Волхвы

Если бы кто-нибудь взялся расспрашивать Тихомира Иваныча насчёт прошедшей ночи, о его возвращении, то в ответ получил бы пару колких фраз про крепкий сон и любопытство, сгубившее кошку. Отчасти это было правдой, потому что последствия спасительного рывка в голове старца отпечатались не иначе, как обыкновенный обморок. Дед Тихомир отключился, хотя во время бегства он заведомо готовился спасаться от дьявольских угольных сосен, казавшихся ему ожившими, и перебирать онемевшими от ужаса ногами, пока не наткнётся на точку выхода. И тогда он бы вспомнил про Джека и осознал, что больше никто не придёт прятаться от грозы под его сенями.

Когда Иваныч продрал глаза, перед ним предстал собственный дом, который никак не мог быть чистилищем. Хотя назвать по-другому едва не поглотившее его место, не поворачивался язык.

Часть II

1

Волхвы по-прежнему хорошенько прожаривались на летней сковородке. Их жители совершали традиционные заходы на грядки. Они всё так же кряхтели, обливались потом и придерживались за изнывающую от боли поясницу, когда дело шло к обеду или возвращению домой. Где-то кричали маленькие дети. Большие опять сторонились огородной работы, активно пинали мяч и в очередной раз, после неловкого удара, лезли в крапиву, снимая с губ ругательства, за которые родители отучили бы их сидеть на целую неделю. Издалека доносились привычные козлиные арии. В нос залетал запах скошенной травы. Ни о каком конце света не могло идти и речи.

Голова, на удивление, обрела ясность мальчишки, который ещё размышлял о призыве в армию, хотя, казалось бы, произошедшему следовало огреть Иваныча огромным железным рельсом и, в лучшем случае, оставить в состоянии «баклажана» (старик всегда боялся превратиться в этот овощ под занавес жизни). Он попытался выстроить цепочку событий, потому что, с тех пор как на него напало желание (даже не желание – призыв) отправиться в ночной лес к неизвестному пункту назначения, колесо логических рассуждений сильно забуксовало.

(Сперва чаю) – дал себе установку дед Тихомир.

(Да и попотчеваться чем-нибудь было бы неплохо)

Старик бойко сбросил ноги с кровати. Побочные эффекты прошедшей ночи напрочь отсутствовали. Не наблюдалось даже лёгкого головокружения, мышцы отдавали тонусом, а некогда вредное давление позволяло деду стать первым 90-летним космонавтом. Последнее приключение попало в категорию вещей и людей, которые обычно называют… «ЧУДОМ».

Прилив бодрости продолжался ровно до тех пор, пока он не вспомнил про своего верного путника, не пережившего прошлую ночь. Тихомир догадывался, каким страданиям мог подвергнуться бедный Джек, прежде чем отправиться в лучший мир, и он ощутил горестный укол в сердце, когда осознал, что груз ответственности, доставшийся ему вместе с предложением Джеку идти вместе, был безвозвратно потерян. Так или иначе, смерть четвероногого друга отпечаталась на совести старца, и ему ничего не оставалось, кроме как пообещать самому себе сделать всё, чтобы она не была напрасной.

Какое-то время он просидел в забытьи, соблюдая траурное молчание. Выйдя из него, дед осмотрелся по сторонам, будто снова вернулся в реальность, и остановил взгляд на самоваре.

Иваныч всегда проводил чайный ритуал с использованием этого устройства по назначению и не признавал ни городских пакетиков, ни других современных ухищрений. Однако, сейчас невесть откуда взявшаяся лень взяла своё: вопреки принципам, он достал из кухонного шкафа литровую стеклянную банку, затем большой деревянной ложкой щедро зачерпнул чёрного чая и забросил её густым слоем, раза 3-4 укрыв дно. Теперь понадобился кипяток. Лень сказалась не только на самоваре, но и на растопке печки. Ещё один сосуд, но уже с водой, принял к себе инородный предмет, именуемый в народ кипятильником, еретическим прибором из «ненавистного списка» Иваныча. Но сейчас в его голове преобладали размышления более глубокие, нежели распитие благородных напитков по правилам. Правда, одно он не позволил себе забыть: как только кипяток оросил банку с чаем, она моментально приняла цвет янтарной смолы.

Про чай деда Тихомира ходили страшные слухи, будто от пары глотков этой дичайшей крепости спазмы так сильно сковывают горло, что человеку словно затягивают удавку на шее. Зубы могли окраситься в цвет древесной коры, либо вовсе раскрошиться. Мозг же… что мозг… заливающий его в себя человек превращался в настоящего дурака, ей-Богу! Как бы там ни было, детям дед никогда не наливал фирменного отвару, зато сам регулярно держался в форме.

– Дивный настой в этот раз вышел, хорош, собака! – проговорил Тихомир, прикладываясь к металлической кружке. Вторая его рука раз за разом погружалась в пакет с баранками. Желудок тоже дал о себе знать, но его дед предпочёл не баловать. Может быть, потому что чрезмерная сытость мешала ему думать, да и фанатом набитого брюха он не был, о чём буквально кричала бросающаяся в глаза худоба.

Старик взял кружку с мешком баранок и перебрался на террасу. Уселся чётко напротив леса. По мере того, как по телу растекалась бодрость от настоявшегося до черноты чая, на ум начинали приходить мысли по поводу скрывающейся за соснами энергии. Они приходили и рассыпались, самоуничтожались ещё до того, как затрагивался какой-нибудь блуждающий нерв. Дед чувствовал себя эдаким охотником на бизонов, прикончившим последнего представителя вида. Руки тянулись к ружью, но разум подсказывал, что бизонов больше нет, ты их больше не встретишь, ибо шкуру последнего освежевали только сегодняшним утром. Успокойся, старый!

2

– Славик, на кой тебе 20 скоростей на велике?! – возмущался Женька. Друзья отправились покататься до ближайших посадок по новому маршруту с крутыми горками, в которые без проблем влетал Женькин велосипед «Десна», а Славиково страшно дорогое импортное барахло, как справедливо заметил для себя Евгений, даже на обычной дороге вело себя очень странно.

– Передачи… – Слава ехал, дёргаясь как паралитик, он всё время вздымался над сидением и проваливался вниз, потом привыкал, затем снова резко падал. – Передачи плохо переключаются, это не я! – уже не такой, как раньше, но по-прежнему пышного вида Слава говорил с отдышкой, вспотевшие пальцы проскальзывали на руле.

Женька снял ноги с педалей, чтобы дать другу фору. Дёргающийся образ сзади начал потихоньку приближаться. Нечеловеческая отдышка стала долетать до ушей.

– Давай меняться! – предложил Евгений. Мы с тобой так далеко не уедем. Помрёшь ещё в поле, а рядом никого нет.

– Но он же дорогой! Он должен быть лучше! Лучше дешёвой «Десны» из двух сваренных труб и с одной только скоростью! – верещал Слава. Он был хорошим парнем, но иногда зажиточность Елисеевых сказывалась даже на таких очевидных моментах. Поэтому Славик добавил натуги и пару раз щёлкнул маленьким язычком на руле.

Тут Женька понял, что езда фигуры позади резко преобразилась. Более того, пропали каторжные стоны, и – о, чудо – друг поравнялся с ним, демонстрируя улыбку шире задницы, как сказал бы его дедушка.

– Разобрался? – по-отечески спросил Евгений.

– Ага! – Слава светился от счастья. – Передачи перепутал, дятел! Теперь нормально покатаемся, погнали!

Раздался уже знакомый щелчок, и широкие колёса с протектором унесли надпись «KROSS» вперёд, дальше поля зрения друга.

– Вот и давай тебе фору! – проворчал про себя Женька. Он снова поместил ноги на педали «Десны» и принялся догонять зазнавшегося велосипедиста.

(Зато я не утопаю в собственном сале) – подумал про себя Женька.

(Всё равно ведь щас догоню)

Мальчишки выровнялись. Они неслись вокруг огромного поля, которому ещё предстояло принять целую армию деревенской техники, но пока оно представляло собой лишь океан развороченной земли и делать там было нечего. Поэтому друзья яростно крутили педали, ловили встречный ветер, пробовали вытворять всяческие трюки вроде езды без рук, устраивали гонки наперегонки, в которых чаще всего побеждал Женька, и сходили с ума от потрясающего ощущения свободы. Когда тебе 13 лет и пока недоступно ничего, что имеет двигатель внутреннего сгорания, велосипед – единственный способ выдрать из окружающего мира кусочек беспечности, непреклонности и силы.

Накручивание километров уносило их подальше от обыденного деревенского быта, где дни приходят в облике близнецов, а обстановка меняется лишь в зимний период, когда мороз накладывает свой отпечаток. Во время езды друзей никто не контролировал, не учил жизни и уж, тем более, не отчитывал за мало-мальский проступок вроде немытого лица за обеденным столом. Велосипедисты приносили богу ветра собственное время, и тот одаривал их по полной программе.

– Жека, догоняй! – Славик снова щёлкнул переключателем и быстро ушёл в отрыв, хотя дорога становилась всё круче и постепенно начинала напоминать аттракционы в парке, на которых их пока не пропускали по росту. Настоящие «Американские горки!».

Женька с замиранием сердца наблюдал за тем, как быстро друг добрался до вершины горки, а затем с реактивным ускорением умчался вниз. По округе прокатилась радостная буква «Ааааааааааа», причём так, будто её сбросили с водопада. Когда он сам оказался наверху, то увидел действительно крутой спуск, напоминающий ему лыжные прыжки с трамплина. Недолго думая, Женька крутанул педали и помчался догонять Славика. Расстояние начало сокращаться, и Женька уже хотел издать победный крик, как друг опередил его. Правда, криком боли и ужаса.

Дорога приготовила для самого отчаянного велосипедиста злую ловушку – металлический диск от колхозной машины «Урал», замаскированный в самом конце спуска, причём так удачно, что гонщик вообще не имел каких-либо шансов затормозить. Переднее колесо велосипеда на огромной скорости впечаталось в стенку диска, передав задней части огромное количество энергии, рванувшей велосипед вверх и уложившей наездника на лопатки, прямо на диск. В одно мгновение Славик превратился в свежеподанный обед для каннибалов, которые бы непременно воспользовались такой сервировкой «стола», находись они поблизости.

«Десна» дала по тормозам. Друг пострадавшего подскочил к нему в слегка неадекватном состоянии, читающемся в глазах. Казалось, «трюк» до сих пор стоял на повторе в его мозгу.

– Живой?! – прокричал Женька. Из-за перевозбуждения он не мог говорить спокойно – орал как умалишенный.

– Чё это было? – недоумевал Славик, но боялся пошевелиться.

– Фух, говорить можешь – удостоверился друг. – Сальто ты сделал, вместе со своим дорогущим велосипедом, который чудом не рассыпался в труху! – вынес вердикт Евгений.

– А я и смотрю, мутит меня что-то… – закатил глаза Славик.

– Кончай умирать! – раскисшего больного требовалось привести в чувство. – Попробуй пошевелиться и привстать. Поломанные кости не торчат? – в голосе проскользнули нотки издевательства.

– Завязывай, Жек! Щас… – округлое тело начало потихоньку усаживаться на металлический диск от «Урала».

– Сидишь на попе ровно. А теперь ногами.

Славик перестал быть лакомой добычей. Он отделался парой синяков на бёдрах, и вскоре осознал, что велосипеду досталось куда сильнее – с такой «восьмёркой» он бы втрескался в первое же препятствие на дороге и гарантированно заработал бы морскую болезнь от болтанки.

– Видал? – с грустным видом Слава крутанул колесо, которое теперь уподобилось орудию для гипноза. Друзья даже залипли на 10 секунд, пока оценивали масштаб разрушения.

– Да тут и спицам досталось… – Евгений почесал затылок.

– Угу.

– Знаешь, Слав, брошу я тебя. Ты же не пропадёшь с таким крутым великом, правда? – лицо Женьки озарилось дьявольской улыбкой.

– А моим чего скажешь, умник? Что бросил друга?

– Да, слушай, точно, мамка твоя всыплет, ты прав – Женька продолжал серию болезненных уколов.

– Мамка? Да за твоей тоже не заржавеет, от обеих ремня отхватишь! – Слава даже покраснел от натуги.

– Ладно, – Женя взял свой велосипед за руль и зашагал в сторону деревни. – Потопали домой чиниться.