Obscura reperta. Тёмные открытия. Игра в роман. Часть 5. Поверхность бездны

Obscura reperta. Тёмные открытия. Игра в роман. Часть 5. Поверхность бездны
Рона Цоллерн

Как одолеть врага, если не можешь ненавидеть его? Да и точно ли знаешь, кто твой враг? Приходит момент разобраться в самых темных глубинах души, выпустить наружу своих демонов и посмотреть им в глаза. Карты раскрываются одна за другой. Две истории сходятся как реки в общее русло. Скрытые до времени мотивы являются как чертик из коробки, расставляя все на свои места.

Книга с тысячей лиц. Детектив и броманс, лавстори и семейная сага, сказка и психологический роман. Книга-иллюзионист со множеством карманов, в которых спрятаны фамильные тайны, семейные реликвии, древние рукописи, катакомбы и неопознанные могилы, тайные убежища, неутоленные страсти, комплексы, жажда счастья, сокровенные мысли, философские записки о творчестве.

Роман для влюбленных… Для влюбленных в книги!

Содержит нецензурную брань.

Рона Цоллерн

Obscura reperta. Тёмные открытия. Игра в роман. Часть 5. Поверхность бездны

Предисловие in transitu. Фрагмент 5

Хорошо это или плохо, но я не чувствую в себе зрелости, я не ощущаю себя по-настоящему взрослым человеком, и мой роман, хоть я наполняю его многими жизненно-важными для меня вещами, словно попытка распрощаться с милым детским барахлом, попытка, которая заканчивается тем, что прячешь его в тайный ящик, а потом, когда приспичит, можешь снова достать и насладится всем, что дорого, обсасывая в сердце пригретые вещицы, как домашние леденцы из жженого сахара, какие готовила мама на плите, – они, якобы, помогали от кашля.

Неприкрытая глупость

Роланд вошел в здание университета. Казалось все стены, пол, потолок были уклеены воспоминаниями, как старыми афишами. Вот здесь они говорили о Гильгамеше и его несчастном друге Энкиду, вот столб, вокруг которого он ходил, ожидая, пока закончится лекция. По этим ступеням он скользил вниз, чтобы покурить в перерыве и снова вернуться в аудиторию и видеть, как профессор пройдет на кафедру и начнет раскладывать свои бумаги, а потом поднимет глаза, заметит одинокого слушателя на заднем ряду и вдруг начнет читать стихи. Роланд снова вернулся в те дни, когда этот человек был его настоящим и одновременно его будущим, им в будущем. Но это будущее не случилось и от этого прошлое, которым был пропитан воздух города, было таким пьянящим и печальным, оно таило в себе обреченность этого будущего.

Роланд подошел к расписанию лекций. Убедился, что зашел не зря. Ждать еще было довольно долго. Он вышел на крыльцо, достал сигарету, выронил ее и смотрел, как она покатилась, подгоняемая сквозняком по каменным плитам к небольшой ямке, которую он часто долбил носком ботинка, пока курил здесь много лет назад. Вот здесь возле этой выщерблины они виделись в последний раз. Он тогда подошел и вытащил из кармана пальто книгу Аполлинера, протянул ее Роланду. Маленький томик нагрелся в его кармане. Он тут же был открыт наугад, и на странице попались строчки:

И звенит во мне словно бубенчик

мой секрет нераскрытый тобой[1 - Стихи приведены в переводе М. Кудинова.].

Да, так все и было. Он до сих пор ничего и не знает, наверное.

Он закурил, в который раз проверяя себя, – так ли уж необходимо им увидеться, так ли нужно выставлять себя сентиментальным и странным, и то, что витало в этих стенах, давало ему однозначный ответ. Роланд вернулся, лекция должна была закончиться через несколько минут. Он остановился внизу лестничного марша, на него начал надвигаться поток, пестрящий голосами и жестами, той жизненной силой, что переполняет молодых людей, даже когда они хандрят или измотаны необходимостью вести бурную жизнь. Он стоял посреди этого потока и ждал. Его задевали, его нежно обтекали, его замечали в последний момент и шарахались от него, чтобы не сбить с ног, поток иссякал, и вот, наконец, показался последний сгусток. Профессор с некоторыми студентами, мальчиками и девочками, для которых разговор о литературе не мог так быстро закончиться, как заканчивалась лекция. Они уже почти поравнялись с Роландом, когда профессор, споткнувшись, судорожно взмахнул рукой. Роланд подхватил его под руку.

– Мсье Варвик…

– Спасибо… мы с вами знакомы?

– Когда-то я занимал место одного из них.

Профессор вглядывался в лицо Роланда, а тот изучал новые черты его облика – серую седину, мешки под глазами.

– Я узнал вас, – сказал Варвик. – Конечно, это ты. Друзья, прощаюсь! – он развел руками, показывая ребятам, что ситуация исключительная.

– Решил навестить вас, не знаю, почему, – Роланд не собирался ничего придумывать. Неприкрытая глупость, с которой наша любовь вырывается из нас порой, все-таки внушает уважение к себе как явлению человеческой природы.

– Ну, раз уж так случилось, давай отправимся пить кофе.

Роланд улыбнулся. Сейчас Поль казался немногим старше его, впрочем, между семнадцатью и сорока годами разница большая, а между тридцатью пятью и пятьюдесятью семью ее и нет никакой.

– А я все гадал, что с тобой произошло, куда ты вдруг исчез.

– Ничего, просто мы переехали в другой город. Отец решил вернуться к нам, и мы уехали туда, где он открыл дело. Это произошло так стремительно, что я даже не успел поговорить с вами, ну и было еще кое-что…

– Что?

– Сплетня одна, она тогда меня от вас отбросила.

– Что за сплетня?

– Кое-кто считал, что я сплю с вами.

– А, ты об этом… твой стремительный переезд подлил масла в огонь, но потом все утихло.

– Я тогда, конечно, мысленно на вас все свалил…

– Ты был гением мнительности в юности. А что сейчас? Твой конек – чудеса откровенности?

– Нет… Понимаю, что все это очень глупо – приехать сюда, найти вас и говорить об этом…

– Какая разница Роланд? В юности тебя пугало, что кто-то считает тебя гомосексуалистом, теперь, говоря мне о своих чувствах, ты боишься, что я сочту тебя глупцом… Чувства питают наш мир, подумай, чем бы он был, если бы не чувства человека, чем было бы искусство? литература? музыка? Знаешь, когда мой сын был маленьким я не испытывал особой потребности общаться с ним, а теперь, когда он вырос, он не слишком охотно общается со мной, и мне, и ему не хватало моих чувств тогда, а теперь, когда они вдруг появились у меня, они отравляют и мне, и ему жизнь, так что лучше испытывать чувства вовремя.

– Да… Я рад что увидел вас. Я привез кое-что. – Роланд достал из сумки книгу стихов. – Вот. Было бы интересно услышать ваше мнение. А еще… – он протянул Варвику небольшой рисунок в раме с паспарту.

– Это оригинал?

Роланд кивнул.

– Нет, это слишком дорогой подарок.

– Это просто рисунок. Думаю, сам Эгон выкинул бы его, не задумываясь, но после его смерти на каждой его каракуле можно было сделать деньги. Так вышло, что это первая работа художника с мировым именем, которую я купил, и по чистой случайности, очень недорого. Конечно, я тут же вспомнил ваши слова о том, что я был немного похож на молодого Шиле, и этот его автопортрет все время напоминал о вас. Пусть он будет у вас. Мне больше не нужно напоминаний. Вы позволите иногда навещать вас?

– Роланд, раньше ты не был таким преувеличенно вежливым. Кроме Кристофа, моего сына, который навещает меня один-два раза в год, никто особо не рвется – у каждого свои дела… Я буду рад снова тебя увидеть. Расскажи пока о себе – в твоей жизни явно больше изменений, чем в моей. – Варвик засмеялся.

Роланд рассказал вкратце обо всем, что было существенного,

– Иногда я устраиваю выставки, буду рад вас видеть.

– Если буду не занят, может быть, приеду.

– И еще… у меня остались ваши книги, Поль.

– Ну, пусть будут.

– Спасибо, я храню их, так что в любой момент…О, чуть не забыл, – спохватился Роланд, – можете посоветовать специалиста по древним германским языкам? У меня есть один текст, я пробовал его перевести, но, увы, много темных мест, а мне важно знать его истинный смысл.

– Он с тобой?

– Да. – Роланд вытащил из сумки конверт, в котором лежали фотокопии пергамента.

– Оставь. Есть у меня один знакомый… Текст недлинный, думаю, перевод много времени не займет.