Армагеддон

И вдруг, после коронации Его Величества, все изменилось как по волшебству. Причем для профессионализации сержантского состава был выбран сразу самый радикальный вариант. Просто во всех военных институтах, в каковые теперь превратились все высшие военные училища, были сформированы так называемые сержантские факультеты. Ходили слухи, что это решение принял сам Император (он якобы сказал: «Учить всех командиров в моей армии должны одни и те же люди. Чтобы любой лейтенант, впоследствии ставший генералом, мог быть уверен, что отданный им приказ всегда будет правильно понят и выполнен, ибо солдатами командуют люди, прошедшие одну с ним школу»), но, как бы там ни было, сержантские факультеты были сформированы достаточно быстро. Срок обучения на них был определен в один год, и выпуск назначен на восьмое сентября, день Куликовской битвы…

В этот момент начальник курса, майор Сергей Крашенинников, выпускник-8 военного факультета Терранского университета, поравнялся с правым краем трибуны и отточенным движением руки вскинул парадную шашку, вновь введенную для всего офицерского состава как часть парадной формы. По этой команде пять сотен молодых глоток надсадно рявкнули:

– И-и-и-и-раз! – и одновременно вздернули подбородки вправо вверх, скрестив взгляды на своем Императоре, стоящем на трибуне.

Его Величество в ответ тоже приподнял подбородок и стремительным жестом вскинул ладонь к обрезу фуражки. Стоящие рядом с ним генералы тоже вытянулись и взяли под козырек, а министр обороны растерянно замялся, понимая, что ему, человеку сугубо гражданскому и одетому не в мундир, а в элегантную и дорогую английскую тройку и шляпу, как-то не к лицу вздергивать руку к полям шляпы и… не зная, куда ее девать.

Спустя час парад закончился. Его Величество спустился с трибуны, но не проследовал сразу к Спасским воротам, а повернул к Казанскому собору и, поднявшись на парапет, окинул взглядом Красную площадь, которая уже начала потихоньку заполняться народом. За последние два года ее вид немного изменился. Она больше ничем не напоминала погост. Он был ликвидирован буквально за одну ночь. Вечером шестого ноября позапрошлого года Его Величество выступил на приеме по случаю Дня Согласия и Примирения с короткой речью, в которой намекнул, что пребывание рядом с официальной резиденцией нынешнего Императора почитаемой усыпальницы человека, который казнил императора прежнего, выглядит несколько странновато. Да и вообще устройство на центральной площади столицы, в самом сердце страны, обширного кладбища несколько отдает некрофилией. Присутствовавшее на приеме руководство коммунистической партии суетливо зашевелилось, начало хвататься за мобильники, но поле подавления уже было включено, а постовые на выходе получили подробные инструкции, поэтому все шесть часов, пока длился прием, видные коммунисты чувствовали себя не в своей тарелке. А когда прием кончился, Ярославичев пригласил их поучаствовать в одном мероприятии.

Оказалось, что за то время, пока главные коммунисты были на приеме, специальные команды извлекли из мавзолея тело Ленина, останки всех похороненных вдоль Кремлевской стены и урны с прахом из самой стены. И на Красной площади выстроилась целая колонна из пушечных лафетов, на которые были помещены останки знаменитых военачальников советского времени, и парадных катафалков с останками иных покойников по главе с самим Владимиром Ильичем. Впереди и позади колонны стояло несколько единиц боевой техники в парадной раскраске, три военных оркестра, два батальона Преображенского и Семеновского полков в полной парадной форме и рота почетного караула. Так что к моменту появления Императора и руководства коммунистической партии для крайне торжественной церемонии перезахоронения все было готово. Вот только начало ее было назначено на три часа ночи, а окончание планировалось не позже восьми утра. Так на окраине Москвы появилось кладбище, названное в народе Красным…

– Пора возвращаться в Кремль, Ваше Величество.

Офицер для особых поручений полковник Казаков наклонился к уху Его Величества и добавил:

– Площадь уже заполнилась людьми, Ваше Величество. Мы создаем проблемы и им, и вашей Службе охраны.

Его Величество выпрямился:

– Ну что ж, Миша, пойдем…

И они двинулись пешочком в сторону Спасских ворот. Многих шокировала эта привычка Его Величества ходить пешком по Кремлю и округе, но он знал, что это хорошо работает на его образ в глазах простого народа, да и вообще любил пешие прогулки. Казаков топал чуть позади, возвышаясь своей могучей фигурой над его правым плечом, и больше никого рядом не было.

Уже пройдя через ворота, Его Величество приостановился и, посмотрев на своего порученца, сказал:

– Ну что, Миша, ты по-прежнему считаешь, что сержантские факультеты – это лишняя трата денег?

Этот спор начался ровно два года назад, когда Его Величество отдал приказ начать формирование сержантских факультетов при военных институтах, и продолжался с перерывами до сегодняшнего дня. Казаков пожал плечами:

– Да нет, с факультетами все как раз получилось более-менее. Я не понимаю другого. Почему вы решили отказаться от идеи полностью профессиональной армии?

Ярославичев рассмеялся:

– А-а, так ты это понял? И что же тебя смущает?

– Ну, не знаю. По-моему, преимущества профессиональной армии перед той, что формируется призывом, давно озвучены и уже не нуждаются ни в каких дополнительных доказательствах.

– Ты не прав, Миша. – Его Величество легко качнул головой. – Дело в том, что ты по-прежнему воспринимаешь армию всего лишь как некий институт, предназначенный для силового обеспечения государственной политики. То есть как чисто военную силу. В этом случае нам действительно нужна чисто профессиональная армия. Причем лучше всего будет сформировать ее по типу французского Иностранного легиона – из лиц, стремящихся избежать налогового или уголовного преследования, лиц без гражданства и иных, желающих начать жизнь заново. Для чего имеет смысл ввести для них правило «чистого листа», то есть по окончании службы выправлять им документы на новое, ими самими выбранное имя, выплачивать достаточную компенсацию и т. п. Во всяком случае, это позволит обеспечить необходимый уровень подготовки и более свободно относиться к возможным потерям. И я тебе обещаю, что такое соединение в нашей армии будет. Как и те, что будут сформированы на чисто профессиональной основе. Но дело в том, что для меня армия еще и нечто другое… – Его Величество некоторое время молчал, бросая задумчивые взгляды на золотые луковки патриарших палат, потом снова повернулся к выжидательно смотревшему на него Казакову:

– Понимаешь, Миша, армия – это еще и очень ценный инструмент формирования государства. И я вовсе не имею в виду ее силу… Вот, скажем, такой вопрос: как ты считаешь, мнение какой группы населения нашего государства, какой бы вопрос ни взять, является определяющим?

Казаков задумался.

– Политические элиты? – Он тряхнул головой, отметая эту мысль. – Журналисты?.. Тоже нет… Нет, не знаю, как-то не задумывался над этим.

Его Величество усмехнулся:

– Ответ прост до банальности – мужчины.

– Мужчины?

– Ну конечно. Дело в том, что большинство женщин просто не дают себе труда задумываться над глобальными вопросами, у них и без того много забот. Да и голова женской половины нашего общества функционирует несколько по-другому. Вспомни, большинство женщин, даже уже подойдя к избирательным урнам, теребят мужей с вопросом – за кого будем голосовать, милый? Да и вся система большой политики в любой стране мира устроена так, что ориентируется именно на мужской тип мышления. Даже в феминистски настроенной Америке мнение женщин оказывается решающим, лишь когда мнения мужчин разделились. Что уж говорить о нас. Так что, как это ни обидно было бы слышать наиболее активным представительницам прекрасного пола, ратующим за безграничное равноправие, ПОКА мнение мужчин является определяющим.

Казаков понимающе кивнул:

– Значит, вы воспринимаете армию больше как инструмент…

– Вот именно. Армия – незаменимый инструмент государственного воспитания, сплочения нации. Подумай, через армию, сформированную на основе призыва, проходит примерно половина всего населения страны. Причем именно определяющая половина. И я хочу, чтобы в сердце каждого мужчины на всю жизнь осталась картина развернутого строя его полка, полощущийся на ветру шелк боевого знамени в обрамлении обнаженных клинков ассистентов… – Он усмехнулся. – Я уж не говорю о том, что служба в армии – это еще и отличный психологический тренинг. В Японии, например, до сих пор действуют, и вполне процветают, курсы для менеджеров высшего и среднего звена. Слушателей этих курсов, солидных людей, заставляют мочиться на перекрестках при диком скоплении людей, подметать тротуары, стоять в подземных переходах, громко декламируя стихи, или выгребать дерьмо из уличных туалетов. И люди, заметь, вполне состоявшиеся и весьма небедные, платят за все это очень большие деньги, считая, что подобная психологическая подготовка позволит им достигнуть в жизни гораздо больших высот. А для того чтобы нести на своих плечах бремя метрополии Великой Империи, нужны психологически очень сильные и устойчивые люди.

– А вы уверены, что при нынешнем качестве офицерского и сержантского состава вам удастся добиться этих целей? По-моему, все предыдущие годы армия, вместо того чтобы воспитывать позитивные чувства по отношению к себе самой и этой стране, занималась совершенно обратным. Во всяком случае, в отношении большинства населения страны.

Его Величество пожал плечами:

– Знаешь, если топор не рубит дерево, а лишь мочалит и отбивает руки, то это не означает, что дерево будет легче срубить перочинным ножиком. Просто надо либо наточить старый топор, либо взять новый. А в случае с наемной армией мы как раз и пытаемся ограничиться перочинным ножиком. Посмотри, к чему пришли американцы. После Вьетнама, когда они приняли решение перейти на добровольческий принцип комплектования армии, одним из решающих аргументов в пользу такого подхода было следующее: люди, которые сознательно, по своей воле надевают погоны и становятся в строй, психологически намного лучше подготовлены к тому, что военная служба предполагает и определенные лишения, и ранения, и даже смерть. А что получилось? Мой аналитический отдел представил мне результаты исследования, из которого следует, что потеря всего одного процента численности личного состава вооруженных сил в девяти случаях из десяти вызовет немедленный выход США из любого военного конфликта. То есть американская армия попросту сбежит с поля боя. Ну и кому нужна такая армия? А что касается того, что было, что есть и что будет? Да, пока солдаты по-прежнему строят дачи генералам, воруют тушенку со складов и бегут от дедовщины и разгильдяйства, но я собираюсь довести до сведения генералов, какой именно я хочу видеть армию. И сделать так, чтобы они поняли, насколько я серьезен в этом отношении. К тому же у меня есть вы и теперь уже есть профессиональные сержанты. Так что все должно получиться.

4

– Ну что, все уселись?

Водитель автобуса, судя по объемам талии (вкупе с задницей и шеей), – большой любитель пива, колы и гамбургеров, с густой порослью на верхней губе, которая явно служила ему компенсацией за слабое присутствие растительности на голове, поерзал, устраиваясь в водительском кресле, и заключил:

– В таком случае пристегните ремни, ибо автобус «Хьюстон – Вашингтон» отправляется сию минуту. – Издав индейский вопль «Йю-ха!», он топнул по педали газа. Несмотря на столь резкое движение своего капитана, лайнер тронулся плавно и величаво. Сам водитель, может быть, и хотел взять старт так же резко и стремительно, как когда-то его предки бросали вперед своих полудиких мустангов, но скрытая в недрах трансмиссии настоящая американская автоматическая коробка передач выполнила свою миссию, не позволив ничем потревожить граждан самой могущественной державы мира. Клайд замер, сраженный пришедшей на ум аллегорией. Похоже, автоматическая коробка передач выполняла в этом автобусе функцию правительства – преобразовывала энергию мотора в движение, сглаживая рывки и толчки, неизбежно возникающие в столь сложной системе, и позволяя автобусу двигаться дальше. Так и правительство США – оно тоже преобразовывало энергию американской экономики в развитие американской нации. Впрочем, на правительстве и Президенте висела еще функция подвески, тормозов и еще черт-те чего (хотя функцию тормозов, положим, лучше всего выполнял Конгресс).

Клайд усмехнулся и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.

Он прилетел домой три дня назад, на похороны матери. Его особо никто не ждал, Клайд был старшим и покинул семью в семнадцать лет, первым из детей, но у сестры и ее муженька все-таки хватило здравого смысла (или чего там еще), чтобы отправить ему телеграмму. Позвонить они не удосужились. Впрочем, может быть, телеграмму отправила тетя Памела (судя по письмам, мать с ней была очень дружна последние годы), но, как бы там ни было, он успел-таки на похороны последней из тех, для кого он был по-настоящему дорог. И это несомненно было удачей. Поскольку, когда умер отец, Клайд безвылазно торчал на Субик-бей в связи с вьетнамо-китайским обострением, а о похоронах брата ему вообще не сообщили. Он узнал о смерти брата только из письма матери (она любила писать письма, говорила, что так она ничего не забывает, а когда звонит, то слишком волнуется и начинает путаться). Назвать же близким человеком сестру у него не поворачивался язык. Впрочем, в этом была и толика его вины. До определенного момента он был для сестры самым главным (позже и единственным) авторитетом, и его уход подтолкнул ее к тому, чтобы окончательно отринуть советы родителей и пуститься во все тяжкие. И то, что она связалась в конце концов с таким уродом, как Бун, было совершенно закономерным. Жизнь (скорее «срок») с этой тупой скотиной стала для нее вполне заслуженной карой. Жаль только, что это омрачило последние годы матери…

Автобус качнуло, Клайд открыл глаза. Сосед слева, по виду типичный фермерский сынок откуда-то из глубинки (джинсы, ковбойские сапоги, шляпа, загорелая рожа и простоватое выражение лица), отвернулся от окна и уставился на Клайда.

– Привет, я – Джон Коллингсвуд из Мачо-Гранде. Это не тот Мачо-Гранде, что на севере, и не тот, что в Айдахо. Наш – городок небольшой, но там тоже живут люди. Я еду в Даллас, собираюсь послужить стране. Мой отец отслужил на флоте, оба моих дяди тоже служили, и старший брат. Только Джош не служил, но у него с детства здоровье не очень. Вот дядя ему и не разрешил. Так что я еду в Даллас. Я тоже хочу во флот или даже в морскую пехоту. – Парень на мгновение прервал свои обстоятельные объяснения и наморщил лоб. – Как ты думаешь, меня возьмут в морскую пехоту? Я сильный, отец говорит, я такой же сильный, как мой прадед Колхаун Коллингсвуд, а он в ту войну был капралом в морской пехоте. – Парень опять замолчал, выжидающе глядя на Клайда, и тот понял, что от ответа не увильнуть. Перспектива на протяжении нескольких часов выслушивать разглагольствования этого деревенского увальня была не из приятных, но парень ехал служить своей стране, и хотя бы ради этого его стоило потерпеть.

– Думаю, вполне.

Парень просиял:

– Вот и отец так думает. – Он откинулся на спинку с довольным видом. – А ты куда едешь?

– Я? Мне до конца. – Клайд скорчил извиняющуюся мину. – Прости, я ночь не спал и мне надо немного отдохнуть. – Он прислонился щекой к подголовнику и смежил веки.

Конечно, ему следовало возвращаться самолетом, но вчера вечером он очередной раз вдрызг разругался с сестрой и ушел из родительского дома, странно чужого, переполненного какими-то посторонними людьми, как был, в джинсах и кроссовках, наскоро покидав в чемодан и костюм, и ботинки, и сорочки. Добравшись до Хьюстона, он немного остыл и стал прикидывать, что делать дальше. На службе его ждали только в понедельник, костюм в чемодане наверняка помялся, снимать гостиницу в Хьюстоне не очень хотелось, так что, выбравшись из своего автобуса, Клайд под воздействием какого-то внутреннего порыва там же, в терминале, купил билет на рейсовый «Хьюстон – Вашингтон» и отправился в «Макдоналдс» перекантоваться час-полтора до его отхода. В «Макдоналдсе» он тоже не бывал уже черт знает сколько времени. Шеф был большим гурманом и за восемь лет, которые Клайд проработал его личным секретарем, успел привить ему вкус и любовь к хорошей кухне. А на тот случай, если не будет времени, чтобы добраться до какого-нибудь приличного ресторанчика, в Департаменте имелась очень неплохая столовая (ну еще бы ей быть плохой при таких-то пристрастиях Госсекретаря). Так что, переступив порог, Клайд мгновенно окунулся в далекие воспоминания. Двадцать лет назад он, еще совсем молодой и сопливый, вот так же торчал в этом «Макдоналдсе», ожидая автобуса на Массачусетс. Он тогда собирался поступать в Массачусетский технологический, наивно полагая, что в этом институте ждут не дождутся Клайда Смитсона из Рок-Баллока, штат Техас. В Массачусетс он тогда так и не попал, на счастье или на беду – об этом он гадал до сих пор. В конце концов после Массачусетса он вряд ли сумел бы в тридцать пять стать помощником Государственного секретаря США, но жизнь у него наверняка была бы намного спокойнее. И Эйприл вполне могла бы остаться с ним… Впрочем, если бы он поступил в Массачусетский технологический, вряд ли ему выпал бы шанс встретиться с Эйприл.

– А может, мне попроситься в морскую авиацию?

Клайд тихонько вздохнул. Нет, пожалуй, надо было все-таки лететь самолетом.

– А что? Пилотом меня, конечно, не возьмут, но стрелком, скажем, или радистом… Мой дед по матери был стрелком на Б-52. Его сбили во Вьетнаме…

Клайд упорно не открывал глаза, и парень вновь умолк, погрузившись в напряженные размышления.