Какая оплошность! Последствия могут самыми необратимыми. Нечего говорить, они испугаются, что очевидно, но вряд ли будут топтаться на месте как я. Они зазвонят во все колокола и тогда придет спасение на веки вечные, например в магазине рядом с курочками, висящими без перьев.
– Молокосос?! Откликнись! – безостановочно повторял я, не совсем понимая что мною руководит.
Его заберут в научно-исследовательский центр, и будут проводить бесчисленные опыты, в результате которых он вряд ли выживет. Ведь ученым наплевать на то, что он живое существо. Для них важен сам эксперимент. Я избежал этого. Но если его могут, то могут же и меня. Запросто.
– Ты где, Молокососик? – пронзительно вырвалось из моих уст. – Ну, пожалуйста, тебе лучше оставаться здесь.
Неожиданно под кроватью послышалось чавкание. Скорее даже это был не звук обычного тривиального чавкания, а скрежет лязгающих челюстей, которые могут издавать разве что тигры или другие крупные животные. Я опасливо наклонился и увидел, что Молокосос мирно ест кукурузные хлопья, разве что очень небрежно.
– Я так заикою останусь, – произнес я. Ты это что?
– А что? – вопрошал пернатый, продолжая уничтожать молочные к тому времени размягченные хлопья. – Я сколько раз тебе говорил, что есть хочу. А ты, тютя, извини, Фил, как будто меня не слышишь. Вот я и решил проявить инициативу.
Он вылез из-под кровати и присел на полу, не отрываясь от полупустой тарелки.
– Молодец, – похвалил я его тем самым показывая, что был действительно не прав.
– Знаю, – уверенным голосом сказал Молокосос и снова округлился в районе груди.
Но на правах старшего или головы комнаты, который имеет право не только хвалить, но и ругать, я произнес:
– Я тебе говорю, что чуть заикой от твоих фокусов не сделался, а тебе нормально. Хлопья трескает. Вери гуд.
Bon appetit! – отчетливо произнес визитер и почтенно кивнул головой.
– Что? – не ожидал я.
– То, что ты, наверное, хотел мне пожелать приятного аппетита. – разъяснил Молокосос. – Так вот. Bon appetit!
– Приятного, – послушно повторил я. Он знает заморские языки, следовательно он действительно – пришелец. Приметы сходятся.
Он вытянулся в струнку придав уверенность своему вешнему виду, я же стоял, опустив плечи, сутулясь, создав противоположный ему образ мнительного человека.
– Спасибо, – процедил сквозь забитый клюв пернатый. – Да и второе, не волнуйся про заикание. У нас это воспринимается как преимущество.
– У вас? – резко спросил я. – Так откуда же ты?
Молокосос продолжал уплетать содержимое тарелки. Она быстро опустела, он взял бумажный пакет и насыпал вторую порцию. Я ждал ответа. Он налил в тарелку, покрытую двойным слоем хлопьев, молока и расположившись подле нее, посмотрел на меня:
– Так слишком много вопросов.
Разве много? Всего один.
– Если ты мне сейчас не откроешь глаза…
– Ты хочешь, чтобы я тебе открыл глаза? – перебил Молокосос. – Они же итак у тебя открыты.
– Мне что пойти за папой или за мамой. – не выдержал я. Конечно я блефовал. Я не пошел бы за родителями, просто он был неуправляем, а этот факт наверняка подействует на него. Я был прав.
Молокосос оторвался от тарелки. Если до этого он отвечал на мои вопросы вприкуску с пищей, не напрягаясь, то сейчас он подошел вплотную ко мне, откашлялся, сложил крылья домиком и очень дипломатично начал говорить:
– Слушай, Фил. Мы же с тобой взрослые и нам не нужны ничьи советы.
Ну что ты ждешь от своих родителей? Понимания? Ты еще очень мал, как я погляжу?
Откуда у него такие сведения. По внешности я явно не походил на подростка. Может быть он знает тех, кто… Не смотря на ход моих мыслей, молокосос продолжал:
– … И отдав меня на суд твоих родителей, ты совершишь большой грех.
Ой, большую глупость совершишь. Другое дело если я сам к ним выйду.
А так, ничего не получится. Ведь, как только они войдут, я снова стану глиняной фигуркой. Ой… проболтал.
Вот оно что! И действительно, на том месте, где стоял глиняный бог, был только небольшой след и не более того. Самой фигурки не было.
– Так ты значит тот самый глиняный боженька, который может ответить на все вопросы? – спросил я, приседая на колени.
– Ну, на все не на все, – заикаясь ответил Молокосос, – но в принципе, если что-то нужно узнать, то далеко ходить не надо, я же здесь…
Как это здорово. Значит то, о чем отец говорил не бред сивой кобылы (про сивую кобылу я услышал от тети Нади, когда она ругала дядю Колю за то, что тот говорил ей про хоккей, как о лучшем изобретении человечества). Правда, он сказал все возможности фигурка проявляет ночью. Ночь вроде прошла спокойно. Я, во всяком случае, никаких посторонних звуков не слышал.
– Да, но как ты… вдруг, – недоуменно сказал я. – Раз и все. Не понимаю.
Молокосос ткнул пальцем в мою грудь, которая теперь располагалась на одном уровне с ним.
– Так ты же меня вызвал.
– Я? Да нет вроде. Я не вызывал.
Я опешил. Что он имеет в виду?
– Да нет же, – настаивал он, продолжая тыкать в мою грудь, и иногда попадая в живот своими большими пальцами в перьях. – Именно ты меня и вызывал.
Какой он настойчивый. Твердокаменный даже.
– Я бы, наверное, помнил об этом, – повышая голос, говорил я.
– А кто молоко приволок в комнату и стал на моих глазах хлопьями засыпать? – парировал Молокосос, загибая пальцы по количеству моих промахов.
– А что разве это как-то повлияло на развитие событий? – удивился я.
– Еще как, Фил! Да разве так можно со мной поступать? Отвечаю нельзя! У меня от этого перелета, пока летел с твоим отцом в самолете, от голода так урчало, что пару раз отец обращался к стюардам, чтобы они передали пилотам о неисправностях в двигателе. А он все пьет виноградный сок и пьет. Ему же вождь племени Харида четко сказал «Блап капров воста. Семинутка камин нерта».
– Чего? – не понял я, но этот язык мне показался знакомым.
Пернатый вскочил и еще мгновение, как мне показалось, он снова будет кружиться по комнате, как при первом знакомстве и крушить то, что еще не было сокрушенным.
– Да то, что поить меня надо молоком дважды в день, иначе пропадет моя сила, – прошептал он, словно это была тайна, которую он доверяет только мне. – Не хочется с голодухи пропеть лебединую песнь.