В лесной чаще

Пьер сперва отодвинул от себя линзы бинокля, чтобы убедиться, верно ли он использовал прибор, но сомнений не оставалось, у подножья холма сновали муравьи, каждый из которых был высотой со среднюю собаку, породы немецкой овчарки. Длина туловища каждого насекомого была не менее внушительной, и Пьер, на глаз, определил её как полтора– один и восемь метров, что в принципе соответствовало росту взрослого человека.

Гигантские муравьи были заняты своими делами, они сновали из стороны в сторону, то исчезая в овальных проходах, оставленных в земной поверхности, то вновь появляясь из них.

Не потребовалось обладать излишней наблюдательностью, чтобы понять, что ходы в земле были связаны с гигантскими холмами, которые, по всей очевидности были муравейниками.

Отведя бинокль от глаз, Пьер прикрыл глаза и в его сознании всплыли образы из его детского видения, посетившего его в лесу, недалеко от Артуа. Он вновь мчался по извилистым ходам муравейника, теперь, однако, он замечал, что странные, казавшиеся ему тогда необычными, внутренние своды ходов были сделаны из песчаника.

–Впечатляет, не так ли? – спросил Баллард, не покидая своего места – Можешь представить, каково было нам, когда мы нашли это место.

Пьер ничего не ответил и вновь приставил бинокль к глазам. Теперь он увидел, как сразу несколько муравьёв показались на поверхности, покинув свои ходы, удерживая в мощных челюстях крупные золотые самородки. Насекомые, повинуясь одной только им понятной логике, выкладывали самородки на поверхности, позволяя горячим лучам солнца нагревать их. Теперь Пьер видел, что обширное пространство на некотором удалении от подножия холма было буквально устлано золотыми самородками.

Пьер вернулся обратно, в тень большого валуна и передал бинокль обратно Балларду, профессор бережно убрал прибор в чехол.

– Зачем они это делают? – спросил мужчина, после того как промочил горло небольшой порцией воды.

Профессор снял ненадолго шляпу и вытер вспотевший лоб, затем вернул головной убор на своё место и ответил:

– Есть здесь кое какая легенда. – ответил Баллард, словно извлекая какие-то воспоминания из наиболее удалённых закоулков своей памяти – Всё, что мы здесь обнаружили ещё во время нашего первого визита на остров, так или иначе перекликалось с мифами о Тапробане, земле Иоанна Пресвитера. Согласно рукописям, оставленным Селевеком первым Никатором, который долгое время служил личным телохранителем Александра Македонского и сопровождал завоевателя во всех его походах, его личные послы и курьеры в городе Паталипутра, что в Индии, докладывали о делах тамошнего раджи с островной автономией. Селевек Никатор, в частности, подчёркивает такой любопытный момент, он говорит, что у Тапробаны нагретая поверхность, из-за постоянно яркого солнца днём. При этом, даже ночью, когда воздух в почти что пустынной местности становится прохладным, почва не успевает остыть. Но причина скудной растительности заключается в том, что помимо испепеляющего солнца, в недрах острова находится ледяное ядро.

Пьер предпочёл воздержаться от комментария по этому поводу, обнаруживая, что Баллард и сам довольно скептически относился к подобного рода утверждениям древности.

– Ледяное ядро удерживает остров на поверхности Индийского океана, не позволяя ему утонуть. – пояснил Баллард, улыбаясь – Разумеется не стоит воспринимать это высказывание буквально. Следует вспомнить, что сами поиски Тапробаны выглядели как бесконечная череда бесплодных попыток, сменявших одна другую. Те же путешественники, кому якобы удавалось достичь острова, позже не могли найти его. Это разновидность тех мифов о островах, которые открытые однажды, уже никогда не могут быть найдены вновь.

Пьер хорошо понимал, о чём говорил профессор. Сложившаяся ещё в начале шестнадцатого века литературная традиция «изолариев»[4 - От итальянского l'isola – остров, в данном случае разновидность литературного направления, сюжет произведений которого, главным образом, связан с тем или иным островом;] создала предпосылку к сильной популярности таких мифов. Но на политическом уровне, правящие элиты ведущих держав, спонсирующие большинство географических открытий, не могли удовлетвориться одной лишь фабулой, и нужны были объяснения, почему на выделенные ими деньги результат не был достигнут. Благодаря популярности «изолариев», у горе-путешественников появилась возможность ссылаться на феномен «странствующего острова», который меняет своё местоположение в водах ежечасно.

– Селевек Никатор пишет, что под нагретыми почвенными слоями Тапробаны находится ледяная глыба – сердцевина, и что холод от этого льда постоянно стремиться проложить себе путь на поверхность острова, обратив его в плавающую ледяную глыбу. – объяснял, тем временем, Баллард – Однако, благодаря всё тем-же гигантским муравьям, которых ты только что видел, этого не происходит. Они вытаскивают золотые самородки на поверхность днём, чтобы те впитали в себя побольше солнечного тепла, затем, к концу дня, когда солнце уходит на закат, они утаскивают самородки вглубь земли и выкладывают так, чтобы накопленное за день тепло не позволяло холоду ледяного сердечника вырваться на поверхность. За ночь этого температурного противоборства, золото остывает, и с наступлением нового дня, муравьи вытаскивают самородки вновь, так продолжается бесконечно, в этом их функция.

Пьер, на этот раз, не смог не усмехнуться, посмотрев при этом на Балларда.

– Ты сам же, я надеюсь, не веришь в это? Насекомые, работающие во имя спасения острова!

– Знаю, знаю! – поспешил ответить профессор – Потому и говорю тебе, что это мифы, тем более дошедшие до нас из очень далёкого прошлого. Кто знает, сколько раз они уже были искажены в угоду тем или иным обстоятельствам. Но это уже другой вопрос. Пьер, они там, и золото тоже. Мне не так уж и важно, на чём основан инстинкт, заставляющий этих муравьёв делать то, что они делают.

– Как ты думаешь, откуда это золото? – спросил Пьер, после непродолжительного молчания, но профессор только пожал плечами. Он заявил, что с этого момента, любая информация касающаяся дел острова связана именно с мифами, и едва ли ей можно всецело доверять.

– Нас было трое, когда мы впервые вступили на берег этого острова. –заговорил вдруг Баллард, поднявшись на ноги и оценив на глаз, положение солнца на небе – Я и двое моих коллег, помнишь?

Пьер кивнул, глядя на профессора не вставая со своего места.

– Ты никогда не спрашивал меня, что стало с моими бывшими компаньонами.

Пьеру, после недавних событий на катере, совершенно не хотелось даже думать об этом. Хотя теперь, когда Баллард сам затронул этот вопрос, мужчина решил, что момент был подходящим.

– Я надеюсь, ты их не убил, как Арнава.

Баллард метнул молнии взглядом, чем заставил Пьера пожалеть о такой формулировке своего предположения.

– Я им доверял от и до, – отрезал профессор – их я знал достаточно хорошо, и они не имели ничего общего с этим индусом из Порт Блэра. Но я вижу, твоё отношение ко мне сильно изменилось из-за этой вынужденной меры…

Баллард задумался, затем, приблизившись к Пьеру, опустился перед ним на одно колено так, что теперь мужчины находились на одном уровне могли смотреть друг другу в глаза.

– Слушай, – говорил Баллард – у нас впереди самая важная часть нашей работы и мне не нужно, чтобы ты лишний раз волновался или не доверял мне. Но раз я не могу просить тебя о доверии, то вот возьми это.

Профессор вынул из кобуры свой пистолет, из которого был застрелен Арнав, и протянул оружие рукоятью вперёд Пьеру.

Мужчина не знал, что ему следовало делать, он опешил от такого жеста своего компаньона.

– Возьми тебе говорят! Там ещё шесть патронов в обойме, и он на предохранителе. Вот здесь переводишь этот рычаг в это положение и стреляешь, перезаряжать не нужно, он автоматический.

Пьер, преодолевая смущение, положил свою руку на оружие, ощутил под собственными пальцами холодную, гладкую, оружейную сталь.

В этот же миг, его сознание позволило себе на один короткий миг перенестись куда-то далеко от того места, где находились мужчины. Пьер словно увидел себя со стороны, стоявшим на пустом, голом, незащищённом ни с одной стороны света камне, окружённый только бескрайним небом, в котором висели набухшие июньские облака. В руке он держал врученное ему оружие и чувствовал себя одновременно непринуждённо-легко и в то-же время – лишённым возможности к чему либо. С какой бы стороны он не посмотрел за пределы камня-скалы, на которой он стоял, повсюду был обрыв, упиравшийся в небо. Это была тюрьма без стен и решёток.

Затем, его сознание вновь вернулось к реальности, он увидел, что его рука уже держала оружие.

– Закрепи кобуру на ремне, в том месте, где тебе будет удобно его носить, и откуда сможешь легко его достать. В противном случае, оружие станет тебе обузой. – советовал Баллард, стоявший в нескольких шагах от груды валунов – Нам пора возвращаться к палаткам. Дело близится к полудню, медлить нельзя.

– А что происходит в полдень? – спрашивал Пьер, поспевая за профессором, пока они двигались в обратном направлении к палаточному лагерю.

– В полдень, мы преступим к осуществлению нашего плана. – нарочита придавая задора своему голосу, отвечал Баллард – Тебе, наверно, натерпится узнать, как мы добудем первую партию золота!

На самом деле, Пьер мог бы признаться, что водоворот событий, затянувший его с головой, уже давно отодвинул перспективы обогащения за счёт золота на второй план.

– То, как мы заполучим те самородки, – продолжал Баллард – связано с легендой, насколько бы странным тебе это не казалось!

Уже пребывая в лагере, профессор распределил воду между лошадьми, оставив меньшую часть кобыле, и вдоволь напоив жеребят.

– Им вода нужнее теперь. – объяснял Баллард – Им предстоит поработать для нас.

Пьер наблюдал за происходящим с недоумением.

– Мои бывшие компаньоны, мои коллеги по университету, пали жертвами собственной поспешности, позволив жажде наживи ослепить себя. Когда профессор Монтгомери обнаружил гигантских муравьёв, он сперва не поверил своим глазам, и его было сложно в этом обвинить. Профессор Баффет, оказался более дисциплинированным, и не поддался эмоциональному наитию. Он и я уверяли Монтгомери, что следует хорошо подготовиться, прежде чем приближаться к муравьям и их золоту. По нашему мнению, следовало хотя-бы попытаться собрать необходимый информационный минимум. Монтгомери обвинил нас в трусости, столь сильным было его желание завладеть самородками. Каждый следующий день, в течение недели, что мы здесь провели, Монтгомери отправлялся к той куче валунов, где м с тобой сегодня были. Он смотрел на муравьёв, как эти насекомые таскали золото. Он считал количество самородков, пытался определить их примерную массу и в конце концов – прикинуть приблизительный размер прибыли, который он бы мог получить, завладей мы этим золотом. Да, это был первый тревожный звонок. Благоразумие покинуло нашего товарища, и вскоре он стал умолять нас позволить ему приблизиться к золоту, пока то лежало на поверхности при свете дня. Все мои увещевания, как энтомолога, относительно повадок муравьёв, их территориальности и ревностного охранения своей территории подействовали на Монтгомери лишь в той незначительной степени, что он заявил, будто нам следовало совершить вооружённую вылазку.

При упоминании о оружии, Пьер ощутил вес пистолета в кобуре, который теперь был размещён на его ремне по тому же принципу, как до этого носил оружие Баллард. Плотно прилегая к телу, оружие с какого-то момента переставало ощущаться чужеродным предметом, перенимая тепло тела его владельца. Однако Пьер не мог отделаться от странного чувства, вспоминая про врученное ему оружие. Из этого пистолета профессор убил Арнава, легко и непринуждённо перечеркнув все договорённости и данные им слова. Профессор, передавая Пьеру оружие, полагал, что таким образом ему удастся заставить компаньона перестать волноваться, испытывать страх по отношению к самому себе. Отчасти это оказалось действенной мерой, с момента приобретения оружия, Пьер действительно стал чувствовать себя уверенней, хотя так ни разу и не вынул пистолет из кобуры. Он знал, как им пользоваться лишь со слов профессора. Более того, Пьер надеялся, что ему никогда и не придётся воспользоваться оружием.

Сейчас, когда Баллард упомянул про оружие, Пьер неосознанно опустил руку на рукоять, выступавшую из кобуры. Сделав это, он перевёл взгляд на Балларда, опасаясь, что если бы профессор увидел этот жест, то между компаньонами могло бы возникнуть лишнее напряжение. Однако Баллард, продолжая свой рассказ, стоял спиной к Пьеру, поглаживая одного из жеребят по гриве.

– Строение муравья таково, что его скелет находится снаружи, а не внутри, как у большинства млекопитающих. Такое экзоскелетное строение позволяет обеспечивать неплохую защиту от себе подобных. Но так как муравьи у подножия холмов обладают выдающимися размерами, то и их экзоскелет, надо ожидать, очень толстый. Нельзя было с уверенностью сказать, какое именно действие на такого муравья возымеет обыкновенная ружейная пуля. Кроме того, возвращаясь к повадкам этих насекомых, не стоит забывать о их коллективном характере. Они атакуют сразу группами, не оставляя противнику шансов.

– И что ваш друг в итоге решил? – спросил Пьер, заметив, что Баллард вдруг взял слишком затянувшуюся паузу.

– Наш друг… – ответил Баллард, слегка растеряно – Монтгомери, стало быть, решил, что мы трусы и посему золота мы не достойны. Мы предлагали несколько иной лан. Мы хотели составить надёжную карту и вернуться назад, в Англию, где мы бы рассказали о нашем открытии. Затем мы могли бы вернуться уже в сопровождении опытных людей, с подходящими инструментами, если ты понимаешь меня.

– Вы хотели заручиться помощью военных или частных военных компаний. – с ноткой холода в голосе заявил Пьер, а Баллард лишь пожал плечами.

– Уже следующей за этим разговором ночью, я проснулся в своей палатке, что-то не давало мне покоя, и я решил выйти наружу, насладиться прохладой, которая здесь на вес золота. Я обнаружил, что Монтгомери и Баффет исчезли.

– Что, вдвоём? – удивился Пьер.