одержимым со сквозными дырами в головах, что не мешало этим скитальцам находиться в полном сознании и бранить меня на чем свет стоит. Раньше Арсению Белкину такое могло лишь присниться в кошмарах. В Терра Нубладо подобные ужасы являлись пусть из ряда вон выходящей, но реальностью. Попадания ружейных пуль четвертого калибра казались для этих одержимых лишь крепкими кулачными ударами, и потому больше всего надежд я возлагал на шрапнель – для неистребимого она была равносильна удару уже не кулаком, а как минимум лошадиным копытом. Однако следовало помнить, что в запасе у меня всего два выстрела, произвести которые было необходимо один за другим – если пираты мгновенно сориентируются в обстановке и рассеются по берегу, пользы от шрапнели будет мало.

Преследователи бежали вслед за катамараном и выкрикивали имена товарищей, которые должны были оставаться на борту «Рабиосо». Я не высовывался, дожидаясь, пока семерка пиратов войдет в реку. Теперь им было сложно допрыгнуть до катамарана с берега – «Рабиосо» отнесло от него на порядочное расстояние.

Проклиная бесследно сгинувших канониров, пираты гурьбой ринулись в воду и поплыли на перехват собственного судна. Судя по угрожающим воплям, прошляпившей катамаран парочке лучше было бы вообще не показываться приятелям на глаза.

Едва последний из семерки пустился вплавь, я покинул укрытие, подскочил к кормовой мортире, навел ее на группу пловцов и рванул спусковой рычаг...

Чем хороша корабельная артиллерия, так это своей недюжинной мощью. В отличие от своих сухопутных аналогов (за исключением громоздких осадных орудий), призванных выкашивать пехоту и конницу, корабельные мортиры прежде всего предназначались для разрушения деревянных судовых корпусов. Шквал шрапнели, который вмиг очистил бы палубу того же «Гольмстока» от такелажа и живой силы, накрыл барахтающихся в воде пиратов, будто пригоршня гальки – стайку водомерок. Шрапнель вздыбила воду и изрешетила плывущих первыми одержимых, поотрывав кое-кому их них конечности, а одному даже снесла голову. Замыкающие команду пловцы от неожиданности прекратили грести и забарахтались на месте, чем только упростили мне наведение носового орудия, до которого я добежал, едва смолкло эхо первого выстрела.

Уцелевшие одержимые хотели кинуться врассыпную, но не успели выплыть из зоны поражения смертельного града, что повторно обрушился им на головы. Снова вода вскипела бурунами – так, словно на дне реки в этот момент проснулся вулкан...

Внушительными пушками разжился в свое время Либро; явно реквизировал их у диктаторских мерсенариев – простым негоциантам вряд ли кто-то продал бы такую артиллерию. Отведавшие шрапнели, искалеченные и оглушенные, пираты покачивались на волнах, окрашивая воду кровью. Было чертовски жаль, что враг разделил силы – зарядов двух мортир с лихвой хватило бы, чтобы утихомирить всю шайку Твердолобого, бросься она за мной в полном составе. Рассчитывать на пушки было уже нельзя. Везение не бесконечно, и теперь Либро не допустит ошибки, ринувшись в лобовую атаку на собственную батарею.

Я понятия не имел, сколько у меня в запасе времени до прибытия Твердолобого и остатков его банды. Однако было совершенно очевидно, что извлечь пострадавших из воды и прочесть им проповеди я не успею. Впрочем, двум пиратам проповедь была больше не нужна. Откровение не воскрешало безголовых, так что эту парочку следовало списывать в разряд неизбежных потерь. Отращивать головы одержимые, к счастью, тоже еще не научились, а вот воевать без руки или ноги для них – явление привычное. Но пока пострадавшие пребывали в шоке, можно было оставить их в покое. Мне требовалось хорошенько подготовиться к встрече с целыми и невредимыми пиратами, а не отвлекаться на их собратьев, временно выведенных из строя.

Я возвратился на корму и вывернул штурвал в сторону берега. Катамаран навалился на правый корпус, после чего на всей скорости, что ему удалось набрать, вылетел на прибрежную отмель и зарылся в песок. Меня швырнуло грудью на штурвал, и только благодаря этому я устоял на ногах.

Плаванье выдалось коротким, но захватывающим. За какие-то десять минут мне довелось побывать в ролях капитана, канонира, а если вспомнить, как я проник на борт, то и пирата тоже. Я с детства обожал читать Сабатини и Стивенсона и потому мог полагать, что в это утро воплотил в реальность некоторые свои детские фантазии.

Я планировал, что мне все-таки хватит времени перезарядить носовую мортиру, которая была нацелена на берег, однако скорое появление врага скомкало все планы. О перезарядке пришлось забыть – четверка одержимых приближалась чересчур резво. Гигант Либро угадывался издалека. Он рассредоточил пиратов по берегу, заставив их выстроиться в редкую дугообразную цепь. Правофланговый атакующий пробирался уже по кустам, левофланговый хлюпал сапогами по мелководью, а сам Твердолобый, направив фланги вперед, продвигался по центру. Флибустьеры отрезали мне пути к отходу, намереваясь не дать покинуть «Рабиосо».

Четверо одержимых на одного Проповедника – это уже не тринадцать, как перед началом игровой партии. Такой расклад был для меня привычным, и если кому следовало сейчас задуматься о бегстве, то точно не мне.

Бой на короткой дистанции – проксимо-бой, – помог мне снискать добрую половину моей жуткой славы. Квинт преувеличивал: я не имел права претендовать на титул «маэстро» в этом специфическом ремесле, потому что никогда ему не обучался. Как и Откровение, искусство стрельбы было привито мне с первой минуты загробной жизни, и это выглядело несправедливо по отношению к тем маэстро проксимо-боя, которые учились ему долгие годы. И хоть пока мне не доводилось тягаться с этими скитальцами в бою, кое-кого из них я изредка встречал. После чего воздавал хвалу Балансу, что эти крутые ребята не заставляли меня отстаивать титул, доставшийся мне по неизвестно какому праву.

Я спрыгнул прямо в воду, благо глубины за бортом было всего по пояс. Обманные маневры и погони остались позади, пришла пора окончательно выяснить, на чьей стороне правда. Проповедник принимал условия игры, поскольку именно к такой расстановке фигур на поле он и стремился. И пусть Либро разыгрывал эффективную комбинацию, он был не первый, кто на моем веку использовал подобную тактику. Вогнать меня в смятение у Твердолобого не вышло при всем старании.

Пираты ничуть не удивились, опознав в противнике мою одиозную личность, а значит, они заранее догадались, кому хватило смелости бросить им вызов. Для кого-то этой догадки вполне хватало, чтобы отказаться от сумасбродных поступков и дать деру, но не для Твердолобого.

– Эй ты, кусок дерьма! – обратился ко мне Либро. Пираты сбавили темп, но продолжали выходить на позиции, держа меня на прицеле. Я выбрался из воды и теперь шел им навстречу, переложив штуцер на сгиб локтя и делая вид, что игнорирую врагов, подкрадывающихся с флангов. Мое поведение выглядело чересчур самоуверенным, но это была иллюзия – я прекрасно видел всех противников на берегу и не переставал следить за их действиями. – Да, ты, гребаный мудак этого гребаного мира! Говорят, тот, кто тебя прикончит, отхватит шикарный приз! Мы в курсе, что тебе, как и нам, плевать на гребаную Мертвую Тему, поэтому спрашиваю прямо: кто ты такой и чего добиваешься?

«Гребаный мудак» – давненько же я не слышал этого эпитета, ласкающего слух ностальгическими нотами! Но впадать в ностальгию я не собирался. Как и отвечать на вопросы Твердолобого. Однако Либро не унимался:

– Ты резидент «Терра» или всего лишь высокоразвитая кукла? Нет, вряд ли ты – кукла! За тобой явно стоит кто-то из ветеранов, нанятых «Терра»! Конечно, кто же еще это может быть! Сколько тебе заплатили, продажная тварь?

Опять эти обвинения в неизвестных грехах, которых я не совершал! Естественно, за службу мне платили, и неплохо, только кого я при этом продавал? Одержимых? Так ведь я никогда и не выступал на их стороне!

– Предатель! – продолжал неистовствовать Твердолобый. – Дай только узнать твое настоящее имя – я опозорю тебя перед всем миром!..

Одержимые ждали не дождались, когда я с ними заговорю. Хрестоматийный прием промышляющих гоп-стопом налетчиков против не слишком пугливых жертв: стоит только мне втянуться в разговор и рассредоточить внимание, как это тут же послужит ублюдкам сигналом к нападению. Либро старательно заговаривал мне зубы, я же пропускал его грозные речи мимо ушей, будучи уверенным, что, как только открою рот, сию же секунду стану трупом. Схватки уже не избежать, только она обязана начаться, когда я того захочу. Пока же я планомерно выдвигался на оптимальную дистанцию для проксимо-боя. Остроглазые пираты значительно превосходили меня в меткости, однако в настоящий момент они не пытались воспользоваться этим преимуществом – очевидно, опасались, что Проповедник на большом расстоянии легко увернется от их пуль.

Последующее произошло в течение всего двенадцати секунд, но примерно столько времени и продолжается проксимо-бой, когда мне удается навязать противнику свой сценарий. Я отчетливо видел все свои цели, также хорошо рассмотрел, с каким оружием пираты собирались меня атаковать. Единственное, что мне требовалось для успешной реализации планов, – нанести удар первым.

Что я и сделал, когда взбешенный моим молчанием Либро разразился очередной тирадой. В этом и кроется суть победы в проксимо-бою: атака на опережение и подчинение врага своим правилам игры. Упуская инициативу, я терял все преимущество и изрядную долю шансов на успех...