– Вот, – сказал Артур Мишелю, сделав рукой движение, будто поймал мотылька. – Ты видишь? Вот то, о чем я говорил тебе – идеи витают в воздухе! Думаю, такое кафе нам и нужно. И как бы ты назвал свое заведение, Джереми?
– Я думал что-нибудь вроде… вот, как у Стейнбека – «Библиотека для желудка», что-то в таком духе, наверное.
– Копи рецепты! Думай обо всем усиленно! Возможно, исполнение твоей мечты уже не за горами!
«Что тут затевается?»
– Можно считать, что сбылось?
– Думаю, да! – Цоллерн посмотрел снизу на сверкнувшего улыбкой Джереми. Во взгляде Артура было столько мальчишеского задора, что Мишель рассмеялся.
«Он даже обаятелен по-своему…»
Артур посмотрел на разложенные бумаги, что-то отложил в сторону, какие-то фотографии резко отодвинул от себя.
– Он точно нет!
– Хм, из каких соображений? Объясни! Вообще-то искусствоведы его хвалят, его работы хорошо продаются. – Мишель развел руками – перед Артуром на столике словно выросли два небольших дерева с ветками-пальцами и клетчатыми стволами.
– Я рад за него, но от этих картинок блевать тянет, уж извини, – сказал Артур довольно жестко.
– Ты не возомнил о себе? Думаешь, на основании своего рвотного рефлекса можешь решать, кто талантлив, кто нет?
– Речь не об этом… Я…
«Не смотри сюда!»
«Вот уж… правда… неожиданная! Или померещилось?»
«Заметил?»
«Хочешь прятаться? Я не против…»
– Я буду настраивать эту реальность в соответствии со своими представлениями о том, что нужно и что хорошо, – продолжил Артур немного рассеянно. – Тебе самому-то нравятся эти расчлененные трупы?
– Может, и нет, но…
– Этого достаточно. Я не хочу такое видеть, и, поскольку я не слишком оригинален, думаю, что многих людей также воротит от этого, как и меня. И я не собираюсь делать вид, что это здорово, пусть искусствоведы хоть обкричатся.
«Какая самонадеянность!»
«Интересно, чтобы ты сказала об этих работах?»
– Иногда так бывает: читаешь статью о каком-нибудь художнике, так все замечательно, и слова умные используются, – продолжил Артур, с трудом держа нить недосказанной мысли, – написано словно на другом языке, половину не понимаешь, читаешь и думаешь: его творчество настолько прекрасно, умно, глубоко…
«Как будто ты вообще читаешь об искусстве!»
«Как ты хочешь, чтобы я поступил? Заметил тебя или нет?»
– И вот ты добираешься до иллюстраций… и понимаешь, что… – Артур снова быстро взглянул на приоткрытое окно, за которым был маленький зал кафе, – что на самом деле оно ужасно… просто омерзение вызывает!
«Заметил! Точно!»
«Я не знаю, что мне делать, что я могу сказать, кроме того, что хочу быть с тобой, видеть тебя всегда…»
– Обладающий талантом должен нести людям добро и красоту, помогать им понять истину.
«Да ты подвижник!»
«Ты не поверишь в это, ты не хочешь этого, тебе нет никакого дела до меня, хотя если бы я мог, как Роланд, мастерски изобретать ловушки…»
– Для этого есть разные пути, тебе не кажется? Несчастные растерзанные жертвы на этих картинах страдают! – Мишель напряг длинные пальцы, словно показывая силу этих страданий. Артур смотрел, как увядает, расслабляясь его рука, когда он закончил и фразу и эмоциональный вброс в собеседника.
– А сам автор – страдает? Все это как-то неискренне и очень отталкивающе. – Артур заговорил быстро, понимая, что уже не может сосредоточится на разговоре, но желая закончить мысль.
«Почему это снова начинается? Почему при тебе я чувствую необъяснимое желание быть какой-то другой? Почему мои мысли постоянно возвращаются к тебе? Я хочу избавится от этого, но не могу!»
«Я не сыграю эту игру так, как тебе бы хотелось. Знаю, ты не можешь любить меня, я не могу тебе нравится, но я принадлежу тебе, хотя не понятно, как может человек принадлежать тому, кому он не нужен. Решать, что будет дальше – тебе. Все, что я могу – сделать ход и ждать твоего ответа».
– Повторюсь, я обратился к тебе, потому что я многих из вас просто не знаю, но в отборе я буду руководствоваться своим пониманием. Хоть я и не разбираюсь в искусстве профессионально, но я оставляю за собой право выбирать по своему усмотрению. В каких-то случаях я могу пойти на компромисс, как например, в случае с Люсиль, потому что я вижу, что ее работы сильны и искренни, а вот тот характер, который они показывают, мне не очень нравится, но в общем и целом… последнее слово будет…
Он поднялся.
– Здравствуйте, мадемуазель Трево.
– Добрый день, мсье фон Цоллерн, – ответила она, – привет, Мишель, – девушка поцеловала Тессо в щеку, постаравшись загородить его собой так, чтобы Артуру было не понятно, в щеку ли.
– Эмма, не хочешь перекусить, а мы бы с Артуром договорили…
– В другой раз, – ответил Артур, помрачнев, – не хочу вам мешать.
«Вот и убирайся!»
«Все-таки я должен тебе это сказать… уже совсем скоро… знаю, что ты ответишь, но, может быть, тогда я смогу потом стать свободным от этого».
– Да ты не помешаешь… Ты решил… – Мишель засмеялся. – Нет, мы просто друзья, Эмма хочет писать статью обо мне…
«Вот кто за язык тянул? А с тобой мы не друзья, уходи!»
«Интересно почитать!»
– Тем более. Статья это важное дело, и требует сосредоточенности.
«Я слышала твои слова о том, что искусствоведы воспевают какое-то дерьмо!»
«Невозможно ни перестать думать о тебе, ни сделать так, чтобы ты…»
– Прощайте, мадемуазель Трево. Я позвоню, Мишель.