Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 2. Чувство судьбы

– Скользковато! Ну, хорошо, мсье таинственность, я отвечу. Мишель Тессо, в первую очередь, в его работах ясно проглядывает озарение, в этих странных нечетких фигурах, в ощущении от света на его картинах, мистического света на границе страха и эйфории. Чикетта, естественно, – усмехнулся Роланд, как показалось брату, невесело, – у нее потрясающая пластика, чувство линии, когда она забывает о том, как ее учат, ее рисунок становится очень зрелым, словно это не девчонка, а умудренный жизнью и прошедший долгий путь мэтр. Но только если она будет работать! Она в таком опасном возрасте – в любой момент может выскочить замуж… забеременеет и – пиши пропало, вот, как Дениз.

– А что с ней?

– Дениз, умница, такое чувство пространства, цветовых сочетаний, чутье на продажу, нюх на покупателя… В последнее время ходит серая, взрывается какими-то истерическими припадками, иногда буквально спит на работе. Думаю, больна, расспрашиваю – все отрицает, начинает извиняться и плакать. У меня были подозрения, но я решил подождать. Она несколько дней не появлялась, и вот в понедельник захожу с утра в галерею, и меня встречает премилый живот на ножках. Токсикоз закончился, все прекрасно! Глаза пустые-пустые, на лице блажная улыбка, все очарование умницы Дениз растворилось где-то в околоплодных водах!

– Она замуж вышла?

– Не знаю, меня на свадьбу не приглашали. Есть какой-то там, она не решилась меня с ним познакомить, я видел его пару раз – ничтожество.

– Ну, потом, когда ребенок подрастет, она сможет…

– Ничего она уже не сможет! Ребенок будет расти, отношения с мужем портиться, она влезет в эту куриную депрессию, наделает кучу глупостей – похудеет, подсядет на психолога, сделает химическую завивку, раззвонит всем о своем несчастном браке, поистерит, пошлет все к черту и попытается включить мозг, а потом попадется под горячую руку пьяному мужу, они попытаются друг друга убить или наоборот решат примириться, как бы там не было, результат будет один – они сделают нового ребенка.

– Вообще-то… если бы женщины не рожали детей, тебя бы тоже не было, – улыбнулся Артур.

– Кому-то от этого было бы хуже?

– Конечно! Во-первых мне.

Роланд взглянул на брата, покивал задумчиво.

– Ладно, малыш, не слушай меня. Наверное, все может быть и по-другому… Вернемся к твоим подающим надежды. Вот скульптор, не помню его фамилию, в нем тоже, мне кажется, хорошее будущее: его люди и особенно эти мифические животные, будто пришедшие из сна, рассказывают какие-то очень интересные и очень древние истории о мире, когда все было слито в сознании, когда не возникало сомнений в том, что мысль материальна, что природа чувствует и отвечает, когда бог водил человека за ручку по чудесному саду. И тот, который рисует тени, да? Тебя тоже зацепило?

Артур кивнул.

– А что бы ты сказал о художнике, который написал ту картину – у меня в кабинете?

– По одной работе судить трудно, но, мне кажется, он хороший мастер, он нашел какой-то очень точный баланс: с одной стороны превосходная техника, с другой – свобода от правил, такое было впечатление, но, лучше еще раз внимательно посмотреть. А что это за человек?

– Возможно, ты с ним потом познакомишься. Ну, продолжай, извини, что перебил.

– Ладно, кто остался… Люсиль Латур, конечно, с ее смелой декоративностью. Хоть в некоторых работах она слишком разухабистая, но многим такое нравится. Ее цветовые парадоксы занимательны, и у нее свой жестко выверенный стиль, немного стервозный, и все-таки вызывающий восхищение. Надо посмотреть еще раз их каталог, кого-то я наверняка забыл. А вообще судить современников надо с осторожностью – вдруг потомки решат иначе! – хитро улыбнулся Роланд.

– Я свое мнение с потомками не собираюсь согласовывать, глупо пытаться прогнуться под будущее, и неизвестно, как на него повлияют такие попытки, – серьезно сказал Артур. – Спасибо, ты мне очень помог!

– Ты загадочен до безобразия, бутуз!

__________

Артур ушел собираться. Роланд отправился в библиотеку – разобрать почту.

– Простите, мсье Роланд…

– Я сказал не появляться на моей половине!

Доминик стоял перед входом в библиотеку. Роланд оторвался от письма, которое читал, повернулся к нему. Лицо мальчишки было из тех, на которые можно смотреть очень долго, любоваться и всем образом вместе и каждой чертой в отдельности. Роланд пытался разобраться, в чем самое сердце этой красоты – в глазах ли, в том ли как собраны все черты внутри овала, или в мгновенной смене выражений – от надменности и наглости, до детской искренности. Одно было ясно, образ был притягателен той опасностью, которая таилась за совершенством внешности, непредсказуемостью и каким-то шаманским безумием.

– Я же только в коридоре, я думал это нейтральная территория…

– Ты ошибался. Вон!

Мальчишка с жалобным видом опустился на колени.

– Извините, не могли бы вы дать мне какой-нибудь ненужный конверт – их у вас в корзине много валяется.

– К чему представление?

– Простой бумажненький конвертик, фотографии сложить… – продолжил Доминик с таким видом, словно вымаливал себе помилование вместо смертного приговора. – Пусть даже на нем что-нибудь будет написано, пусть даже он будет залит кофе, да хоть бы вы им подтерлись, мне подойдет.

Роланд не сдержался, хмыкнул.

– Артист! Таких поискать! – он встал, взял со стола конверт от какого-то приглашения и протянул его Доминику.

– Спасибо, мсье Роланд! Я благодарю Господа Бога за то, что он дал мне возможность лицезреть такого прекрасного человека, как вы!

– Господа Бога оставь в покое и марш отсюда!

– Уже исчезаю! – мальчишка быстро поднялся с колен, шагнул к перилам и перемахнул через них.

Роланд подошел, глянул вниз – никогда не задумывался, но метра три тут точно есть.

– Совсем спятил?

Доминик рассмеялся, сел на пол.

– Сам-то не вольтанулся, мудак?

– О, это больше похоже на правду! Я уж думал, ты заболел.

– От твоей души, упакованной в чистенькое тельце, смердит так, что и сдохнуть недолго!

– А ты не подходи близко! – перебранка забавляла Роланда.

– И то верно, лучше держаться подальше от е..чих мертвецов.

– Тем, кто трусит, конечно!

– Я трушу? Это тебе скоро придется в штаны наложить.

– Не ты ли меня так напугаешь?

– Жизнь с этим и без меня справится.

– Отлично, буду ждать! А то что же – так и помереть непуганым?

– Жаль, что некогда мне, а то бы еще поиграли в «кто-кого-перетрындит».

– Карман иссяк, из которого ты грязь на язык выкладываешь?