Дмитрюк. Художественная повесть

Я оглядел палату и ответил Антону:

– Ты знаешь, мне сегодня тоже вряд ли удастся выспаться.

Он просветлел и снова заулыбался.

– Значит, сегодня ночью я буду не один. И мне будет с кем поговорить.

Санитар резко крикнул:

– Антон! Отстань от него. Он только заехал. Или останешься в пятом навсегда. Я расскажу дежурному врачу, что ты плохо себя ведёшь.

Антон понял, что лучше не спорить, отошёл к своей кровати, успев шепнуть мне:

– Сегодня ночью у меня снова будет проблема.

Ужин нам принесли прямо в палату и все быстро расхватали по тарелке. Пахло жареной рыбой и картошкой, но я есть не стал. Аппетит пропал совсем. До меня начинало доходить, в какую авантюру я ввязался. Мне предстояло провести первую ночь в психиатрической больнице. Вокруг меня находились по-настоящему нездоровые люди. А как же я? Что со мной? Я вспомнил фильмы и книги, как из здоровых людей с помощью лекарств целенаправленно делают нездоровых. Б-р-р-р-р! Но я – здоровый! Но это только на мой взгляд. А вдруг?

Я понял, что начинаю сильно нервничать. А это здесь показывать нельзя никому.

После отбоя я лежал на кровати и не двигался. Прямо напротив меня была кровать Антона, а за ней два огромных окна. В окно было видно мрачное и тяжёлое северное небо. И здесь я столкнулся с очередной, как это принято говорить здесь, проблемой. Оказалось, что свет в палатах не выключался. Он горел круглосуточно. Лишь немного убавлялась яркость лампочки. Я попытался накрыться одеялом с головой и повернулся на бок. С ужасом увидел, что с соседней кровати из-под одеяла, за мной наблюдает другой сосед по палате. Вечером он всё время лежал, отвернувшись от меня, а сейчас пристально смотрел на меня немигающими глазами.

– Надо валить, надо валить отсюда!

– Куда? – не понял я. Он что-то ещё шептал, было совсем не разобрать. Я только хотел переспросить его, как понял, что он говорил этот бред не мне, и смотрел он не на меня. Он смотрел сквозь меня. Я окончательно понял, что теперь совсем не усну. Присутствие санитара за столом немного подбадривало. Вспомнились строчки Летова «В мокрой постели голое тело нашли».

И тут началось выступление Антона. Сначала он сел на своей кровати и начал рассматривать спящую палату. Увидев, что у меня открытые глаза, подскочил и встал у меня в ногах.

– Вот почему ты не спишь? Например, я не сплю потому, что все мои жалкие попытки уснуть закончились крахом. И я даже не буду пытаться уснуть, всё равно у меня ничего не получится.

Санитар, одиноко дремлющий за столом под лампочкой, но одним глазом следящий за палатой, мгновенно подскочил, подошёл к Антону и отвёл его до кровати.

– Антон, быстро ложись.

– Я не усну.

– Можешь не спать, просто лежи на кровати.

– Я боюсь спать.

– Антон!

В течении следующих нескольких часов Антон не сдавался. Сначала санитар его отвёл и уложил, но он снова сел на кровати. Санитар подошёл и долго его уговаривал. Антон ложился на кровать, и когда санитар отходил, Антон сразу же вставал с кровати и пытался ходить по палате, чтобы найти, кто ещё не спит. Как только санитар приближался к нему, то снова мгновенно ложился на постель. Вскоре санитару надоели эти игры, и он по телефону вызвал дежурного врача. К его приходу Антон уже лежал под одеялом с одним закрытым глазом. Врач пришёл и стал тихо расспрашивать Антона, в чём дело, но тот всё это время лежал, не пошевелившись, и смотрел в потолок одним не моргающим глазом.

Я не знал, смеяться мне в тот момент, или плакать. Доктор ушёл, так ничего и не добившись. Сразу, как только в коридоре за доктором захлопнулась дверь, Антон встал с кровати. Он пошёл по палате и чуть не потерял сознание. Перед ним внезапно появился врач, который специально открыл и закрыл дверь в коридоре, сделав вид, что ушёл, а сам быстро вернулся в пятую палату.

В-общем, через пять минут после этого, после двойного внутривенного снотворного, с записью в журнал происшествий, Антон уснул. Бешеная доза лекарства усыпила его бесконечную и изломанную психику.

В тот момент, от усталости и новых переживаний, я начал проваливаться в сон, как вдруг раздался резкий крик дежурного врача:

– Пятая, ослабленные! Выходим курить!

Я подскочил на кровати.

Больные (теперь, в том числе и я) быстро потянулись к стойке дежурного врача. На больших часах в коридоре было ровно шесть часов утра.

2 глава

Через два дня меня перевели из пятой палаты в обычную первую.

Жизнь в одиннадцатом отделении оказалась очень насыщенной. Каждое утро нас будил крик дежурного врача, который звал всех больных курить. Это была одна из многих врачебных уловок. Пациенты мгновенно просыпались и по очереди курили в туалете. Все личные вещи пациентов хранились в отдельной кладовке. Сигареты были подписаны и выдавались строго поштучно в определённые часы. Таким образом, в это время наводился порядок в пустых палатах. Уборкой занимались специально подобранные пациенты, возведённые в ранг «помощников». У бригады «помощников» был отдельный стол, и к питанию они получали дополнительную кружку чаю, сахар и кусочек хлеба. Так устроен весь мир.

На первом же завтраке, в общей столовой, которая находилась напротив стойки дежурного врача, я стал искать себе свободное место. В пятую нам приносили еду прямо в палату. И сейчас найти свободное место было затруднением, так как все места занимались строго по расписанию. Питание было однообразным, но довольно хорошо приготовленным. Чувствовалось, что за порядком и обеспечением пациентов был полный контроль.

В тот момент я первый раз увидел Петю. Как потом оказалось, Петя ещё был и моим соседом по первой палате. Он замахал мне руками, призывая к своему столу. Возле Пети было свободное место.

– Садись. Меня зовут Петя. Будешь рядом со мной, и тебя здесь никто не тронет. Я буду тебе помогать.

Я оглядел столовую, молча жующих пациентов, и понял, что единственный, кого мне действительно нужно было здесь опасаться, то это был Петя. Петя был большим здоровяком, скорее увальнем, тюфяком. На лице его была печать долгого лечения различными препаратами для душевного равновесия. И я не ошибся.

– Спасибо, Петя. Меня зовут Роман. Всем приятного аппетита. Ещё, Петя, у меня есть две припрятанные сигареты, после обеда покурим.

И мы подружились.

Во время перекура Петя неожиданно спросил:

– Ты не знаешь, они могут меня домой не отпустить?

Я сначала не понял, а потом ужаснулся действительности.

– Не понял, кто может не отпустить? Главврач?

– Да, и не только он. Через год у меня заканчивается очередной срок лечения, и я хочу домой. Они же могут меня не отпустить! А я уже вылечился, а они не понимают, что я здоров.

– Ты что, давно уже здесь?

– Очень давно.

– А дома когда был последний раз?

– Четырнадцать лет назад, когда в армию ушёл. Это был последний день, когда я был дома.

– Петя, ты чего? Это правда? Что случилось?

– Ну, ушёл в армию, год отслужил, ну, и там, были в наряде одном. Напились вечером спирта, в – общем, меня разбудили, а я весь в крови, а те, двое, мертвые лежат, разрубленные на части. У одного рук нет, у второго ног. А у меня топор в руке. Значит, получается, я их тогда ночью и убил. А я ничего не помнил тогда. Но я их не убивал, я знаю. Я не мог их убить, и я не убивал.

Дальше я, как завороженный, слушал рассказ Пети о его горестной судьбе: как он попал в тюрьму, где его избили, а потом, в наказание за какой-то проступок посадили в изолятор, где он потихоньку сходил с ума, воя на стены. Говорит, выл, молча, потому что иначе было нельзя. Снова накажут. В-общем, вскоре была комиссия, которая направила его на освидетельствование. Там его признали «психом», и назначили принудительное лечение. И лечили его насильно – принудительно.

Петя позвал меня: «Пойдём, покажу, где я был». Мы зашли в нашу палату, и Петя показал в окно: