Путешествие во времени с хомяком

Сейчас десять тридцать: с первого этажа до меня доносится музыка в финале выпуска новостей. Я понял, что других вариантов нет: мне придётся выходить через переднюю дверь. Я сделаю это очень-очень медленно и тихо. Вечером я старался вести себя как обычно, но мама явно что-то чувствует. Она спросила:

– Милый, у тебя всё в порядке? – и я ответил:

– Да, я просто немного устал.

Обычно это срабатывает, когда я не хочу о чём-то разговаривать. Теперь у меня был хороший повод пойти в кровать пораньше, а для верности я ещё и сладко позевал.

И всё равно мама смотрела на меня странно.

Я поднялся к себе в комнату, но не стал переодеваться для сна, а сменил школьную форму на джинсы и тёплый свитер. Лёжа на кровати, я слушаю, как мама и Стив готовятся ко сну. И вдруг дверь в спальню тихо открывается: это мама. А я полностью одет. Я только успеваю схватить и натянуть одеяло до подбородка, как мама подходит к моей кровати и садится на край. Она гладит меня по волосам, как в детстве. Обычно мне это нравится: я чувствую аромат её крема для рук и считаю новые седые волосы у неё на голове. Но сейчас я мысленно кричу: «Уходи! Уходи!»

Мои глаза плотно закрыты – я изо всех сил делаю вид, что сплю. Кажется, проходит вечность, но наконец мама наклоняется, целует меня в лоб и встаёт. Какое-то время она стоит около кровати, глядя на меня, а потом выходит из спальни. Говорю вам – она что-то чувствует.

Уже одиннадцать тридцать, и в доме всё затихло. Мне кажется, я ни разу не пошевелился с тех пор, как мама вышла из комнаты. Я вылезаю из-под тёплого одеяла и на цыпочках иду к двери. Стив храпит – не слишком громко, но мне слышно. А вот мама никогда не храпит – остаётся только надеяться, что она тоже уснула. Если Карли не спит, под её дверью виднеется полоска света, но сейчас там темно.

Всего три шага до лестницы, но они занимают у меня тридцать секунд: после каждого шага я замираю и прислушиваюсь – вдруг кто-то проснулся.

По ступенькам я иду ещё медленнее. Третья и пятая сверху скрипят, я аккуратно перешагиваю через них – и вот я внизу.

Медленно-медленно я отодвигаю нижний засов на входной двери. Медленно-медленно открываю замок. Потом хватаю с вешалки шарф и накидываю его на замок как раз перед щелчком – звук приглушён, и я на улице.

Через десять минут я около дома дедушки Байрона. И вот он, мопед: лилово-серебристый, заляпанный грязью – я так волнуюсь, что едва дышу. Я снимаю его с подставки и качу по дорожке, шлем уже на мне. Будет лучше докатить мопед до конца улицы и только потом заводить – чтобы узнаваемый скрипучий звук двигателя не разбудил дедушку. Дедушка называет его «гортанный». Если «гортанный» – это как старушечий кашель, то он прав.

На углу Перси-роуд я вставляю ключ зажигания и поворачиваю его, удерживая при этом тормоза – как показывал дедушка. Двигатель заводится, я нервно оглядываюсь по сторонам: на улице ни души, только в нескольких окнах горит свет. Я чувствую запах выхлопных газов, в полной тишине двигатель шумит просто оглушительно, так что пора ехать. Я сажусь на мопед, отпускаю тормоз, поворачиваю правой рукой ручку газа и выезжаю в сырой ночной воздух, подсвеченный жёлтыми пятнами фонарей.

Глава 15

Шум двигателя сливается со свистом встречного ветра – шлем приглушает все звуки. Зато я слышу своё частое дыхание, когда стрелка спидометра указывает сначала на 20 миль в час, потом на 25, а потом я сбрасываю скорость перед перекрёстком. Справа приближается машина.

– Уступи дорогу транспорту справа, – говорю я вслух, останавливаюсь и пропускаю машину. Водитель даже не смотрит на меня.

Я еду дальше: перекрёсток остаётся позади, уже скоро съезд на прибрежную дорогу. Я нащупываю рычажок большим пальцем и сигналю правым поворотником. Даже в полночь на прибрежной дороге много машин. Я смотрю только вперёд и очень напряжён – особенно когда меня кто-то обгоняет. Постепенно здания вдоль дороги редеют. У меня болит уже всё тело, а по спине катятся капли пота, несмотря на холодный ветер.

Через пару миль нет уже ни машин, ни оранжевых фонарей – есть только я и мой мопед. Я еду в островке белого света от передней фары, всё остальное вокруг освещает лишь луна. Забавно, я много раз ездил ночью в машине, но пассажиром, которому можно крутиться и смотреть во все стороны. За рулём так нельзя – почти всё время нужно смотреть только вперёд. А ещё фары встречных машин ослепляют, и потом глазам нужно снова привыкать к темноте.

Слева от меня серебрится в свете луны море. Потом дорога начинает петлять между холмов, и моря становится не видно, но в какой-то момент то ли холмы заканчиваются, то ли дорога поворачивает – и вот снова море. Мне нравится море – серебряно-чёрное, оно успокаивает меня. В одном месте дорога проходит над пляжем: я вижу белую линию пены там, где волна накатывает на песок. Я не слышу шума прибоя, но чувствую морской запах водорослей и соли.

Я хотел бы узнать, сколько сейчас времени, но не решаюсь оторвать руку от руля и посмотреть на часы. Кажется, что я еду слишком долго, у меня уже затекли ягодицы, я проехал несколько миль на самой высокой скорости – и вот наконец появляется белый купол «Испанского города» в Уитли-Бей. Папа говорил, что раньше там был танцевальный зал, потом аттракционы; что там сейчас – я не знаю. Кальверкот находится сразу за Уитли-Бей, они буквально переходят друг в друга.

Спустя десять минут я въезжаю в Кальверкот. Я испытываю смешанные чувства: счастье, облегчение, страх. И ещё мне немного грустно видеть все эти знакомые места: кафе, где мы отмечали мой шестой день рождения, или дом Оскара Рудда – он был моим лучшим другом в начальной школе. Он уехал в Швецию, когда мы были в четвёртом классе. Оскар обещал часто писать мне по электронной почте, но с тех пор я о нём почти не слышал.

И вот я на нашей бывшей улице Честертон-роуд перед своим бывшим домом номер сорок. Я останавливаюсь чуть дальше по улице, глушу мотор, привыкаю к тишине и разминаю онемевшие руки. Теперь мне остаётся только проникнуть в дом – и об этом я вам уже рассказывал. Меньше чем через пять минут я уже смотрю на папину машину времени – жестяной таз и ноутбук. И думаю:

– Конечно же, это не она?

Как я уже говорил, я ожидал увидеть чуть более сложную конструкцию. Чуть более? Гораздо более.

И теперь я стою и держу в руках второе письмо, которое, как вы помните, было приклеено под столом в подвальном убежище, которое освещено только моим фонариком, и мне страшно даже пошевелиться.

Я старался сохранять спокойствие и делать всё, что нужно. Мне кажется, я даже был готов опробовать машину времени, но её здесь нет – по крайней мере, нет ничего, что выглядело бы как машина времени, – и я разом осознаю, как сильно рисковал. До меня вдруг доходит, насколько здесь темно и тихо. Я слышу собственное дыхание – то, как резко и хрипло я втягиваю воздух, и даже, кажется, могу услышать, как бьётся моё сердце.

Я думаю только об одном: я хочу вернуться домой.

Глава 16

Способность шевелиться и нормально дышать возвращается, и я быстро выхожу из подвала. Я закрываю за собой тяжёлую стальную дверь и прокручиваю колёсики кодового замка. Мне всё ещё очень страшно, что меня поймают, и я двигаюсь плавно и тихо. Я прикрываю спуск в подвал досками и выскальзываю из гаража – надо не забыть положить кирпич обратно к створкам ворот. Я стараюсь держаться в тени и тороплюсь к мопеду. Вскакиваю на него, проношусь по городу и выезжаю на прибрежную дорогу. Голова идёт кругом от того, что я сделал так недавно. Луна поднялась выше и светит ярче, чем по пути сюда. Теперь мне даже жарко. На окраине Блита неподалёку от линии пляжа – серебристо-серого в лунном свете – я останавливаюсь и снимаю шлем. Прохладный бриз обдувает мои мокрые от пота волосы.

Я замечаю фары приближающейся машины. Поворачиваюсь посмотреть и слишком поздно вспоминаю: мне нельзя открывать своё детское лицо. Теперь кроме фар я вижу ещё один фонарь – на крыше автомобиля. Пока полицейская машина проезжает мимо, я надеваю шлем и снова завожу мотор.

На всякий случай я сворачиваю на перекрёстке влево – на жилую улицу, которая отходит от прибрежной дороги. И не зря: в зеркале заднего вида загораются красные стоп-сигналы полицейской машины – она разворачивается, чтобы ехать обратно. Чтобы ехать за мной.

В отчаянии я выжимаю скорость на максимум, и маленький двигатель взвывает в знак протеста. Я, конечно, понимаю, что не смогу обогнать патрульный автомобиль. Я оглядываюсь: машина поворачивает на мою улицу, водитель жмёт на педаль газа, двигатель рычит.

Машина приближается ко мне слишком быстро – её синий фонарь мигает, но сирены пока не слышно. В конце улицы дома стоят широким полукругом – это тупик. Я в западне, нужно тормозить, иначе я рискую врезаться в низкую садовую ограду. И тут я замечаю узкую тропинку между двух домов.

Я с глухим стуком заезжаю на тротуар, чуть не опрокинув мопед, и мчусь к тропинке. Патрульная машина резко останавливается: визжат тормоза, хлопают двери, я слышу за спиной топот бегущих ног.

В начале тропинки, ровно по центру, стоит металлический столб – я сильно рискую, но всё-таки ухитряюсь проехать, всего лишь оцарапав заднюю часть мопеда о стену. Мне удалось оторваться. Я осмеливаюсь оглянуться: два полицейских бегут обратно к машине, чтобы перехватить меня на следующей улице.

Я съезжаю с тропинки, даже точно не зная, где нахожусь. Сворачиваю направо почти наобум – кажется, в сторону нужной улицы. Я в панике и с трудом дышу.

Теперь налево: я услышал полицейскую сирену. Патрульная машина в погоне за мной выезжает на главную улицу. Всё-таки они меня заметили. К счастью, я узнаю улицу: ещё один поворот направо, вот лавка База на углу; сирена всё ближе. Не сбрасывая скорость, я подъезжаю к дому дедушки Байрона. Двигатель гудит слишком громко в ночной тишине, но я совершенно забыл, что будить дедушку нельзя, настолько боюсь попасться полиции.

Я сворачиваю на дедушкину подъездную дорожку, моментально глушу мотор и гашу фары, толкая мопед вперёд.

Сирена внезапно затихает.

Мне очень страшно. Я сижу на земле, весь дрожу и не могу отдышаться. Ни меня, ни мопед почти не видно с дороги, по которой еле ползёт патрульная машина. Полицейские внимательно смотрят по сторонам – я съёживаюсь и практически вжимаюсь в стену.

Но они проезжают мимо, и я выдыхаю. Но всё равно лишь через двадцать минут мне удаётся встать, поспешно добраться в темноте до дома, подняться по лестнице и рухнуть в кровать.

Мне хочется плакать, но есть дела поважнее. Я достаю из кармана письмо – то, что было приклеено под столом в подвале.

Глава 17

Дорогой Ал,

у тебя было достаточно времени, чтобы обдумать моё предыдущее письмо, и есть два варианта развития событий:

1. Ты решил, что твой папа сумасшедший, и рассказал о письме маме или полиции, учителю или другу Жаль, если так, – значит, я плохо тебя знаю. Но это моя ошибка, а тебя я не виню.

2. Ты сделал то, о чём я попросил. Надеюсь, это наш вариант.

Ты справился за неделю, как я просил? Полагаю, что да, и продемонстрировал при этом настоящее мужество. Я специально ограничил срок, для проверки. Ведь было бы проще ждать подходящего момента, ждать и ждать, а в итоге так ничего и не сделать. Я обещаю, Ал: больше никаких проверок. Следующая задача и без того будет невероятно сложной.

Наверное, ты очень напуган. Это нормально. Думаю, я был бы напуган не меньше твоего. Бойся: тогда ты постоянно будешь начеку. Если ты будешь начеку, то не совершишь ошибку. А если ты не наделаешь ошибок, то всё пройдёт хорошо.

Люди всегда мечтали, Ал, о путешествиях во времени – в будущее, прошлое или даже в обе стороны. (Помнишь, когда ты был помладше, мы ходили на спектакль по «Рождественской песни» Чарлза Диккенса? Там Скруджу показывают праздник Рождества в его прошлом и будущем. Кажется, тебе было страшно!)