Биржевой роман

– А в чём заключается твой аутотренинг, Гарри?

– Говорю себе, что мне предстоит обычный день, и, что выигрыш или проигрыш никак не повлияют на мою судьбу. Благодаря аутотренингу я настраиваю себя на нужный лад, достигаю состояния эмоционального равновесия столь необходимого для успеха на рынке. Мой тебе совет, Майкл: никогда не совершай сделки, будучи в плохом настроении. В этом случае, вероятно, что твой вход в рынок может быть обусловлен не сложившейся благоприятной ситуацией, а твоим желанием выиграть и таким образом поднять себе дух… Что очень опасно. Если тебе «повезёт», и ты выиграешь, ты обязательно захочешь ещё раз провести этот трюк, когда у тебя снова будут личные проблемы. И это превратится в тенденцию… Так что никогда не решай свои личные проблемы с помощью рынка…

«Психолог Гарри» был дважды женат, и оба раза неудачно. Собравшись жениться в третий раз, он не преминул мне дать ещё один совет: – Обязательно женись, Майкл. Помни, что, согласно статистике, больше всего на рынке рискуют одинокие мужчины

Глава 6. Признание дяди Билла

Наступил 1975-ый год. С помощью мудрых советов друзей я всё-таки смог преодолеть «чёрную полосу», и вскоре моя игра на бирже расцвела и заблистала новыми красками. Ничто мне больше не напоминало о той глубокой «психологической яме», в которую я когда-то угодил. Довольно быстро я достиг столь необходимого для фондового рынка баланса чувств и эмоций. Сильно не радуясь своим выигрышам, я аналогично стал равнодушен и к проигрышным сделкам. Так уж устроен человек. Настраивая себя на скромную радость, мы неосознанно меняем отношение и к неизбежным неудачам. В дальнейшем, несмотря на рост собственного благосостояния, я остался верен своему подходу к биржевым торгам. Тщательно анализируя каждую потенциальную сделку, я довольно редко «входил в рынок». Мои мысли и сомнения находили своё отражение в «дневнике». В отличие от «психолога Гарри», я не бросил эту идею на полпути, а научился извлекать из неё максимальную для себя пользу.

– Это ещё один урок для тебя, Майкл. На бирже, как и в жизни, большое значение имеет не сама идея как таковая, а то, насколько у тебя хватает сил, желания и терпения для того, чтобы довести её до конца, – дядя Билл, несомненно, обладал талантом облекать всё происходящее в ёмкие формулировки.

– Согласен. Многие люди знают, что именно нужно сделать для успеха. Но далеко не каждый человек способен к преодолению самого себя во имя достижения высшей цели, – я старался по мере сил не отставать от него.

Незаметно прошли 5 лет со дня получения мною загадочного наследства. За эти бурные годы я добился ощутимого прогресса на фондовом и товарно-сырьевом рынках. Обрёл наставника в лице дяди Билла, хороших друзей – Джонатана и Пола. «Хаос Шон» и «психолог Гарри» часто делились со мной своими соображениями, остряк брокер Том тоже, чем мог, помогал мне.

Всё шло просто замечательно, только одна мысль не отпускала меня, не давала мне покоя…

Почему же все так благоволят ко мне? Слишком уж добр и приветлив был этот жёсткий биржевой мир…

За 5 лет на Нью-йоркской Фондовой Бирже я, как мне кажется, достаточно хорошо изучил дядю Билла. Это был, несмотря на свою общительность, суровый хладнокровный человек, бывший морской пехотинец, хитрый и ловкий в делах, совсем не склонный к сантиментам. Но он почему-то с самого моего появления на бирже начал оказывать мне покровительство, а чуть позже даже стал делиться со мной своими секретами. Когда я узнал получше дядю Билла, его подобное поведение показалось мне удивительным вдвойне…

Погружённый в себя интроверт «хаос Шон» и закоренелый эгоист «психолог Гарри» тоже выделяли меня, относясь ко мне несколько иначе, чем к большинству коллег по бирже.

Первое время свою «избранность» я объяснял тем, что обладаю способностью нравиться людям, легко входить в доверие. Действительно, вокруг меня всегда было много друзей. И в школе, и в университете я слыл очень весёлым коммуникабельным парнем. Но одно дело университет, и совсем другое – острая конкурентная борьба на Нью-йоркской Фондовой Бирже! С обретением опыта работы на фондовом рынке мне стало казаться очень и очень странным то, что все вокруг так заботливо опекают меня…

Я неоднократно мысленно «прокручивал плёнку», возвращаясь к тому приснопамятному дню 1970-го года. Сам факт получения наследства ещё тогда поразил меня. Мой отец уехал в Европу. И, хоть от него не приходило никаких вестей, я думаю, что он всё же был в добром здравии, иначе я как сын незамедлительно был бы оповещён. Итак, выходит, что я получил наследство при живом отце, в обход живого отца.

С матерью я продолжал видеться очень редко. Меня ещё в 1970-м году несколько смутило то, что когда я ей рассказал «историю с наследством», она была очень удивлена, даже встревожена. В её глазах я не увидел счастья или радости…

– Я плохо знала родственников твоего отца, Майкл. Он с ними почти не общался. Помню лишь, что был у него близкий друг из Чикаго. Вот с ним он регулярно переписывался, – только и сказала она…

История моего наследства, окутанная тайной, тяготила меня… Вокруг было слишком много странностей, неувязок и противоречий.

По прошествии пяти лет странным мне стал казаться и сам посыльный – изысканно одетый франтоватый молодой человек, который непосредственно и передал мне ценные бумаги. Время на бирже не прошло для меня бесследно, мой кругозор существенно расширился. В какой-то момент я осознал, что по манере своего поведения, по образу и взгляду он был скорее похож на биржевого игрока, чем на клерка юридической конторы…

Так, множество мелких деталей постепенно навели меня на мысль, что с самого начала вокруг меня плёлся клубок, и все события того дня 1970-го года вовсе не были случайны, а были подчинены чьему-то хитроумному замыслу.

Для того чтобы проверить это предположение я первым делом решил выяснить, существовал ли вообще Питер Оливер из Чикаго. Наняв дорогого частного детектива, я погрузился в ожидание. Спустя некоторое время он доложил мне, что Питеров Оливеров в Чикаго достаточно много, и трое из них скончались в 1970-м году.

Однако… один из них был простым рабочим, умершим в результате несчастного случая на стройке, другой – преступником, скончавшимся в тюрьме, а третий, хоть и был богат, не оставил после себя никаких бумаг…

Теперь у меня не оставалось никаких сомнений в том, что Питер Оливер – вымышленный персонаж, его в действительности не существовало, как и не было таинственного завещания…

Так, я пришёл к выводу, что во всём происшедшем есть рука дяди Билла, все нити ведут к нему, и следующим моим шагом непременно должен стать откровенный разговор с ним. Его фигура явно стояла особняком, больше него никто не радел за меня на Нью-йоркской Фондовой Бирже.

Но удобный случай всё никак не представлялся – я не знал, как начать трудный для меня разговор.

В конце концов, я, просто улучшив момент, когда мы остались вдвоём, не мудрствуя лукаво, прямо заявил: – Дядя Билл, а не было никакого завещания.

– Какого завещания, Майкл? – дядя Билл удивлённо спросил.

– Того, по которому я получил акции в наследство в 1970-м году.

Дядя Билл сосредоточенно посмотрел на меня…

– Расскажи мне с самого начала, Майкл. Я кое-что знаю, но далеко не всё. В моём пазле не хватает очень многих деталей.

До этого я чуть рассказывал дяде Биллу о себе, об отце, в частности о том, что в 1962-м году мои родители развелись, и он уехал в Европу. Касался я немного и своего пришествия на биржу. Но про все перипетии того дня 1970-го года в этот раз я рассказал впервые…

Дядя Билл очень внимательно меня выслушал… Когда я закончил, он тяжёло вздохнул и медленно, будто по слогам, проговорил:

– Теперь всё понятно. Это был от начала до конца план твоего отца, Майкл.

– Моего отца? Ты знал его?

– Да, мы с ним дружили. Вместе воевали во времена Второй мировой войны.

– Значит, ты и есть тот самый его друг из Чикаго, с которым он переписывался?

– Да, именно так, Майкл.

– Тогда тебе должно быть хорошо известно, где он находится сейчас? – я был безмерно рад тому, что впервые за 5 лет что-то стало проясняться.

– Нет, вынужден тебя огорчить, Майкл. Я с ним не переписывался после его отъезда. Лишь однажды за всё это время я получил от него телеграмму, – дядя Билл сделал многозначительную паузу.

– Телеграмму? Что за телеграмму? – моё любопытство било через край.

– Телеграмма была послана из Индии, Майкл, за полгода до твоего пришествия на биржу, – дядя Билл не спешил раскрывать все карты. – Хотя я не думаю, что твой отец обязательно был там. Вероятней всего, телеграмма была послана из Индии для отвода глаз, просто чтобы замести следы…

– И что было там написано?

– Всего несколько слов: – Через 6 месяцев к вам придёт Майкл. Позаботься о нём, но так, чтобы никто не узнал об этом. – И всё. Не было даже подписи, но я, конечно, догадался, что это от него. Мы с твоим отцом долго дружили и понимали друг друга с полуслова.

– Удивительная история, дядя Билл. И что ты сделал после того, как получил телеграмму?

– Я, в первую очередь, позаботился о том, чтобы соседнее с моим место на Нью-йоркской Фондовой Бирже было зарезервировано за тобой. И это не составило для меня большого труда. Так как в 1970-м году наблюдался некоторый спад биржевой активности, много трейдерских мест сдавалось в аренду. Но, думаю, что и это твой отец предвидел… Однако впоследствии я решил всё-таки не рисковать, и арендовал «твоё место» ещё за 2 месяца до твоего появления… Я боялся, что кто-то на него может претендовать, – дядя Билл обстоятельно излагал события более чем 5-летней давности.

– А что было дальше? – картина всё ещё не складывалась у меня воедино.

– Ничего особенного. За неделю до твоего прихода я просто сделал так, чтобы табличка о сдаче торгового места в аренду была визуально хорошо заметна, – улыбнулся дядя Билл. – И на этом моя подготовительная миссия была завершена. Обо всём остальном ты знаешь…

– Но я многого пока не понимаю, дядя Билл. Откуда вообще взялись эти акции?

– Дело всё в том, Майкл, что твой отец занимался торгами на Нью-йоркской Фондовой Бирже. Более того, он был очень успешен и пользовался огромным авторитетом. Он слыл лучшим экспертом в сфере долгосрочных инвестиций. Акции, которые он фактически передал тебе в 1970-м году, были приобретены им лично в 50-60-е годы.

– Я не знал, что отец занимался биржевыми торгами. Он мне ничего не рассказывал об этом. И мать мне ничего не говорила, – для меня действительно было сюрпризом биржевое прошлое отца.

– Тем не менее, это так, – произнёс дядя Билл. – Просто, понимаешь, в те послевоенные годы, когда твой отец только начинал, ситуация была несколько иная, чем сейчас. Страна тогда переживала тяжёлые времена. Биржевой Крах 1929-го года оказался сильным психологическим ударом для общества, от которого оно очень долго не могло оправиться. Великая Депрессия (1929—1933), будучи логическим последствием Биржевого Краха, породила негативное отношение ко всему, что касалось акций и облигаций. Органы власти с целью обезопасить доверчивых граждан от финансовых потерь, а самих себя от бесчисленных жалоб и обращений, вынуждены были принять ряд предосторожностей. Дошло до того, что акции были приравнены к сигаретам и алкоголю. В рекламе инвестиционных фондов стало обязательным упоминание о том, что акции могут быть опасны для здоровья и благополучия человека!