Не раздумывая, я запрыгнул на сиденье и машина рванулась, набирая скорость. Я еле успел захлопнуть дверь.
– Спасибо!
– Да не за что. Там какие-то люди лезли через забор, это за тобой? Чего ты натворил? – любопытно спросила девчонка, ухитряясь смотреть одним глазом на меня, а другим на дорогу.
– Без понятия! Первый день как приехал сюда, пришел повидать знакомого, а тут, откуда ни возьмись… Твою ж мать, сходил за хлебушком, – пробормотал я по-русски.
Девчонка удивилась:
– Ты шел в булочную и на тебя напали?
Я повернулся и, наконец, рассмотрел её. Не такая уж и девчонка, лет двадцать пять, растрепанные белые волосы, возбужденно блестящие глаза.
– Какая еще булочная?… А! Не обращайте внимания, непереводимый фольклор. Стоп, вы по-русски понимаете?
– Немножко понимаю, – кивнула она. – Я с туристами работаю, русских много приезжает, так что хочешь-не хочешь, а выучишь. Но давай лучше на французском, ты хорошо говоришь.
– Ладно, – я потер лицо, посмотрел на руки. В быстро мелькающих полосах света от фонарей рассмотрел, что левая вся в темном и липком. Я осторожно потрогал ухо. Ерунда, царапина, по касательной задело.
– Что там у тебя, покажи? – она повернулась, даже не подумав снизить скорость. Полосы фонарного света давно уже слились в непрерывный стробоскоп. – Ого! Сильно болит? Потерпи немножко, скоро приедем, заклеим.
– А куда мы едем-то? – спохватился я.– Спасибо, конечно, большое, но вы меня лучше высадите где-нибудь здесь.
– Ага, “высадите”. И далеко ты уйдешь, такой прекрасный собой, да еще не местный? Сам подумай – район тебе незнакомый, по темноте у нас тут банды всякой шпаны гуляют, полиция еще набежит сейчас, а тут ты, весь из себя подозрительный, в кровище. Загребут и разбираться не станут, кто там на кого напал. Понимаешь, да? – она проскочила пустой перекресток на красный. – Я живу рядом, зайдешь, хоть умоешься.
Я немного подумал и решил, что совет дельный. Царапину и правда надо хотя бы заклеить. И грязную майку переодеть. И понять, что это такое было! Хотя забавно, конечно, что такая соплюшка строит планы по его спасению. И кстати…
– Спасибо за помощь. Вас как зовут? Меня Александр.
– Александер? А попроще никак? И почему ты мне “выкаешь”, я что, так старо выгляжу? Или ты такой сноб? Хотя вроде не похож, – она оценивающе скользнула по мне взглядом. – Я Иза. Вообще-то Изабель, но не люблю. Звучит напыщенно, как в кино. Так что просто Иза.
– Можно и попроще, друзья зовут Санчес, – еле вклинился я в её бойкую болтовню. Сложно так с ходу перейти на “ты” с незнакомым человеком и мне пришлось сделать над собой ощутимое усилие. Выглядеть снобом решительно не хотелось, а у французов с “ты” и “вы” и правда все намного проще, чем у нас. – Слушай, Иза, говоришь, видела этих людей? А они тебя?
Иза свернула в тихий дворик, остановилась у подъезда трехэтажного дома. Немного подумав, рассудительно сказала:
– И они меня, наверное. Я еще затормозила около них, рассмотреть, что там такое. Я на Русское кладбище группы часто вожу, обычно там вечером все закрыто и пусто. А тут еду, трое копошатся у калитки и на меня уставились так нехорошо. Ну я и рванула оттуда, еще не хватало во всякое дерьмо влезать. А потом смотрю – ты бежишь, а эти через ограду уже лезут… – она выбралась из машины, прихватив с заднего сиденья спортивную сумку.
– Ну, что, идём? Я здесь живу.
В квартирку Изы пришлось топать на последний, третий этаж. Я вошел в открытую хозяйкой дверь и быстро осмотрелся: в единственной большой комнате один угол оборудован под кухню, дальше широкое окно, балкончик с двумя стульями и пепельницей на ножке. Диван-раскладушка со смятыми простынями, рядом на маленьком столике остатки завтрака – одна кофейная чашка, одна тарелка. Больше рассмотреть не удалось, Иза за руку потащила меня в ванну. Сама смущенно сгребла в кучу развешанное на крючках белье и принялась рыться в аптечке.
– Давай сюда свою боевую рану, – она прижала мне к уху резко пахнущий спиртом ватный шарик. Надо же, и крови она не боится и шока от всей ситуации что-то не заметно. Может, еще не накрыло на адреналине?
– Шрам останется, наверное. Может тебя в госпиталь отвезти? Там бы зашили. А вдруг заражение? А вдруг столбняк?
Я зашипел, когда она прижала вату слишком сильно:
– Значит, остолбенею! Наплевать на шрам, само заживет. И я не понял, какой еще госпиталь, смеешься что ли? И кстати, мы где? В смысле, мы еще в Сент-Женевьев?
– Нет, это уже район Версаля, но это недалеко, а тебе куда надо?
– Надо сходить в одно место в Сент-Женевьев. И побыстрее бы…
Иза посмотрела скептически и я тоже перевел взгляд на себя в зеркало. Мда… Хорош. Ухо заклеено щедрой полосой пластыря, майка вся в подозрительных пятнах, на боку дыра.
– Точно сотрясения мозга нет? Куда тебе в таком виде… – Иза собрала в кучу окровавленную вату и обрезки пластыря. – Давай утром тебя отвезу, куда там тебе надо…
Я помотал головой: внутри перекатился туда-сюда громыхающий шар. В виске что-то стрельнуло и отдалось звоном в ухо. А почему бы и нет…
– Где-то тут рядом, я потом в сети поищу адрес. Ладно, если приглашаешь…
Иза удивленно остановилась на пороге ванной.
– Но-но, ничего такого, мальчики налево, девочки направо. Дружба, равенство, братство… Андестенд?
Я состроил разочарованную мину.
– Братство так братство…
– Майку большую я тебе найду, пойдешь в душ? Смотри, тут еще кровь и в волосах земля какая-то. Ты на земле что ли валялся на этом кладбище? Ой, слушай, – спохватилась она, глянув на часы, – поздно уже как, а мне еще маме звонить! Ты иди тогда в душ, а я на телефон.
– Ты все еще звонишь маме?
– У меня мама, видишь ли, тревожная очень, приходится. А что? Ты не звонишь?
Я покосился на Изу. Смешная такая балаболка, веснушки вон у нее на носу, как у маленькой. Маму любит.
– Нет, не звоню. Некому звонить. Я один давно.
Иза положила чистую майку на стул у двери, подождала пока из ванной не послышится звук льющейся воды и вышла с телефоном на балкон.
– Это я. Да, все в порядке, – приглушенно сказала она в трубку. – У меня смена объекта… Не уверена, но думаю, что следовали за ним.
Иза помолчала, внимательно слушая:
– Хорошо, продолжаю… У меня все.
#
В темном-темном лесу
Сент-Женевьев-Де-Буа, 2013 год
– Стой, куда?! Не стрелять! На стоянку, в машину!
Лысый разочарованно опустил “беретту” и обернулся:
– Шеф, уйдут же! Хоть я и засек, куда эта машина свернула, но…