И тут не самом краю её сознания словно блеснуло что-то.
Нет, даже не чуждый этому пространству свет далёкой звёзды. И не хокингово эхо квантовой дрожи по ту сторону горизонта событий.
Это ощущалось, как взгляд в глубины зазеркалья. Призрачной тени посреди ничего на какой-то миг показалось, что она увидела там собственного двойника. Такой же пламенный сгусток, который – да, только теперь ей удалось распознать этот зов – всё это время слабеющим голосом во мгле взывал к ней в надежде на то, что однажды его услышат.
И она услышала.
Одним взмахом огненного крыла прорубая себе путь через залежи нейтринной пены. Теперь это было так легко, так просто. Не поддающаяся любым попыткам физического мира пена растворялась в небытие, разлетаясь вокруг от единого соприкосновения с её силой. Не стоило даже особо осторожничать с хрупкой, увязшей в статичном болоте скорлупкой, пока вокруг неё оставался слой идеального нейтринного изолятора. Даже в полусантиметре от примитивного, донельзя уязвимого металлполимерного армопласта могли бушевать звёздные температуры, пена же начисто поглощала всякую энергию, прежде чем разлететься нейтринным джетом.
Так больше всего тонких, филигранных усилий ушло на последние миллиметры.
И только тогда не желающая выпускать из своих цепких лап свой промёрзший насквозь груз пена, в конце концов, уступила, показав холодно блеснувший металл корпуса.
Если бы тень знала, что ей делать дальше.
И снова на помощь пришла искра, тлеющая внутри скорлупки.
Лёгкое касание очередного варварского поделия. Кажется, им снова пришлось в ожидании её возвращения погасить и без того с трудом зажжённый плазменный тор. Теперь, с опустевшими накопителями, они бы снова его запустить его точно не смогли, даже если бы сумели каким-то чудом высвободиться из нейтринной трясины.
Одним рывком она извлекла капсулу, надеясь лишь, что мёрзлый биоматериал внутри сможет пережить подобное небрежение.
Кажется, она и правда начинает вспоминать. Этих людей, этого ирна.
Они из последних сил рвались сюда, навстречу странной вселенной, благополучно пережившей собственную тепловую смерть, чтобы выяснить для себя что-то настолько важное, что им хватило глупости поставить на кон в этой космической рулетке не только свои безумно конечные, а потому малоценные на галактических масштабах жизни, но и её собственное существование, которое как раз никакими особыми рамками не ограничивалось.
Тут она почувствовала нечто вроде страха.
Тебе не нужно бояться.
Остаться в абсолютном одиночестве, запертой в этом вселенском склепе, где импакты реликтовых коллапсаров были единственным источником энергии, а значит жизни?
Хорошую же судьбу они ей уготовили.
Они?
Почему «они»?
Она была одно из них.
Тень присмотрелась. Тело её носителя по-прежнему покоилось в одной из биокапсул. Такое же холодное, такое же недвижимое, как и всё вокруг.
Какую ценность оно представляет собой для неё сейчас, какие тайны из прошлого оно до сих пор хранило?
Тень даже представить себе не могла. Слишком далёк от неё мир этих странных биологических созданий.
Но она помнила, что когда-то всё обстояло не так. Она действительно стремилась к одной с ними цели, она на самом деле беспокоилась о судьбе человечества больше, чем о собственной.
Да что там «когда-то». Её искра была неспособна забывать, а значит, и до сих по где-то в недрах её базального ядра теплились вящие знания о том, почему этот полёт в никуда был для неё так важен. Она утеряла не сами эти знания, а лишь способность их интерпретировать.
Итак, дилемма ясна и прозрачна, как эти отлетающие прочь клочья нейтринной пены.
Чтобы осознать, что она тут делает, ей необходимо вернуться в своё былое состояние, слившись с прежним носителем. Но если она решится на подобный шаг, то скорее всего уже не станет возвращаться в текущее.
В этом твоя суть, твой смысл.
В чём её суть? До скончания веков оставаться рабом утлой биологической оболочки-носителя, как это случилось с той, другой тенью, что заперта сейчас внутри утлой скорлупки?
Но, право, она рисковала и отправляясь сюда, навстречу столь желанной сейчас беспечности. Пора определиться, что для неё важнее – формальная свобода и реальное всемогущество в пустоте и одиночестве или утлые возможности, зато с конкретной, осмысленной целью, к чему её звала вернуться издыхающая скорлупка?
Я смогу тебе помочь.
Нет. Ничем ты не поможешь.
Это должно быть только её решение, и она его обязательно примет. Всё равно её текущую мощь не вместит никакая скорлупка. Даже войдя в контакт с носителем, большая её часть останется в изначальном, природном своём состоянии, а значит, невелика потеря. Последует очередная череда пустых разговоров, которые однажды закончатся.
Она им, конечно, поможет, выкинув в спасительный субсвет, ей, поди, теперь это проще простого. А вот остаться здесь или уйти с ними, это уже она решит сама.
Но для начала нужно вновь разжечь плазменный тор, чтобы скорлупка могла запустить цикл пробуждения. Вслепую протащить беззащитный полумёртвый кусок металла через горловину экспансивного квантового моста, не навредив пассажирам, не было дано даже ей, всесильной и могучей.
Слишком хрупкое у скорлупки содержимое.
Нет уж, это вы сами.
Одно лёгкое касание, и пошёл цикл пробуждения базовых систем живучести катера.
Ещё одно – и взревели фидеры накопителя, готовые принимать на ворота первые тераватты энергии.
Дальше процесс уже пошёл сам собой, разве что снова встал вопрос, где взять рабочую массу для подысчерпавшего ресурс термояда. Но при должном запасе энергии накопление рабочей массы покоя в виде протон-нейтронной плазмы проблемы тоже не составляло. Для всесильного существа, питающегося энергией импакта реликтовых коллапсаров это было и вовсе несложным упражнением.
А вот решиться в конце концов на прикосновение к скорлупке – это оказалось для неё куда как непросто.
Глядя, как они копошатся там внутри, с трудом пробуждаясь ото сна, она не могла не ощущать некоторого растущего в себе чувства жалости. Какие же они примитивные, склизкие, трясущиеся, постоянно исходящие биологическими жидкостями и вонючими газами. И как же с ними тяжело коммуницировать.
– Душечка, ты слышишь меня?
Эти гулкие ухающие сотрясения внутренней газовой оболочки биокапсулы были речью носителя той самой искры, что ждала её внутри капсулы.
И как ей не лень использовать для общения столь предательски нелинейный, переполненный посторонними модальностями и паразитными шумами способ трансляции информационных пакетов. Человеческая речь как подход, казалось, была специально задумана такой – максимально искажающей изначально заложенный в сказанное смысл, когда никто не умеет разговаривать без словаря, и когда словарь у каждого – свой. Впрочем, носитель не была человеком. Она относилась к биологически не родственному им народу ирнов, о чём в частности говорил антропоморфный фенотип при детских пропорциях и габаритах. Впрочем, если попытаться вспомнить, говорила она сейчас как раз на одном из человеческих наречий, на галаксе – грубом, примитивном «языке отцов», умудряясь даже в него вкладывать не свойственные ему сюсюкающе-мурлыкающие интонации.
– Ответь, солнце, не заставляй меня повторять, я и без того тебя заждалась.
Ещё бы сообразить, как это сделать.
Ни один из коммуникационных интерфейсов этой скорлупки не был приспособлен для взаимодействия со столь чувствительными структурами, как её искра. Любые попытки прикосновения не к силовым контурам – простым и податливым – но к чему-то более интеллектуальному тотчас порождали в ней нечто вроде боли. Так перегруженные рецепторы в недрах полевой структуры базального ядра реагировали на закритический уровень сигнала. Представьте, что будет, если человеческий глаз добровольно прижать к старой ржавой тёрке и как следует шаркнуть. И представьте теперь на месте глаза чувствительный орбитальный детектор, способный заглянуть на самую грань вселенской истории, чувствительный настолько, что ему тотчас становились во всей красе различимы события первых тысячелетий с момента рождения этой Вселенной. Так она ощущала собственные попытки подать сигнал на сенсоры биокапсул.
Это было невыносимо, да и в целом бесполезно. Куда вернее она сожжёт скорлупку случайным электромагнитным импульсом, чем сумеет достучаться до её примитивной инфосферы. Впрочем, выход всегда был известен. Носитель, её бывший носитель, как и прежде, оставался ей доступен.
Вот она, Превиос, лежит, недвижимая, но готовая вновь распахнуть веки. Каково ей сейчас, пустой оболочке, вот так дожидаться своей участи? По сути, она и без всякой искры была биологически полноценным человеком. Память, личный опыт, навыки, базовая моторика. Ничем не лучше и не хуже других. Так почему же она не спешит проснуться? Причина на взгляд отсюда, снаружи капсулы, была очевидна, хотя и нетривиальна. Её некогда перестроенный под нужды Избранного мозг и был тем самым инструментом для общения искры с окружающим миром, универсальным фильтром, способным воспринять нужные детали и донести вовне её волю. И что только заставило тень некогда покинуть этот уютный кокон, пусть тот и был собран из омерзительных биологических субстанций, трясущихся, подобно студенистому желе?