15.02.13

– Вопросы? – поинтересовался Евгений.

Гопник шипел и хрипел, пытаясь стабилизировать дыхание. Женя присел рядом на корточки, притянул парня за капюшон и ласково проговорил:

– Ты же теперь будешь думать, прежде чем кого-то подозвать, правда?

– Ххыхх…

– Отдыхай.

…Это было вчера. А сейчас, утром 15 февраля, Евгений Суслов-Градский сидел в такси, направляясь к офису Юлькиного радио с твердым намерением… с намерением сделать что? Он ведь так и не решил, что собирается предпринять. Не бить же ее, в самом деле. Девка-то она неплохая. Ну да, поиграл немного, утолил жажду, познал обладательницу чарующего голоса, но ведь он не обещал ей ничего, даже намеков не делал. Чертовы бабы, напридумывают себе, а ты полезай в кузов.

Застряли в пробке на улице Труда, на подъезде к перекрестку с Энгельса. Кругом гудят, воняют выхлопными газами, сам Женя воняет вчерашним коньяком. Да еще таксист, даром что не условный «Равшан», а вполне себе наш, круглолицый и румяный Сережа, выбрал не ту полосу: нужно было встать во вторую, чтобы проехать прямо по Труда, а он полез на правый поворот.

– Кретин!

Водитель обернулся:

– Кто?

– А я вслух это сказал? – Женя фыркнул. Будь он еще хоть чуть-чуть злее, он вломил бы сейчас и водителю. – Никто, все нормально.

– Если вам недалеко, тут можно пешком пройти, – оправдывался Сережа. – Что я могу сделать, у меня не вертолет, а тут вечно так.

– Знаю. – Женя посмотрел на часы. – Ладно, терпит, я лучше тут посижу.

Он вынул из кармана телефон, снова набрал номер Юльки.

Недоступна.

Чертова сука, как и было сказано.

09:15. Девушки

– Долго ты будешь копаться?! Мы опаздываем!

– Это ты опаздываешь, а я могу и пешком дойти.

Две дамы столкнулись в прихожей. Нахохлившаяся матушка и ее лениво зевающая доченька. Уставились друг на друга, как две козы, не поделившие дорогу.

– Чо? – спросила дочь.

– Капчо! Бегом собирайся!

– Да я уже готова, блин! Мне только одеться!

Анька поставила на тумбочку собранный рюкзак, полезла в шкаф за курткой. Мама нервно кусала губы и елозила большим пальцем по дисплею смартфона.

Ирина Ермилова действительно спешила: будильник не зазвонил, хлебопечка не включилась вовремя, лишив девушек свежего и вкусного завтрака (пришлось закидывать в топку вчерашнюю пиццу), заказчик перенес встречу на час раньше, то есть нужно было лететь на всех парах, игнорируя светофоры и дорожные знаки. А тут еще дочь ковыряется в носу, будто у нее девять жизней, как у кошки.

Аня Оленичева, понимая, что раздражает мать, делала это с каким-то сладострастием, неожиданным для нее самой. Не сказать, что мстила за папу – она обоим своим родителям с удовольствием бы навешала кренделей, – но результаты глупого кейса с недоплаченными алиментами не давали девочке покоя. Неправильно все это. Предки нормально общались после развода, папа приходил на ее дни рождения, возил по спортивным секциям и кружкам, мотался по больницам, каждые выходные и праздники проводил с дочкой. И что вдруг случилось? За что она его? Неужели так накосячил?

Аня насупилась. Неотвеченные вопросы часто вгоняют в ступор в самые неподходящие моменты.

– Ну, чего застыла? Мне помочь надеть?

Аня, не размыкая надутых губ, натянула на себя куртку, медленно застегнула молнию и принялась столь же неторопливо всовывать ноги в ботинки, игнорируя обувную ложку. Она чувствовала, что мама близка к ядерному взрыву, но ничего не могла с собой поделать. Дети такие дети…

Вопреки ожиданиям, Ирина Ермилова не разразилась гневной тирадой. Со вздохом опустила руки.

– Ань…

– Да?

– Ты чем-то расстроена?

Девочка замерла. Второй ботинок остался ждать своей очереди.

Это хуже Хиросимы…

Ирина протянула к ней руку, хотела погладить по волосам, но Анна отстранилась. Спустя мгновение пожалела об этом, но было поздно.

Теперь стало больно маме. Она прислонилась к двери и стала смотреть в потолок. Верный признак подбирающихся слез.

Блин, это черт знает что! Это какое-то неизлечимое детское проклятие: хочешь угодить обоим, потому что обоих любишь, но предки постоянно выкидывают такие фортеля, что хочется собрать рюкзак, сесть на электричку и укатить в Простоквашино. А вы тут донашивайте свои вечерние платья сколько душе угодно!

Слезы не пошли, мама справилась. Вдохнула-выдохнула и снова была в форме.

– Ладно, Анют, вечером обсудим… если захочешь. А сейчас ускорься, пожалуйста.

Для заключения перемирия Ирина выставила кулачок. Аня стукнула по нему своим, улыбнувшись сдержанно, но искренне. На данном этапе этого было достаточно.

Второй ботинок девочка надела быстро и без проволочек. Закинула за спину рюкзак, выпрямилась.

– Ну, пошли, что ли.

На лестничной площадке столкнулись с соседкой, пенсионеркой Владой Иннокентьевной Полищук. Аня всегда удивлялась ее имени. Никак не монтировалась с такой звучной красотой эта худощавая тетка в поношенном китайском пуховике, с серым платком на голове и с выражением лица человека, видевшего живьем Кутузова. Вот ей бы «Галина Петровна» подошла, как математичке в школе, или какая-нибудь «Евдокия».

– Доброе утро! – сказала воспитанная Аня.

– Привет, красавица! – отозвалась Влада Иннокентьевна, спускаясь по лестнице. Ирине она просто молча кивнула. – В школу идешь?

– Туда. А вы чего не на лифте?

– Старовата я для лифта, деточка. Двигаться надо больше, а то в деревянного истукана превращусь. Это вы, молодые, ленитесь, а мне теперь любой движ в радость.

Ирина нажала кнопку вызова. Лифт угрюмо пошел с шестнадцатого этажа на их седьмой.

– Вы чего, опять поругались? – шепотом спросила Аня у мамы.